Ю Несбё - Спаситель
— Только не я, Холе.
— Что ж, мне очень жаль, шеф, — сказал Харри с искренне огорченной миной.
Хаген смотрел на него, двигая челюстями то вправо, то влево. Будто жвачку жует, подумал Харри.
— А что там с этим человеком? — поинтересовался Хаген, забирая у Харри распечатку.
— Мы пока толком не знаем. Может, их вообще несколько. Беата Лённ считает, что… шейная косынка у них завязана особенным образом.
— Это галстучный узел. — Хаген снова посмотрел на фото. — Ну и что?
— Как вы сказали, шеф?
— Галстучный узел.
— И в чем тут фишка?
— Хорватский узел, инспектор.
— Что?
— Это же элементарная история, разве нет?
— Буду рад, если вы меня просветите, шеф.
Хаген заложил руки за спину.
— Что вы знаете о Тридцатилетней войне?
— Думаю, мало что.
— Во время Тридцатилетней войны король Густав Адольф, собираясь вступить в Германию, пополнил свою дисциплинированную, но малочисленную армию теми, кого считали лучшими солдатами в Европе. Потому что они слыли совершенно бесстрашными. Он нанял хорватов. Вам известно, что норвежское слово «krabat», сиречь «буян, головорез», пришло из Швеции и изначально означало «хорват», то есть «бесстрашный сорвиголова»?
Харри помотал головой.
— И хотя хорваты сражались в чужой стране и носили мундиры шведской армии, им разрешили в знак отличия от всех прочих носить кавалерийский платок. Шейный платок, который они завязывали особым узлом. Французы заимствовали и модифицировали эту деталь, а назвали в честь хорватов — cravate, галстук.
— Вон как.
— Да.
— Спасибо, шеф. — Харри забрал из принтера последнее фото и посмотрел на человека в шарфе, которого Беата обвела кружком. — Вполне возможно, вы сейчас подкинули нам зацепку.
— Нам незачем благодарить друг друга за то, что мы делаем свою работу, Холе. — Хаген взял остальные листы и вышел.
Халворсен поднял голову, когда Харри стремительно влетел в кабинет.
— Терпение и труд!
Халворсен вздохнул. Эта фраза означала, как правило, массу работы и нулевой результат.
— Я звоню Алексу в Европол, — сказал Харри.
Халворсен знал, что Европол, младший брат Интерпола, размещается в Гааге, учрежден странами Евросоюза после терактов в Мадриде в 1998-м и занимается прежде всего борьбой с международным терроризмом и организованной преступностью. Непонятно только, почему этот Алекс регулярно и охотно помогает Харри, хотя Норвегия не член Евросоюза.
— Алекс? Harry in Oslo. Could you check on a thing for me, please?[15]
Халворсен слушал, как Харри на своем корявом, но эффективном английском просит Алекса пошарить в базе данных насчет преступлений, совершенных предположительно международным преступником в Европе за последние два года. Под рубрикой «наемное убийство» и «хорват».
— I'll wait,[16] — сказал Харри и стал ждать. Затем с удивлением произнес: — Really? That many?[17] — Он поскреб подбородок, попросил Алекса добавить пистолет и калибр 9 миллиметров. — Двадцать три попадания, Алекс? Двадцать три убийства, возможно, совершенные киллером-хорватом? Господи Иисусе! Да, я знаю, войны порождают профессиональных убийц, и все же. Проверьте Скандинавию. Ничего? О'кей, а имена есть, Алекс? Нет? Hang on a sec.[18]
Харри посмотрел на Халворсена словно в надежде, что тот скажет что-нибудь спасительное, но Халворсен только пожал плечами.
— Ладно, Алекс, — сказал Харри. — Последняя попытка.
Он попросил Алекса добавить в поиск красную шейную косынку или шарф.
Халворсен услыхал, что Алекс засмеялся.
— Спасибо, Алекс. До связи.
Харри положил трубку.
— Ну что? — спросил Халворсен. — Терпение и труд?
Харри кивнул. Осел в кресле поглубже, потом резко выпрямился.
— Начнем думать снова. Что у нас есть? Ничего? Отлично, я люблю начинать с чистого листа.
Халворсену вспомнилось, как Харри однажды сказал, что хороший и средний дознаватели отличаются друг от друга способностью забывать. Хороший дознаватель забывает все те случаи, когда чутье подводило его, забывает следы, в которые верил, но которые завели не туда. И простодушно забыв обо всем, начинает снова с неменьшим энтузиазмом.
Зазвонил телефон. Харри схватил трубку.
— Хар… — Но голос на другом конце линии уже что-то говорил.
Харри встал за столом, костяшки на руке, сжимающей трубку, побелели.
