Фридрих Незнанский - Уйти от себя…
Турецкий свернул направо, как советовал указатель. Может, невзирая на запущенный вид ориентира, на какое-то селение он в конце концов набредет? Асфальт остался позади, а вместе с ним напоминание о возможном существовании цивилизованной жизни. Солнце теперь не слепило глаза. Вдоль дороги выстроились молодые деревья. Сквозь пожухлые от жары листья солнечные блики мелькали, как в детском калейдоскопе, когда картинка еще не сложилась и ждешь ее, как появление чуда.
Чудо явилось в виде поселка городского типа. Он возник неожиданно за очередным поворотом. Рядом с двухэтажным домом современной постройки, украшенным причудливой лепниной, вдоль улицы стояли давно не беленные хатки, у некоторых был совсем запущенный вид. Появилась заасфальтированная узкая дорога. Сквозь глубокие трещины она проросла травой и полевыми цветами. Поселок знавал и лучшие времена, но, видимо, это было очень давно. Потому что дорога вскоре закончилась. И опять он загребал ногами пыль. Печать запустения особенно бросилась в глаза, когда он вышел на небольшую площадь перед магазином. Ни людей, ни машин. Но отголоски какой-то жизни доносились — кудахтанье кур, гогот гусей, мычание одинокой коровы, залаяла собака, ей ответила еще одна. Женский голос велел им заткнуться, загремела железная цепь. Наверное, обиженная собака ушла в будку. Или наоборот — подбежала к хозяйке просить прощения. Зато рядом с магазином Турецкий заметил колонку, к которой бросился, как жаждущий путник, который несколько дней бродил по пустыне под палящим солнцем. Он жадно припал к ледяной струе, пока не заболели зубы. Умыл лицо, ссадины сразу же заныли. Но ощущение свежести немного подняло его настроение. Это даже хорошо, что никто его сейчас не видит. Турецкий не сомневался, что перепугал бы любого, кто появился бы на его пути: он подозревал, что лицо его, мягко говоря, не совсем в порядке. Не станешь же объяснять, что ты не бандит, который удачно ушел от погони, а, наоборот, работник правоохранительных органов? Теперь уже бывший… Турецкий влажной рукой пригладил волосы и тут же вспомнил, что в скудном списке его личного имущества помимо носового платка имеется и расческа, и тщательно причесал волосы. Бомжи и беглые бандиты вряд ли так тщательно ухаживают за своей прической…
Шуршание шин заставило его обернуться. Миловидная девушка весело крутила педали велосипеда, задравшаяся юбка открывала ее загорелые коленки и полоскалась от встречного легкого ветерка. Их глаза встретились — она смутилась и одернула юбку. Турецкий воспрянул духом. Есть все-таки люди на сей пустынной земле… Это первый человек, которого он увидел за последние часы своего одинокого путешествия. Притом очень симпатичный человек — с большими серыми глазами и румянцем на всю щеку.
Девушка подъехала к магазину и прислонила велосипед к облупленной замызганной стене, а сама принялась отвязывать корзинку, украдкой посматривая на незнакомца. Со стороны улицы послышался звук мотора подъезжающей машины. Появился автомобиль — еще один признак цивилизации за короткое время. Он остановился у магазина, захлопали дверцы, вышли трое молодых людей в казачьей форме. Турецкий наблюдал за ними, отряхивая ладонью запыленные джинсы. Один из казаков отделился от товарищей, подошел к девушке и заговорил с ней, пытаясь обнять ее за талию. Девушка мягко отстранила его, что-то сказала и зашла в магазин. Казаки у машины заметили Турецкого и уставились на него, внимательно изучая незнакомого человека. Взгляд их был недобрым и ничего хорошего не сулил. Турецкий невозмутимо продолжал приводить себя в порядок, краем глаза отметив, как отвергнутый казак смотрел вслед девушке, а когда она скрылась в глубине магазина, с досадой пнул ногой камень и вернулся к машине. Все трое обменялись короткими репликами и еще раз оглянулись на Турецкого. Вся эта картина напоминала ему немое кино, когда на экране медленно разворачивается действие, но герои беззвучно открывают рты. Не хватает только титров. Опять захлопали дверцы, и машина, тихонько урча, двинулась к колонке. Турецкий разогнулся и спокойно ждал развития событий. Вопреки его ожиданиям, казаки, не останавливаясь, медленно проехали мимо, угрюмо глядя на незнакомца. Турецкий шутливо отдал им честь. Машина прибавила ходу и обдала на прощание Турецкого пылью. «Блин…» — буркнул он, разглядывая свои туфли, на которых осел свежий слой пыли. Только что он тщательно протер их травой, они даже начали блестеть, а теперь опять у них такой вид, словно он нашел их на помойке.
