Александра Маринина - Смерть и немного любви
– Вы представляете, – внезапно обратился он к Турбину, – эта глупышка думает, что вы обидитесь, если она будет носить это кольцо. Я надеюсь, вы не считаете, что вы были ее первым мужчиной?
– Я бы не хотел обсуждать этот вопрос, – сухо ответил Турбин. – Эля станет моей женой, и мне совершенно безразлично, что происходило с ней в незапамятные времена.
– Вот видишь! – торжествующе улыбнулся Марат, снова поворачиваясь к Эле и не отпуская ее руку. – У твоего приятеля правильный взгляд на вещи. Из прошлого женщины нужно извлекать полезный опыт, а не повод для трагедии. Верно?
– И какой же опыт, по-вашему, я должен извлечь из того факта, что вы когда-то были близки с Элей? – по-прежнему сухо спросил Турбин.
– Вы можете спросить меня, как нужно за ней ухаживать, что нужно ей дарить, где ей нравится отдыхать, какие гостиницы она предпочитает, какие рестораны, курорты, казино. А я вам все расскажу, ничего не утаю, честное слово, – рассмеялся Марат. – И вам удастся избежать тех ошибок, которые в свое время сделал я.
– Например?
Марат с удовольствием отметил, что его план удается: Турбин втягивается в разговор на невыгодную для себя тему.
– Например, я повел ее в бутик Балансиага, она полдня примеряла платья и шубы, подбирала к ним аксессуары, а в результате так ничего и не выбрала. Оказывается, она терпеть не может стиль Балансиага, считает, что он ей не подходит, но не хотела меня расстраивать и не сказала об этом сразу. Мы убили несколько часов на этот бутик, вместо того чтобы заниматься любовью или загорать на пляже. А выяснилось, что нашей девочке нравится Версаче.
С этими словами Марат обнял стоящую рядом Элю за талию, крепко прижал к себе, а потом стал вертеть как игрушку, поглаживая то по спине, то по животу.
– Наша девочка, оказывается, не носит строгие элегантные костюмы, потому что наша круглая попка не влезает в узкие юбки, а наш пышный бюст теряет всю свою привлекательность, когда его затягивают в пиджак. Да, Эленька? Поэтому наша красавица предпочитает все свободное и сексуальное, чтобы доступ к телу был всегда открыт. Ну-ну, не красней, детка, в том, что девушке нравится секс, нет ничего плохого. В твоем возрасте это нормально, не нужно этого стесняться. Я надеюсь, твой приятель соответствует твоим запросам?
Марат умышленно уже во второй раз назвал Турбина не женихом, а приятелем. Это тоже было одним из кирпичиков того здания, которое он начал возводить, приехав сюда. Показать Эле, что не воспринимает Турбина как реального соперника, не ревнует к нему, не видит в нем серьезной опасности. Тогда Эле легче будет вернуться к нему, потому что он, Марат, не считает ее связь с Турбиным изменой. Просто их отношения на какое-то время прервались, и не прервались даже, а временно приостановились, а дальше все снова будет по-прежнему. У нее не должно быть чувства вины, она слишком молода и глупа, чтобы с этим справиться.
– Марат, перестань, – со слезами в голосе попросила Эля, пытаясь вырваться из его крепких рук.
– Да почему же? – искренне удивился Латышев, еще крепче прижимая ее к себе. – Я же о тебе забочусь, дурочка. Да, кстати, – он снова повернул голову в сторону Турбина, – имейте в виду, Эля любит жить в пятизвездных отелях. Ей очень нравится, что там каждый день меняют не только белье и полотенца, но и купальные халаты, при этом халаты и полотенца, заметьте себе, подобраны в тон. И еще, выбирайте гостиницы не с полным пансионом, а только с завтраком и обедом, и чтобы непременно шведский стол. Никаких европейских завтраков, у нее по утрам аппетит зверский, если, конечно, вы ночью как следует стараетесь. Ну, я надеюсь, вы будете стараться?
Он мерзко ухмыльнулся и подмигнул Турбину, который при этих словах сделался пунцовым от злости.
– Так вот, – продолжал Марат как ни в чем не бывало, – на завтрак она любит много фруктов и обязательно горячее блюдо, например пасту.
По лицу Турбина пробежала тень недоумения, и Марат с удовольствием отметил, что Валерий явно не понял насчет пасты. Думает, наверное, что это какое-то полужидкое-полугустое блюдо, вроде шоколадной пасты, которую мажут на хлеб. Что ж ты гордый такой, Турбин, не знаешь – и не спрашиваешь. Я бы тебе объяснил, что паста – это банальные макаронные изделия. Сейчас я тебе еще больше горяченького подолью.
