Джерри Остер - Внутренние дела
Глава восемнадцатая
— Привет, Кон.
— Джо? Дети, это папа. Джо, с тобой все нормально?
Крики: «Папа, папа!», сквозь них — «Слава Богу, с тобой все нормально? Нет?».
Потом просто какие-то крики, слов понять невозможно.
— Ты, конечно же, пойдешь на бейсбол? — спросила Конни. — Джо, ты возьмешь с собой детей на этот бейсбольный матч, не так ли?
Бейсбол. В субботу вечером, когда он должен дежурить вместо Бермудеса. Черт!
— Конечно.
— Ты все еще в больнице, Джо? А что с этой женщиной, Джо? Ты давно с ней встречаешься?
— Не очень. (Один год.) Я не встречаюсь с ней. (Она просто разрешает мне принимать у нее душ, и, если я задерживаюсь там слишком долго, то меня приходится выкуривать оттуда при помощи зажигательных бомб.)
— Где ты познакомился с ней?
Это один из самых любимых вопросов Конни, как будто в знакомствах есть что-то фатальное. Но ведь все мы в одной упряжке: Каллен познакомился с ней в Вашингтон-сквер-парке, куда учительница-идеалистка Конни Каррера каждый день в одиннадцать часов или в четыре часа приводила детей из детского сада на Четвертой улице и где дежурил начинающий бедолага-полицейский Джо Каллен, который приходил к ней поболтать, как будто у него масса свободного времени, а все преступники делают перерыв, пока он флиртует с девушкой. И вот через семнадцать лет он свободен, а она растит детей.
— Она журналистка. Работает в журнале «Сити».
(Она написала статью об одной из самых успешных операций, проведенных им и Циммерманом. Статья в журнале называлась «Шизоидный полицейский», и Энн получила за нее Сипурианскую премию. Вот как начиналась статья:
«Все знавшие его были осведомлены о том, что Хэррис Швартц каждый четверг вечером отправлялся в одно заведение в Челси, где играл на синтезаторе в музыкальной группе. Понятно, что никто из знавших его людей не удивился бы слишком-то, прослышав, что по вторникам он бреет себе ноги, надевает женскую одежду, начинает отзываться на имя Роксана и подает напитки в коктейль-баре нью-йоркского аэропорта».)
— Дети не знакомы с ней, они никогда о ней не слышали. Ты что, держишь ее в тайне?
«Ты держишь меня в тайне?» — не раз спрашивала его Энн, когда разговор заходил о том, что ей стоит познакомиться с его детьми.
— Кон, я не думаю, что…
— Ты ведь знаешь, Джо, что от детей ничего не скроешь. Они знают, что ты что-то скрываешь от них.
А он и не утверждает, что ему нечего скрывать от них.
— Могу я поговорить с ними?
— У тебя с ней уже было? — спросила Конни.
— Что у меня было?
— Не заставляй меня произносить это вслух. Дети стоят рядом со мной.
— Ты имеешь в виду… секс? — он сразу же пожалел о том, что сказал это. Ему нужно было сказать, что они серьезно говорили о своих чувствах друг к другу.
— Вы сдавали кровь на анализ? — спросила Конни довольно резко.
— Ты хочешь сказать?..
— Да.
— Это не твое дело.
— Я отвечаю за здоровье моих детей.
— …но ни я, ни Энн не принадлежим к группам риска, — (впрочем, Энн, после того как мы в первый раз переспали, предложила провериться на СПИД). — Могу я поговорить с детьми?
Она со стуком положила телефонную трубку на что-то твердое. Теперь с ним разговаривал его сын, будущий Кармайкл.
— Привет, папа.
— Привет, Джеймс. Как дела?
— Нормально.
— Чем занимаешься?
— Завтракаю.
— А потом что будешь делать? Есть какие-нибудь планы?
— Нет.
— Будешь упражняться на пианино?
— Да.
— Пойдешь в бассейн?
— Да.
— Как насчет тенниса?
— Ага.
— Вечером? Когда станет не так жарко?
— Точно.
— Как вообще жизнь? Все нормально?
— Ага.
— Ты уверен?
— Да.
— Хочешь что-нибудь сказать мне или попросить о чем-нибудь?
— Например?
— …где там Тенни?
— Я кладу, трубку.
Несомненно, трубка падает вниз и зависает на шнуре. Бьется о тумбочку: тук-тук-тук.
— Папа?
— Привет, Тен.
— Как твои часы?
— Отлично. Я полюбил эти часы, Тенни. Просто не знаю, как я мог обходиться без них.
— И это все?
— Что «все»? Слушай, как еще можно похвалить тебя за твой подарок к моему дню рождения?
— Я не это имела в виду. Я хотела спросить: ты позвонил только ради того, чтобы сказать мне об этом?
— …Тебе нужно куда-то идти?
— Нет.
