Энн Перри - Реквием в Брансвик-гарденс
Это еще было мало сказано! Скандал мог погубить любого из троих живущих в этом доме мужчин, а то и всех их разом, если обстоятельства так и останутся невыясненными. Именно такую ситуацию надеялся предотвратить Корнуоллис.
– Надо думать, что ей самой было известно, что она находится в интересном положении? – уточнил Томас вслух.
Маршалл жестом выразил сомнение:
– Возможно, однако мне приходилось встречать женщин, доходивших до конца срока, ни о чем не подозревая. Но, судя по тому, что вы рассказывали об этой особе, думаю, что она была в курсе. Женщины обычно знают это.
– Понятно. – Питт откинулся на спинку кресла и глубоко запустил руки в карманы.
– Шантаж? – предположил его собеседник, с сочувствием посмотрев на него. – Или большая любовь? Измена жене, пострадавшей после тридцати лет крепкого брака?
– Нет, – улыбнулся в ответ суперинтендант. – Не в этот раз. На мой взгляд, Вита Парментер не относится к той разновидности женщин, которая могла бы допустить подобную ситуацию, а допустив, – ответить на обиду припадком насилия. В любом случае только она и еще один член семьи не могли столкнуть Юнити. Вот если бы вы сказали мне, что ее задушили сразу после падения, тогда это могла бы сделать Вита.
– Нет… причиной смерти стало падение, – уверенным тоном проговорил Маршалл, задержав дыхание. – Что оставляет вам несколько возможностей. Несчастная любовь – не доставайся же ты никому, если не мне! Шантаж любого из находившихся в доме мужчин под угрозой разоблачения в качестве отца ребенка – или, может, опасения в этом со стороны одного из них. – Он внимательно смотрел на Томаса. – Ревность другого мужчины, потому что он не был отцом и ощущал, что она предала его с кем-то другим и была потаскухой, если не хуже. – Он изогнул бровь. – Или ревность одной из женщин, если отцом был священник. Либо одна из них попыталась защитить отца ребенка от шантажа.
– Благодарю вас, – саркастическим тоном произнес суперинтендант. – Почти все эти варианты я уже наметил самостоятельно.
– Простите. – Эксперт вяло улыбнулся. – Как я уже говорил, случаются времена, когда мне кажется, что ваша работа хуже моей. Я имею дело с людьми, уже недоступными всякой телесной боли. Но объекту нашего разговора пришлось страдать недолго – самое большее, несколько секунд.
Питт уже предполагал это, однако услышать такие слова произнесенными вслух было приятно. Одной страдалицей меньше.
– Благодарю вас, – проговорил он без всякой едкости в голосе. – А не нашлось ли чего-то еще? Какого-нибудь свидетельства, за которое можно зацепиться? Нам известно время смерти. Мы знаем, что произошло. Конечно, я не думаю, что на теле может остаться отметина, характеризующая того, кто толкнул ее, говорящая о его росте. Но, может быть, какая-нибудь нитка, след руки…
Маршалл строго посмотрел на него:
– Могу только сказать, что пятно на ее туфле оставила субстанция, которой травят вредителей в оранжерее или зимнем саду.
– Поскольку мы обнаружили это вещество на полу оранжереи, этот факт, увы, ни о чем не говорит, – ответил Томас. – Разве что указывает на то, что, хотя Мэлори сказал мне, что Юнити не заходила туда, она на самом деле там побывала. Но люди часто лгут из страха, а не для того, чтобы скрыть собственную вину.
– А вы не думали о том, что в преступлении могли участвовать двое из них? – услужливо предложил Маршалл еще одну версию, глядя на собеседника ровным взглядом. – Скажем, отец ребенка и кто-то, пожелавший защитить его?
Скептически глянув на него, Питт поднялся на ноги, непреднамеренно царапнув ножками кресла по полу.
– Спасибо за информацию, доктор Маршалл. Оставляю вас заниматься собственными делами, пока вы не придумали еще что-нибудь, способное еще больше утяжелить мою работу.
И он с легкой улыбкой направился к двери.
– Удачи! – бодрым тоном крикнул ему вслед эксперт.
От него Томас направился прямо в кабинет Корнуоллиса. Следовало немедленно известить начальство об обнаруженном доктором Маршаллом факте. Суперинтендант сомневался, что новое известие каким-то образом изменит полученные им инструкции в отношении этого дела, однако помощник комиссара должен был узнать это вовремя. Если факт вскроется позже, что непременно произойдет, незнание будет истолковано как свидетельство некомпетентности ведущих расследование.
– Какой срок? – спросил Джон Корнуоллис, став у окна, возле узора рам, брошенного на дубовый пол весенним солнцем.