– И если она попросит вас принести ей тарелку пасты, не совершайте ту же ошибку, которую совершал я в первые три дня: не приносите ей ничего длинного и тонкого, которое соскальзывает с вилки. Выбирайте компактную форму, округлую или в виде раковин. Так, про завтрак я, кажется, все сказал. Теперь обед. Обедать наша девочка предпочитает в рыбных ресторанах, имейте это в виду. Когда будете выбирать гостиницу, обязательно спросите, есть ли неподалеку хороший рыбный ресторан, иначе вам придется возить ее на такси. Хотя, впрочем, это тоже не проблема. Опять-таки поскольку Элечка у нас существо застенчивое и может постесняться вам сказать, я вас предупреждаю: ей нельзя давать ничего сырого с острым соусом. Только вареное или жареное. Устрицы по-китайски ей нельзя категорически, у нее жуткая аллергия. Омары заказывайте в португальском соусе, а форель выбирайте не речную, а из горного озера.
– Ну, Марат, перестань, пожалуйста, – снова жалобно подала голос Эля.
– Мы не собираемся жить в пятизвездных гостиницах и питаться в рыбных ресторанах, – вступил Турбин, терпение которого наконец лопнуло. – Так что ваши мудрые советы не вполне уместны.
– Как – не собираетесь? А как же вы собираетесь жить?
– Как жили до сих пор, так и будем.
– Это вы так жили, – ответил Латышев, особо упирая на слово «вы». – Поэтому лично вы можете продолжать жить так, как привыкли. А Эля жила совсем по-другому, и вам теперь придется обеспечивать ей такой уровень жизни, к которому она привыкла с детства. Иначе неприлично. Вы сумеете это сделать?
– Да ты что, Марат, откуда у Валеры такие деньги?
Эле все-таки удалось вырваться из цепких объятий бывшего любовника, и теперь она сидела на маленьком диванчике и пыталась устроиться так, чтобы со стороны Латышева разрезы не оголяли тело.
– Он же не коммерсант, а научный работник, – продолжала она, найдя приемлемую позу и постепенно успокаиваясь. – Они с матерью живут только на его аспирантскую стипендию и ее пенсию.
– Прелестно, – хмыкнул Латышев. – И как тебе видится ваша дальнейшая совместная жизнь? Ты сядешь третьим номером на эти нищенские копейки? Или пойдешь работать?
– Ну зачем ты так, Марат, – укоризненно сказала она. – Нам родители помогут. Перестань говорить гадости.
– Родители? С чего ты взяла, голубка моя, что они вам помогут? Только с того, что до сих пор они тебя содержали? Так должен тебя разочаровать, после венчания вы не получите ни гроша.
– Но почему? – удивилась Элена. – У всех моих знакомых родители помогают детям. И внукам помогают. Всем деньги дают. Почему ты говоришь, что мама с папой нам не помогут?
– Потому что, родная, твои родители – люди европейской культуры, а не российской, как твои вшивые знакомые. А в европейском понимании дочь, которая выходит замуж, уходит вместе с мужем строить собственную семью и собственный дом. Там женатые дети никогда не живут вместе с родителями и тем более никогда не рассчитывают на их помощь. Это не принято. Это неприлично. До тех пор, пока ты не замужем и живешь с родителями, они тебя кормят, одевают и отправляют отдыхать. Между прочим, если тебе интересно, скажу, что наш с тобой роскошный отдых на Балатоне оплатил полностью я сам, из собственного кармана. Потому что если я тебя люблю и хочу ехать с тобой на дорогой курорт, то все расходы – это моя проблема, а не твоих родителей. А уж когда ты станешь чьей-то женой – ну, тогда извини. Все только за счет мужа.
– Ты нарочно так говоришь, – упрямо возразила Эля. – Я не верю, что папа не будет давать мне денег. Он обязательно будет помогать. Поэтому перестань, пожалуйста, нас пугать.
– Да я не пугаю, что ты, милая, – расхохотался Латышев, – я просто объясняю тебе то, чего ты не знаешь. Может быть, тебе нравится жить в нищете? Так ради бога, живи и радуйся. То, что твой приятель привык так жить, я уже понял. А ты-то, ты-то? Ты за последние пять лет хоть раз покупала продукты в обыкновенном гастрономе? Ты, например, любишь крабовые палочки, да не наши, отечественные, за три с половиной тысячи, а импортные, двенадцать тысяч за упаковку. Ты покупаешь две коробочки и садишься смотреть телевизор. Через полчаса обе коробочки пусты, я это видел сто раз. Двадцать четыре тысячи ты съела за полчаса, и не вместо обеда или ужина, а просто так, как чашку чая выпила. Для бюджета твоих родителей и для моего это слезы, и говорить не о чем. А для твоего приятеля и его мамы-пенсионерки? На весь их месячный доход ты можешь десять раз посмотреть телевизор. Тебя устроит такая жизнь?
– Послушайте, Марат, – заговорил Турбин, – вы уж позвольте нам самим разобраться с нашей жизнью. В конце концов, крабовые палочки можно и не есть, но это мы будем решать вдвоем с Элей, а не втроем с вами.
