Алексей Макеев - Десять пуль на сундук мертвеца (сборник)
– Не хочу вас огорчать, Настенька, – поморщился Гуров, – но у меня есть основания полагать, что Алексей в Москве уже не меньше месяца.
– Ка-ак? – Она снова отняла платок от лица и уставилась расширенными глазами на сыщика. – Почему?
– Трудно сказать. – Гуров пододвинул стул еще ближе к дивану и заговорил тихим отеческим голосом: – Видишь ли, девочка, у твоего Леши большая беда, очень большая. У него, как мне кажется, очень большая обида. Он жить не может, думать ни о чем не может, только о своей обиде.
Анастасия неожиданно кивнула головой. Кажется, не стоит ей рассказывать о своих подозрениях, а пора выслушать ее версию, решил Лев. Объяснять и успокаивать ее будет потом.
– Да? – спросил он. – О чем вы с ним говорили?
– О нем. Глупо, конечно, но я, с одной стороны, рада, что он не предъявлял мне претензий, не высказывал обиды, что я его не ждала все эти годы. А с другой… Глупо замужней женщине сожалеть, что человек, с которым она рассталась десять лет назад, не говорил с ней о любви. Глупо, глупо…
– Что Леша рассказывал?
– Рассказывал? Это был даже не рассказ, а какой-то поток обиды на весь мир. Он говорил, как его бросили, как он попал в плен, как его мучили, сколько он пережил всего за эти годы. И что жил он только желанием вернуться и отомстить.
– Вы не пытались его вразумить? – осторожно спросил Гуров, имея в виду их прошлую договоренность с Настей. – Объяснить, что никто не виноват, что сложилась такая ситуация, что нужно разобраться во всем спокойно. И только суд имеет право определять вину человека…
– Какое там! Вы бы его видели. И слышали… Он весь на нервах! Вошел спокойный, меня увидел, присел вот тут рядом. А потом его как прорвало. Позже он, конечно, взял себя в руки, успокоился. И ушел спокойно. Только я не верю в это спокойствие. Я его знаю. Ох, что он может натворить, ведь он зол на всех абсолютно, на всех!
– А вас он не винил? Как он к вам отнесся, Настя?
– Не знаю, мы не говорили об этом. Мне показалось, что он меня простил, потому что все еще любит. И любил все эти страшные для него годы. Господи, как мне его жалко, как с ним обошлись люди! Скажите, Лев Иванович, а это все правда? Или в самом деле просто случайность, такая была ситуация. Он ведь ничего не знает и не понимает.
– Настенька, девочка моя несчастная, – вздохнул Гуров. – Конечно же, не было никакого злого умысла и не было никакого предательства, нет виноватых в этом деле. Есть война! Не явная, конечно, скрытая, но она идет и не прекращается. Наши ребята сдерживают террористов, которые все пытаются расшатать спокойную жизнь в нашей стране, поссорить Россию с кавказскими народами. Видишь, они и Грузию с Азербайджаном против нас настроили, на Украине все неспокойно, вот-вот грянет гроза. В Средней Азии… А солдаты, они всегда на передовом рубеже, это их работа – защищать Родину. И случается всякое в боевой обстановке. Я понимаю, что он многое перенес, но он остался жив, вернулся, а есть множество парней, которые погибли. И мне очень не хочется, чтобы твой Лешка из категории жертвы попал в категорию преступников. Ведь то, что он хочет сделать, – преступление, уголовное преступление.
– Он всех виновных убить хочет? – с горечью спросила Анастасия.
– А он тебе не говорил?
– О планах не говорил, больше рассказывал, как выживал, как хотел вернуться и спросить, в глаза посмотреть. Как хотел добиться справедливости. Мне даже показалось…
– Что?
– Что он немного не в себе. Битый час говорить одно и то же, об одном и том же.
– А подробнее?
– Видите ли, Лев Иванович, у нас как-то не получилось беседы, мы не говорили, как двое бывших влюбленных. Говорил он, а я не успевала слово вставить. Мне даже показалось, что он и не хотел, чтобы я что-то говорила.
Генерал Орлов садился в машину во дворе министерства, когда туда въехала машина Крячко. Гуров махнул рукой, вылез из машины и поспешил к шефу.
– Вы чего как угорелые? – спросил Орлов, глядя на хмурые лица подчиненных. – Случилось что-нибудь?
– И не говори, – махнул рукой Гуров.
– Та-ак. – Орлов еще раз подозрительно посмотрел на друзей и стал вылезать их машины. – Ну-ка, подробнее.
– Рубича упустили, – без всякой подготовки заявил Крячко. – Муровские опера лопухнулись как мальчишки. Провел он их.
