Ю Несбё - Спаситель
Экхофф смотрел на них, словно давая им время осмыслить рассказ. Искусная пауза опытного проповедника, подумал Харри.
— Значит, бедный китаец горит в аду?
— Да, согласно Юсефу Карлсену. Вообще-то теперь он отрекся от Писания.
— По этой причине он утратил веру и уехал из Норвегии?
— Так он мне сказал.
Харри кивнул и, глядя на блокнот, который достал из кармана, сказал:
— Значит, теперь Юсеф Карлсен сам будет гореть в аду, поскольку не смог принять этот… этот парадокс с верой. Я правильно выразился?
— Вы ступили на почву теологической проблематики, Холе. Вы христианин?
— Нет. Я дознаватель. Я верю в улики.
— То есть?
Харри взглянул на свои часы и, помедлив, быстро безучастным тоном ответил:
— У меня проблемы с религией, которая утверждает, что вера как таковая — входной билет в Царствие Небесное, а стало быть, идеал — это способность манипулировать собственным разумом, заставив его принять неприемлемое для рассудка. По сути, та же модель интеллектуального подчинения, какую использовали все диктатуры во все времена, идея высшего разума, которая не подлежит доказательству.
Командир кивнул.
— Философское замечание, инспектор. И вы, разумеется, не первый сделали такой вывод. Тем не менее люди куда более умные, чем вы или я, веруют. Вам это не кажется парадоксальным?
— Нет, — сказал Харри. — Я встречаю множество людей, которые гораздо умнее меня. Иные из них отнимают человеческие жизни по причинам, непонятным ни мне, ни вам. Как вы думаете, убийство Роберта может быть выпадом против Армии спасения?
Командир невольно выпрямился в кресле.
— Если вы намекаете на группировки с политическими интересами, то я сомневаюсь. Армия спасения всегда придерживалась политического нейтралитета. Причем весьма и весьма последовательно. Даже во время Второй мировой войны мы не выступали с публичным осуждением немецкой оккупации, но пытались по мере возможности, как и прежде, делать свою работу.
— Поздравляю, — сухо сказал Халворсен и тотчас перехватил предостерегающий взгляд Харри.
— Единственное вторжение, которое мы благословляли, случилось в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом, — невозмутимо продолжал Экхофф. — Шведская Армия спасения решилась тогда оккупировать Норвегию, и в самом бедном рабочем районе Осло, там, где сейчас полицейское управление, появилась первая бесплатная столовая.
— Ну это не причина для злобы, по-моему, — сказал Харри. — Мне кажется, Армия спасения сейчас популярна, как никогда.
— Да как сказать, — вздохнул Экхофф. — Население нам доверяет, это мы, конечно, замечаем. Но с пополнением обстоит не ахти. Нынешней осенью в Офицерском училище в Аскере набралось всего одиннадцать курсантов, а казарма там рассчитана на шестьдесят. Поскольку мы неизменно следуем консервативному толкованию Библии, например касательно проблем гомосексуализма, то, понятно, не пользуемся популярностью ни в одном лагере. Запаздываем мы слегка по сравнению с более либеральными церковными организациями. Но знаете что? По-моему, в наше время перемен вовсе не страшно, если кое-что меняется медленнее. — Он улыбнулся Халворсену и Харри, будто они с ним согласились. — Как бы то ни было, на смену приходят молодые. Со свежим взглядом на вещи, я полагаю. Вот как раз сейчас мы будем назначать нового главного управляющего, и кандидаты на этот пост очень молоды. — Он положил ладонь себе на живот.
— Роберт был из их числа? — спросил Харри.
Командир с улыбкой покачал головой:
— Могу твердо заявить: нет. Среди кандидатов его брат, Юн. Управляющему предстоит распоряжаться значительными ценностями, в частности всей нашей недвижимостью, а Роберт не из тех, кто созрел для такой ответственности. Да и Офицерского училища он не кончал.
— Недвижимость расположена на Гётеборггата?
— Не только. На Гётеборггата проживают лишь кадровые сотрудники Армии, в других же местах, например на Якоб-Оллс-гате, мы поселили беженцев из Эритреи, Сомали и Хорватии.
— Ага. — Харри глянул на блокнот, стукнул ручкой по подлокотнику кресла и встал. — Думаю, мы уже отняли у вас много времени, Экхофф.
— Ну что вы. Дело-то важное. — Он проводил их до двери. — Можно задать вам личный вопрос, Холе? Я где-то видел вас раньше. У меня прекрасная память на лица.
— Может, по телевизору или в газете, — сказал Харри. — Вокруг моей персоны была изрядная шумиха в связи с убийством норвежца в Австралии.