– Около трех месяцев, – ответил Питт, заметив, как скривилось лицо начальника. Было ясно, что какое-то мгновение он надеялся, что Юнити оказалась в положении прежде своего появления в Брансвик-гарденс.
Корнуоллис обратил к подчиненному потускневший взгляд. Трудно было не понять, что именно он означает. Любая из возможностей выглядела убийственной и, безусловно, трагической.
– Это очень плохо, – проговорил он. – Какое впечатление произвел на вас Парментер? Принадлежит ли он к тем, кто способен соблазниться молодой женщиной и запаниковать после этого?
Питт постарался представить ситуацию объективно. Он вспомнил лицо Рэмси, скорее аскетичное, глубокое горе и смятение, отпечатавшееся в его глазах, гнев, с которым он говорил о Чарлзе Дарвине…
– Едва ли, – осторожно ответил Томас. – Она была несимпатична ему, подчас даже весьма, однако причина этого скорее находилась в исповедуемых ею идеях…
Он смолк, вспоминая реплики Рэмси о нравственности его помощницы. Стал бы он говорить все это, если сам нарушал моральные нормы?
– Что дальше? – напомнил подчиненному внимательно смотревший на него шеф.
– Она казалась ему аморальной, – пояснил Питт. – Однако он не сказал, в каком именно отношении… не обязательно в сексуальном.
Помощник комиссара полиции приподнял бровь в знак недоверия.
Суперинтендант не стал возражать. Надежных аргументов у него не было, и он понимал это. Во время разговора с Рэмси Томас понял его слова как обвинение Юнити в отсутствии целомудрия, а не в интеллектуальной нечестности или эгоизме, холодности или жестокости – в любом из присущих человеку грехов. Согласно самой природе языка, аморальность обыкновенно трактуется только в одном смысле.
– Не думаю, чтобы он стал осуждать половую распущенность, если сам грешил ею. Особенно после ее смерти. Он должен был понимать, что мы обнаружим ее состояние, – попытался объяснить Питт.
– Так вы считаете, что он невиновен? – удивился Корнуоллис. – Или что новый факт не имеет никакого отношения к делу?
– Не знаю, – признался его собеседник. – Если он виновен в убийстве, то проявляет феноменальную тонкость в одних отношениях и уникальную неловкость в других. Пока я ничего не понимаю. Внешне свидетельства кажутся достаточно ясными. Четверо людей слышали, как она крикнула: «Нет, нет, преподобный!».
– Четверо? – переспросил Джон. – Вы называли служанку, камердинера и одну из дочерей. Кто стал четвертым?
– Миссис Парментер. Она не стала говорить этого прямо, но должна была слышать. Факт этот она не отрицала, но, естественно, спрятала его за игрой слов.
– Понимаю. Ну что ж, держите меня в курсе… – начал было шеф Томаса, но прежде чем он успел докончить фразу, в дверь постучали, и после разрешения хозяина кабинета внутрь просунул голову констебль, который сообщил, что только что прибывший сэр Джеральд Смизерс из канцелярии премьер-министра хочет немедленно встретиться с капитаном Корнуоллисом. Тут же позади него появился и сам Смизерс, невозмутимо прошествовавший в кабинет с быстро промелькнувшей на его лице и исчезнувшей без следа улыбкой. Внешне он выглядел как обыкновенный рабочий, если не считать высшей уверенности в себе. Одет он был прекрасно – сдержанно, но дорого.
– Доброе утро, Корнуоллис, – поспешно проговорил он и посмотрел на Питта. – Мистер… рад, что вы здесь. Очень кстати. – Сэр Джеральд закрыл за собой дверь, оставив констебля снаружи. – Прискорбное происшествие в Брансвик-гарденс. Надо бросить все силы. Не сомневаюсь, что вы и так понимаете это.
Он обвел присутствующих взглядом, словно бы задавал вопрос, однако ответа дожидаться не стал.
– Есть что-нибудь новое? – обратился он к Корнуоллису.
Тот напрягся всем телом, словно пытаясь устоять на палубе под совместным напором килевой и боковой качки.
– Да. Юнити Беллвуд была на третьем месяце беременности, – ответил он.
– Ого! – Смизерс принял удар. – O боже мой! Впрочем, нечто подобное должно было обнаружиться – к большому несчастью. Что вы делаете, чтобы выправить ситуацию?
– Я только что узнал об этом факте, – с удивлением отозвался Джон. – Едва ли мы сможем его замолчать. Он вполне может оказаться мотивом к совершению преступления.
– Надеюсь, что до этого не дойдет. – Сэр Джеральд взмахнул рукой, блеснув небольшими золотыми, с монограммой, запонками. – Мы отвечаем за это.