– Ладно тебе, Стас, – остановил напарника Гуров. – Если разобраться, то не так уж они и виноваты. И я зря наорал на Волкова. Надо было или весь подъезд блокировать, или уж молчать. Сам же прекрасно знаешь, что полумерами нельзя действовать. А я ему велел только вести наблюдение за квартирой.
– Ребята! – сделал язвительное лицо Орлов. – Со мной тоже поговорите. Я вроде как не чужой вам, мне тоже интересно.
– Извини, Петр, – недовольно проворчал Гуров. – Это мы от недовольства собой. А если конкретно, то Рубич сегодня внаглую пробрался через окно в квартиру к Анастасии Ухановой, около часа беседовал с ней, а потом вышел.
– Вышел? – переспросил пораженный Орлов. – Вошел через окно, вышел через дверь, а наблюдение где было? Кто там командовал, подполковник Волков?
– Говорю же тебе, Петр, что он не виноват, – остановил начальника Гуров. – Мы не давали ему приказа на плотную блокировку, а лишь на наблюдение. Рубич просто всех перехитрил. Это черт какой-то, а не снайпер. Иллюзионист, мать его… Дэвид Копперфильд! Наблюдатель из дома напротив находился с аппаратурой не под прямым углом, а чуть в стороне. Квартира просматривалась процентов на восемьдесят. Как раз кухня, от плиты до входной двери и двери в комнату. И сама комната в той части, где стоит диван, кресло и телевизор. «Мертвая зона» была лишь метра полтора от входа в комнату.
– Подожди, подожди, – запротестовал Орлов, – при чем тут это?
– При том, – показал руками Гуров, – что правая торцевая часть лоджии была наблюдателю не видна. И не Волков виноват тут. Рубич нас вычислил, всех наблюдателей. Он, видимо, давно хотел навестить Анастасию и готовился к этому делу тщательно. Спустился с крыши вдоль линии лоджий по той стороне, которая была не видна наблюдателю, влез к ней, одетый во все темное. Он знал, что наблюдение ведется периодическое, что никто постоянно у приборов не торчит. А когда движение в квартире засекли, он, оказывается, уже собирался уходить.
– И как он вышел из подъезда? Или опять полез на крышу?
– Представь себе. У него готов был замок, который не запирался. Этот замок давно уже висел на двери, ведущей на крышу. Оперативники определили, что он спустился через шестой подъезд, предварительно переодевшись в цивильную одежду. Ну а там уже спокойно вышел. Одежду нашли, веревку тоже. Собака след, естественно, не взяла.
– И какова была цель столь тщательно продуманной и подготовленной операции? – спросил Орлов.
– Вот тут ты прав, – вынужден был согласиться Гуров. – Вот тут ты не в бровь, а в глаз попал. Не было цели. Или была, но мы ее еще не поняли. Он пробыл у нее час, и это совсем не похоже на встречу двух людей, которые друг друга любили, а потом расстались на десять лет. Ни жарких объятий, ни признаний и покаяний. Ничего! Он битый час бубнил ей, не давая вставить ни слова, как он зол, как обижен, как его предали, бросили и что ему пришлось по этой причине пережить.
– И ради этого он огород городил? – укоризненно посмотрел на сыщиков Орлов. – И вы, два матерых полковника, не понимаете поведения этого мальчишки?
– Понимаем, – попытался заступиться за друга Крячко. – Есть у нас версия. Мы считаем, что он все это проделал с четким расчетом.
– Ну так посвятите меня в свои умозаключения! Черт знает что, убит один полковник, убит второй полковник, угрозы сыпятся уже генералам, а он лазит к бабам в окна и в ус не дует. Вы хоть представляете, что мне приходится говорить у начальства, когда меня там допрашивают с пристрастием. Одно спасение – планы работы Станислава. Что-что, а это он умеет делать – убедительно написать документ.
– Без этого тоже нельзя, – спокойно возразил Крячко, нисколько не обидевшись, – без этого вообще работать не дали бы. А что касается Рубича, то дела обстоят еще хуже, чем ты подозреваешь.
Орлов замер на месте. Гурова и Крячко он знал уже столько лет, что мог заранее предсказать, кто из них в какой момент как себя поведет. И что у них не бывает безвыходных ситуаций. Оба полковника были достаточно опытными оперативниками. И если последовало такое вот заявление, относиться к этому придется серьезно.
– Ну? – коротко бросил он.
– Мы со Станиславом убеждены, – снова заговорил Гуров, – что вся эта эскапада с посещением Анастасии Ухановой рассчитана как раз на нас. Да-да! Он пытается зачем-то показать нам, убедить нас в том, что одержим местью и будет мстить обязательно. Это был такой убедительный штрих для нас. А Уханова выступает тут как независимый свидетель его настроения и намерений. Поэтому он ей и слова не дал вставить, распинаясь о своей обиде и о том, как он им всем кишки на кулак намотает.