— Нет, фотографии я забываю, я где-то видел вас живьем, вот какое дело.
— Спускайся вниз, подгони машину, — сказал Харри Халворсену, а когда тот ушел, обернулся к командиру: — Не знаю, но однажды вы мне помогли. Подобрали меня зимой на улице, пьяного до бесчувствия. Солдат, который меня нашел, хотел сперва позвонить в полицию, полагая, что они лучше обо мне позаботятся. Однако я сумел объяснить, что работаю в полиции и что меня тогда уволят. Он отвез меня в медпункт, где мне сделали укол и дали проспаться. Так что я у вас в большом долгу.
Давид Экхофф кивнул:
— Я предполагал что-то в этом роде, просто не хотел сам говорить. Что же до вашего «в долгу», то, на мой взгляд, благодарить нас не за что. Это мы будем благодарны, если вы разыщете убийцу Роберта. Бог благослови вас, Холе, и вашу работу.
Харри кивнул, вышел в приемную и на секунду остановился, глядя на закрытую дверь экхоффовского кабинета.
— Вы здорово похожи, — сказал Харри.
— Да? — откликнулся низкий женский голос. — Он был суров?
— Я имею в виду на фото в кабинете.
— Девять лет, — сказала Мартина Экхофф. — Надо же, сумели меня узнать.
Харри тряхнул головой.
— Вообще-то я собирался с вами связаться. Надо поговорить.
— Вот как?
Харри сообразил, как она истолковала его слова, и поспешил добавить:
— Насчет Пера Холмена.
— А там есть о чем говорить? — Она равнодушно пожала плечами, но тепла в голосе поубавилось: — Вы делаете свою работу я — свою.
— Пожалуй, но я… я только хотел сказать, что все было совсем не так, как представлялось на первый взгляд.
— Как же именно?
— Я сказал вам, что мне есть дело до Пера Холмена. А кончилось тем, что я разрушил остатки его семьи. Такова порой бывает моя работа.
Мартина хотела ответить, но тут зазвонил телефон. Она сняла трубку, выслушала звонившего и сказала:
— Церковь Вестре-Акер. В понедельник, двадцатого, в двенадцать часов. Да. — Она положила трубку, принялась листать бумаги. — Все собираются на похороны. Политики, духовенство, знаменитости. Всем хочется быть с нами. Вчера звонил менеджер нашей новой вокальной звезды, предложил, чтобы она спела на похоронах.
— Ну что ж, — сказал Харри, пытаясь собраться с мыслями. — Я…
Снова зазвонил телефон, и он понял, что пора идти, кивнул и шагнул к двери.
— Я записала Уле на четверг, на Эгерторг, — услышал он за спиной. — Да, вместо Роберта. Вопрос в том, сможешь ли ты сегодня вечером подежурить вместе со мной на раздаче бутербродов, в автобусе.
В лифте он тихонько чертыхнулся, потер ладонями лицо. Потом растерянно засмеялся. Как смеются над плохими клоунами.
Робертова контора казалась сегодня почему-то совсем уж крохотной. И по-прежнему неприбранной. Флаг Армии спасения красовался возле замерзшего окна, карманный нож торчал возле стопки бумаги и невскрытых конвертов на письменном столе. Юн сидел за столом, скользил взглядом по стенам. Остановился на фото: он сам и Роберт. Когда это было? Снято в Эстгоре, конечно, но в какое лето? Роберт словно бы старался держаться серьезно и все равно невольно улыбался. Собственная его улыбка выглядела вымученной, натужной.
Он читал сегодняшние газеты. Уму непостижимо: хотя теперь он знал все подробности, речь шла как бы о ком-то другом, не о Роберте.
Дверь открылась. На пороге стояла высокая блондинка в куртке-косухе защитного цвета. Губы узкие, бескровные, глаза жесткие, безразличные, лицо без всякого выражения. За ее спиной виднелся невысокий рыжеволосый парень с пухлой физиономией и ехидной ухмылкой, которая у иных людей будто навсегда приклеена к лицу и которой они встречают и хорошие и плохие дни.
— Кто вы?
— Юн Карлсен, — ответил он и добавил, заметив, что взгляд у нее стал еще жестче: — Брат Роберта.
— Примите соболезнования, — ровным голосом сказала блондинка, шагнула в комнату, протянула руку. — Туриль Ли, полицейская, убойный отдел. — Рука у нее была костлявая, жесткая, но теплая. — А это полицейский Ула Ли.
Парень кивнул, Юн тоже.
— Нам очень жаль, что так случилось, — продолжала полицейская. — Но, поскольку произошло убийство, нам придется опечатать это помещение.
Юн кивнул, снова устремив взгляд на фото на стене.