Где-то скрипнула калитка, из переулка выплыла пожилая дородная женщина с ведрами в руках. Подозрительно косясь на Турецкого, она подошла к колонке и подставила ведро под струю воды. В ответ на его приветливую улыбку она хмуро и недоверчиво бросила на него быстрый взгляд и тут же опустила глаза. Народ здесь явно не любил пришлых, сделал заключение Турецкий. Но если местные люди не умеют изобразить на своем лице радушие, то ответить на приветствие они в состоянии?
— Здравствуйте, доброго вам здоровья! — поприветствовал он хмурую селянку.
— Доброго дня, — ответила она неохотно.
— Извините, вы не подскажете, здесь много населенных пунктов вокруг?
Похоже, женщина не ожидала, что незнакомый человек рискнет обратиться к ней с вопросом, если она всем своим видом показала, что человек ей подозрителен. Она зыркнула на него исподлобья и сердито переспросила:
— Чего?
— Ну, есть тут поблизости большие поселки или город? — не стушевался Турецкий.
Женщина ответила не сразу, словно взвешивала, стоит ли вступать в разговор с пришлым. К тому же выдавать военную тайну о географическом положении близлежащих населенных пунктов. Но все-таки заговорила, решив, вероятно, что промолчать как-то не очень вежливо.
— Тихорецк есть, тилькы цэ далэко. Километрив восемьдесят.
— А деревни? Тут что, кроме степи и полей, ничего нет?
— Та есть за путями, за сортировкой, станица. Километрив двадцать. А потим лыман та плавни. А тоби куда, хлопче? — Голос ее стал мягче, что-то человеческое промелькнуло в ее взгляде.
— Похоже, сюда, к вам… А станция пассажирская где?
— У городи. У Тихорецке.
— А у вас в поселке…
— В якому поселке? — она опять насторожилась, неохотно отвечая на вопросы слишком любопытного и назойливого собеседника.
— Ну, в станице… Нет такого… Олега? А, может, и не Олега. Ростом пониже меня, волосы светлые. У него еще пальца нет… — Турецкий для наглядности показал ей руку с загнутым безымянным пальцем. Почему он решил, что попутчик, обокравший его, должен жить здесь, Турецкий и сам не знал. Возможно, подсказывала интуиция, наработанная годами.
Женщина ничего не ответила. Она бросила на Турецкого быстрый испуганный взгляд, взяла наполненные водой ведра и молча отошла от колонки.
— Извините… — Турецкий изумленно смотрел ей вслед. Наверное, она решила, что и так много сказала лишнего, и бесцеремонно прервала разговор. Но почему в ее взгляде промелькнул страх?
— Не знаю я ничего… — пробормотала женщина и торопливо пошла прочь, расплескивая воду. Ее загорелые ноги мелькали под длинной неопрятной юбкой, резиновые калоши, скорее похожие на опорки, шлепали по растрескавшимся пяткам. Если бы она сидела в таком виде в переходе в Москве, ей бы точно сердобольные люди набросали кучу мелочи. Бедность, нищета, неопрятность… Турецкому стало жаль женщину. Неспроста она прервала разговор. Что-то пугает ее. Он вспомнил трех казаков, их колючий, враждебный взгляд. Ну и местечко…
Турецкий оглядел себя и остался доволен. Джинсы почти чистые. Туфли опять блестели. Рукава рубахи, правда, в мазуте, но и эту проблему можно решить, подвернув их повыше. Но взору открылись лиловые синяки на предплечье — следы ночной драки. Это один из мужиков вцепился своими клешнями мертвой хваткой, когда Турецкий пытался вырваться, чтобы догнать поезд. С синяками уже ничего не поделаешь. А вот в грязной рубахе разгуливать среди людей, которых он еще надеялся повстречать, не хотелось. Примут за бездомного бродягу, никто не захочет вступать с ним в разговоры…
Да, а ведь девушка все еще в магазине, спохватился он. Раз она так долго не выходит, скорее всего, болтает с продавщицей. Значит, у нее есть время. А два человека при тотальном отсутствии людей — это уже хорошо. И он пересек замусоренную окурками и пластиковыми бутылками площадь в надежде поговорить с более приветливыми людьми, чем эта зашуганная бабка. Ну если и не приветливыми, то хотя бы более разговорчивыми. Может, у здешних людей такой обычай, местная особенность — всех незнакомцев встречать в штыки. Мало ли кто им тут так насолил…
Темноватое помещение магазина освещала голая лампочка, засиженная мухами. Сквозь давно немытое небольшое окошко несмело пробивалось солнце. В магазине стоял устойчивый запах лежалых продуктов. Обычный запах сельмага, знакомый Турецкому с юности. В таких он с однокурсниками покупал нехитрый набор продуктов, когда их посылали в колхоз помогать убирать урожай. Как правило, они разживались водкой и банками с килькой. Иногда удавалось добыть что-то посущественнее — селедку и печенье «Шахматное»…