— Есть какие-то дела?
— Нет.
— Чем ты сейчас занимаешься?
— Разговариваю с тобой.
Раз, два, три, четыре, пять…
— А еще какие новости?
— Осваиваю компьютер «Кватро». Он здесь.
— Все нормально?
— Что ты имеешь в виду?
— Просто… ничего. Ты не скучаешь?
— А чем мне заниматься?
— Ну, сейчас каникулы, Стефани.
— Не называй меня так, папа.
— Извини. Я просто не понимаю, почему я весь день только и занимаюсь тем, что пытаюсь получить ответы на свои вопросы у людей, которые не… Ладно, неважно.
— Что?
— Ничего.
— Папа, тебе не нравится, когда я делаю это.
— Я знаю.
— В чем дело?
— Забудь об этом. Нет, в самом деле. Все это пустяки.
— Ты прямо как мама. Ну ладно. Пока.
— Тен… о черт!
— Что ты сказал? — спросила Конни.
— Привет.
— С тобой все в порядке, Джо?
— Да, я же сказал, что у меня все нормально.
— Не нервничай. Эта бомба… тут есть какая-то связь с Томом Вэлинтайном, не так ли? Твоя подруга пишет что-то о пожаре в здании «Ралей», и кто-то бросает ей в квартиру бомбу, чтобы запугать эту журналистку, заставить ее замолчать, верно?
Неужели все слушатели утренних новостей так ловко сопоставляют факты и делают такие умные выводы или это касается только бывших жен полицейских?
— Бомба не настоящая, а женщина — не подруга.
Она стучит языком о зубы — таким образом его бывшая жена выражает сомнение.
— Сегодня я подвозила Дага до вокзала. Его машина в ремонте. Вокруг Ван-Кортланд-парка полно копов. Я слышала по радио, что арестован какой-то парень, с которым Том воевал во Вьетнаме. Его зовут Монски или что-то вроде этого, и он бездомный. Предполагают, что это он убивал людей и отрезал у них пальцы. Ведь полицейские не считают, что Том прячется там?
— Возможно, они так считают.
— Но ты так не думаешь?
— Конни, на самом деле я не…
— Что?
— Ничего.
— В чем дело, Джо?
—
— Скажи, в чем дело?
Каллен протянул ногу и прикрыл ею дверь. Циммерман находился в отделе розыска, пытаясь выудить какую-то информацию у бывшего теннисиста Шулера Барнуэла или Барнуэла Шулера, который поступил на работу в департамент после Принстона, где он был ракеткой номер один.
— В детстве Том сходил с ума по Джамайке. Я полагаю, что там есть какие-нибудь острова, часть которых заливает водой во время прилива, но есть и… Не знаю, можно ли назвать их обитаемыми, но по ним можно ходить. Он любил называть их. Я помню, что один остров назывался Пампкин-Пэтч. Однажды летом он поехал туда… — в то лето Джо Каллен, буйный хулиган и бунтарь, бунтующий ради самого бунта, поворовывал в магазине грампластинок на бульваре Квинс с чьим-то двоюродным братом, который жил в Ховард-Бич и имел лодку.
— Ты думаешь, что сейчас он там?
— Он может быть где угодно.
— Джо?
— Да?
— Будь осторожен.
— Как дети?
— Ты только что разговаривал с ними.
— Поэтому-то я и спрашиваю.
Конни засмеялась:
— Мне нужно идти.
* * *— Джон Энтони? — Циммерман считал, что лучшей профессии, чем музыкальный критик, нет на свете. Он полагал, что Джон Энтони уступает в проницательности, эрудиции, ясности изложения мыслей и мрачности тонов лишь Полине Кейл.
— Они могли уехать куда угодно, — сказал Каллен. — Им могло прийти в голову… я не знаю… Они богатые люди. Они ни о чем не думают, ничего не планируют, им не нужно думать, по карману ли им поездка.
Циммерман покачал головой:
— Об этом стало бы известно. Пошли бы разговоры о том, что они по какой-то своей прихоти приезжали в город черт знает откуда, а потом должны были вновь вернуться в него из-за того, что случилось несчастье.
Теперь уже Каллен покачал головой:
— Об этом стало бы известно, если бы их подозревали в чем-то, а не считали просто жертвами. А так как их считают потерпевшими и не подозревают ни в чем, то их не допрашивали. Так оно и должно быть. Речь же не идет об их алиби.
Помолчав немного, Циммерман сказал:
— Что?
— Что «что»?
— Я думал, что ты хочешь сказать мне о чем-то.
— Я думаю о том, что мне надо починить мою машину.
Муж Конни, Даг, отчим его сына и дочери, по крайней мере, отдал свою машину в ремонт, а автомобиль Каллена стоял возле его дома, и полицейские наклеивали одну квитанцию за другой, ибо она стояла не в положенном месте.
