Нина просто запуталась - Марина Копытина
– Почему тебе стыдно?
– За то, что я так его любила. Я не позволю, чтобы с Ником так случилось. Я не позволю ему оказаться не таким замечательным, как я его себе представляла.
– А каким ты его себе представляла?
– Идеальным любовником, нежным, умным, красивым. Но он не так красив, и я это знаю. И если я к нему подойду, он не будет вести себя так, как я ожидаю.
– Нина, что за план у тебя на уме?
– Я хочу убить его.
– Зачем?
– Чтобы он навсегда остался таким же идеальным, какой он в моем воображении.
– Это поможет?
– Да. Он не успеет оказаться не тем человеком.
– Нина, выйди из этой двери. Вернись в коридор.
– Вернулась.
– Теперь зайди в дверь, где сейчас пятнадцатое сентября.
– Я здесь. Я иду по коридору, где гримерки.
– И что ты делаешь?
– Я захожу в его гримерку, прошу разрешения прибраться. Он сидит у зеркала, вокруг него маячит визажистка.
– Что ты делаешь?
– Я подхожу к нему и говорю, что я очень люблю его.
– Что он отвечает?
– Он благодарит меня и говорит, что очень любит всех своих фанатов. Меня это огорчает, ведь я не все. Я не такая, он не представляет, что он значит для меня сейчас.
– А какая ты?
– Я влюблена в него по-настоящему. Он не представляет, какую гамму чувств его музыка вызывает во мне.
– Что ты делаешь дальше?
– Я прошу его дать мне автограф и жму ему руку. Он расписывается в моем блокноте. Я говорю ему «прощай», забираю пакет из мусорной корзины и выхожу. Переодеваюсь и иду на улицу.
– Нина, это ты убила Ника Кейва?
– Да.
6
Никогда еще эриксоновский гипноз так не помогал ему. Он был ошарашен ответом Нины, и все еще не мог поверить в это. Он вывел ее из гипноза так же медленно, как и вводил. Она должна была все помнить, но он не был уверен.
– Ты осознаешь, что только что дала мне признание?
– Да.
– Что мы будем теперь делать, Нина? Как ты могла?
– Я не знаю. – Она заплакала.
Роберт обнял ее и попытался успокоить.
– Зачем ты это сделала?
– Ты и так все слышал. Я просто влюбилась.
– Нина, я не знаю, как нам дальше быть. Но только не этот ответ, нет! Я не смогу помочь тебе, если ты не признаешься, что у тебя проблемы с психикой.
– Я не могу в этом признаться.
– Убитая собака говорит сама за себя. У тебя были проблемы еще в детстве.
– Это не так, я просто была глупым ребенком. У меня нет психических проблем, просто однажды я пришла к неверным выводам.
– Эти выводы не просто неверные, они смертельные! Ты просто чертовски запуталась, Нина!
– Я делала это все сознательно. Я понимала, что делала. Я хотела этого. Я хочу этого всегда, когда влюбляюсь. Так проще и лучше. Если человек мертв, он не сможет меня разочаровать. Это то, что случилось с Эдди.
– Эдди имеет сильное влияние на тебя. Это не очень хорошо.
– Эдди – мой единственный и самый сокровенный возлюбленный, не смей его трогать!
– Прости. Но я буду настаивать на твоей невменяемости.
– Мне нужно заварить еще чаю, – сказала она и ушла на кухню.
Роберт очень хотел, чтобы рядом оказался кто-то, кому он мог бы снова сказать: «Я же говорил!» Но чем больше было это желание, тем хуже ему становилось. Съеденный завтрак рвался наружу, его тошнило. Он разгадал преступление, и в то же время ему хотелось, чтобы всего этого не было, чтобы Нина сейчас вошла в комнату и сказала, что она пошутила. Он не мог представить себе, как она хладнокровно продумывала это убийство, как готовила яд, какие черные мысли были у нее в голове. Она – психопатка, Роберт это понимал, но надеялся, что он ошибается. Маленькая надежда все еще теплилась в его сознании. Он услышал обрывки фраз Нины, доносящихся из кухни. Как будто она шепотом говорила с кем-то.
– Я должна это сделать. Я знаю, что это плохо, но иначе у меня нет шансов выплыть из этой истории.
У Роберта зазвонил телефон.
– Роберт Пэл? – прозвучал мужской голос. На фоне было слышно металлическое постукивание, как будто на том конце провода складывали в утку инструменты.
– Да, чем могу помочь?
– Это Гарри Гофман, судмедэксперт. Вы просили перезвонить, как только я сделаю вскрытие Алекса Коула.
– Да, спасибо. Каково ваше заключение?
– Он умер не в драке, а от удушья. Скорее всего, подействовал какой-то яд. Может, токсин. Что именно, мы не знаем, но легкие были спазмированы.
Роберт положил трубку и собирался спросить у Нины, с кем это она там советовалась, но не успел. В нос ударил едкий запах хлороформа, ноги стали ватными и подкосились. Он попытался вырваться, но сон наплывал на него огромной тяжелой тучей, и он был не в силах сопротивляться. Он закрыл глаза и, как ему показалось, умер. Последней его эмоцией было сожаление, что он никому не рассказал о Нине.
Глава 4. Заключение
1
Роберт кричал что есть мочи. Он кричал минут сорок подряд и в результате охрип. Поняв, что помощь не придет на звук, он начал пытаться ощупать пространство. Кругом была такая кромешная тьма, что первое время, когда он проснулся, он не мог понять, где он – все еще спит или умер, и это ад. Потом вкралось подозрение, что его заперли в каком-то подвале: пахло плесенью и прогнившими досками. Он ощупал то, на чем лежал: оказалось, это был матрац с постельным бельем. Даже с одеялом.
– Мерзотная аккуратистка, – сказал он вслух. – Говорить вслух не возбраняется, да, Нина? – крикнул он еще раз.
Звук собственного голоса как будто заглушался и не отскакивал от стен. Рядом с ним не было вертикальных поверхностей, поэтому он решил дойти до ближайшего края этого подземелья. Каждый шаг давался с большим трудом, в такой темноте казалось, что под ногами вот-вот кончится земля. Что-то шуршало. Он наклонился и ощупал пол: он был покрыт клеенкой. У Роберта екнуло сердце.
– Зачем тебе клеенка, Нина? – крикнул он, и темнота снова поглотила его голос. – Собираешься убить меня?
Ему казалось, что если он будет больше говорить, то будет больше ощущать реальность. Эта темнота и неизвестность угнетали его.
На корточках он достиг одной из стен и провел по ней рукой. Снова клеенка. Он вспомнил сериал «Декстер», и по спине пробежали мурашки. Сколько ему еще ждать, когда она объявит свой приговор?
Примерно полчаса ему понадобилось на то, чтобы обойти все помещение по периметру. Кое-где он спотыкался о какие-то инструменты и каждый раз боялся, что это человек. Он ни в чем не мог быть уверен, даже в том, что в подвале не находились другие люди или, еще хуже, мертвые люди.
Он не знал, сколько времени он там находился. Больше всего его страшило то, что