— Погодите, Алекс. Я скажу Халворсену, чтобы записал. — Харри прикрыл трубку ладонью и крикнул Халворсену: — Он для смеху сделал еще одну попытку. Исключил хорвата, и девять миллиметров, и все прочее, искал только «красный шарф». Четыре попадания. Четыре профессионально осуществленных убийства с помощью пистолета, причем свидетели видели возможного киллера с красным шарфом. Запиши: Загреб, двухтысячный и две тысячи первый; Мюнхен, две тысячи второй, и Париж, две тысячи третий. — Харри снова заговорил в трубку: — This is our man, Alex.[19] Нет, я не уверен, но чутье подсказывает — он. А рассудок говорит, что два убийства в Хорватии не случайность. У вас есть особые приметы, чтобы Халворсен записал?
Халворсен увидел, как Харри открыл рот.
— Как это «никаких особых примет»? Если они запомнили шарф, то наверняка запомнили и что-то еще. Что? Обычный рост? И это все?
Слушая собеседника, Харри качал головой.
— Что он говорит? — шепотом спросил Халворсен.
— Что сведения расходятся, — тоже шепотом ответил Харри.
Халворсен так и записал.
— Да, хорошо бы переслать детали мейлом. Спасибо вам. Если нароете что-нибудь еще, вероятное его местонахождение и прочее, звоните. Ладно? Что? Ха-ха. Конечно, скоро пришлю запись, с женой.
Харри положил трубку и заметил вопросительный взгляд Халворсена.
— Старая шутка, — пояснил Харри. — Алекс думает, что все скандинавские семейные пары снимают частное порно.
Он опять взялся за телефон, а обнаружив, что Халворсен все еще смотрит на него, со вздохом добавил:
— Я даже ни разу не был женат, Халворсен.
Магнусу Скарре пришлось кричать, чтобы перекрыть шум кофеварки, которая кашляла как чахоточный больной:
— Может, это разные киллеры, принадлежащие к неизвестной до сих пор группировке, и красный платок на шее у них вроде как униформа.
— Ерунда, — равнодушно бросила Туриль Ли и стала в кофейную очередь за Скарре. В руке у нее была пустая кружка с надписью «Лучшая мама на свете».
Ула Ли издал короткий квохчущий смешок. Он сидел за столиком в кухонной нише, которая фактически служила столовой для убойного отдела и отдела нравов.
— Ерунда? — переспросил Скарре. — А вдруг это терроризм? Религиозная война против христиан. Мусульмане. Ведь черт-те что творится. Или эти, как их, ну… испашки, что носят красные шарфы.
— Они предпочитают, чтобы их называли испанцами, — заметила Туриль Ли.
— Баски, — уточнил Халворсен, сидевший за столиком напротив Улы Ли.
— Чего?
— Коррида. Сан-Фермин в Памплоне. Баскония.
— ЭТА! — воскликнул Скарре. — Черт, как же мы о них-то не подумали?
— Тебе впору киносценарии писать, — вставила Туриль. На сей раз Ула Ли громко рассмеялся, но, по обыкновению, ничего не сказал.
— Сидели бы при своих банковских взломщиках, — буркнул Скарре, намекая, что Туриль Ли и Ула Ли, которые не были женаты и вообще в родстве не состояли, пришли из отдела грабежей.
— Только ведь террористы, как правило, берут на себя ответственность, — заметил Халворсен. — В четырех делах, присланных Европолом, речь идет о hit-and-run,[20] а после все глухо, молчок. И у жертвы, как правило, рыльце было в пушку. Загребские жертвы — сербы, с которых сняли обвинения в военных преступлениях, убитый в Мюнхене угрожал гегемонии местного короля торговли людьми, а тот, что в Париже, имел ранее две судимости за педофилию.
Вошел Харри Холе с кружкой в руках. Ли и Ли налили себе кофе и ушли. Халворсен заметил, что иные коллеги именно так реагировали на появление Харри. Инспектор сел, задумчиво наморщив лоб. Халворсен и это заметил.
— Двадцать четыре часа на исходе, — сказал Халворсен.
— Да, — кивнул Харри, глядя в свою по-прежнему пустую кружку.
— Что-то не так?
Харри помедлил.
— Не знаю. Я позвонил в Берген Бьярне Мёллеру. Думал, он подскажет что-нибудь конструктивное.
— И что он сказал?
— Да в общем ничего. Такое впечатление… — Харри поискал слово, — будто он одинок.
— А семья разве не с ним?
— Наверно, позже переедут.
— Неприятности?
— Не знаю. Ничего не знаю.
— Что же тебя мучает?
— Пьяный он был, вот что.
Халворсен встряхнул кружку, пролил кофе.
— Мёллер пьяный? На работе? Шутишь!
