Юзеф Хен - Останови часы в одиннадцать
— Вы плохо себя чувствуете?
— Плохо.
— Вид у вас неважный. Желудок? Хенрик не отвечал. Шаффер пробормотал:
— Боюсь, что это паштет из печени… Хенрик побрел в глубь парка.
— Пан профессор! — крикнул Шаффер. — Может быть, принести капли?
20
Громы отгремели, пожар погас, стало тихо, не надо было бежать, стрелять, прятаться. Хенрик сидел опустошенный и перегоревший, слушал шум фонтана и вдыхал запах увядающих акаций. В нескошенной траве лежал труп Вияса. «Он был шефом одну минуту и тридцать секунд, а может быть, две минуты, не помню, и погиб в самый прекрасный момент своей жизни, погиб на посту командующего своей армией, отдавая приказы единственному подчиненному. Убийца караулит его останки, сидит рядом и кается, совы не кружат, вороны не каркают, только голуби воркуют». Напор воды в фонтане постепенно падал, искрометный букет увядал и сжимался. Хенрик посмотрел на часы: стайер все еще кружил по циферблату, неутомимо двигался вперед, дышал, как машина, чудесные легкие, прекрасное сердце… «Когда он опишет круг — встану. Мелецкий убил Смулку, хотел убить меня, а теперь лежит в саду под жасмином, не добыл свои миллионы. Не доложит властям о своем сенсационном плане, не отдаст всю свою энергию на пользу обществу, игра окончена. Анна почувствовала во мне убийцу. Но это неправда, она любила меня и знала, что ей нечего мне дать, не свое же оскверненное тело, которым пользовался каждый, у кого была миска супа. Я не убийца, я не хотел убить Рудловского, Мелецкий за мной охотился, Вияс в меня стрелял, Чесеку я позволил уехать, он забрал с собой ящики из музея, а я не сумел этому воспротивиться, она сидела рядом с Чесеком вместо того, чтобы стоять рядом со мной, я не убийца, я защищал народное достояние, защищал его бескорыстно, она, конечно, это поймет, я спасал себя и ее, ее доверие к людям, веру в то, что мы чего-то все-таки стоим, и убил трех людей, такова цена добродетели, боже мой».
Он сидел в оцепенении, уставившись на мертвое тело Вияса, не обращая внимания на стук колес, скрип осей, человеческие голоса, наполнявшие улицы.
— Ваш пиджак, — сказал Шаффер тихо.
Хенрик внимательно посмотрел на него. Этот достиг чего хотел, но тоже не светится от счастья. «Может, разболелся желудок?»
— Оденьтесь, — настаивал немец. — К вам идут с визитом.
Через парк шел высокий офицер в сопровождении двух вооруженных автоматами милиционеров. Они шли к Хенрику. Вдруг офицер посмотрел вниз и остановился. У его ног в нескошенной траве лежал мертвый Вияс. Офицер вопросительно посмотрел на Хенрика. Хенрик достал из кармана пистолеты. Подошел и отдал их офицеру. Некоторое время они стояли молча.
— Вы Хенрик Коних? — наконец спросил военный.
— Я.
— Поручник Вжесиньский. Вам привет от уполномоченного. Хенрик не ответил. Вжесиньский спросил:
— Что здесь случилось?
— Я убил трех людей, — сказал Хенрик. Милиционеры наставили на него свои автоматы.
— В целях самозащиты? — спросил Вжесиньский.
— Почти.
— Я думаю, в целях самозащиты, — подтвердил офицер.
— Это хорошо, что вы так думаете.
— Свидетели есть? — спросил офицер.
— Нет.
— Вы защищали государственное имущество, — сказал тот.
— Откуда вам это известно?
— Нам об этом сказали.
— Этот немец? — спросил Хенрик.
— Нет, женщина.
— Женщина?
— Да. Она остановила нас на дороге и вернулась сюда с нами.
— Вернулась все-таки! Где она?
— Там. Сидит перед отелем.
У входа в отель на чемодане сидела Янка. «Опять она! Анны не было. Я спрашивал ее, могла бы ты жить в лесу. «Нет, мне было бы страшно», — ответила она. Жарко. Хорошо бы Шаффер принес чего-нибудь выпить». Янка встала с чемодана, может быть она хотела что-то сказать, и тут же села.
— Эта женщина ничего не знает, — сказал Хенрик.
— Она дала показание, что вы вели себя здесь как герой.
— Это прекрасно, — сказал Хенрик. — Можно идти? Офицер заколебался.
— Еще вопрос: сколько вам предлагал Мелецкий?
— Пятнадцать процентов. Офицер приказал милиционерам:
— Обыщите гражданина. Милиционеры обыскали Хенрика.
— Ничего нет, — доложили они.
— Ни бриллиантика?
— Ничего.
Офицер молчал. Потом спросил:
— Уполномоченный предлагает вам быть здесь его представителем.
— Нет. Не могу.
— Установите порядок. Будете распределять квартиры.
— Только не здесь.
— Почему?
— Вы сами знаете.
— Чего же вы хотите?
— Уехать.
— Когда?
— Сейчас.
Офицер обратился к одному из милиционеров:
— Отвезешь пана Кониха на машине. — Потом к Хенрику: — Что еще? Какое-нибудь желание?
— Нет. То есть да. Я хотел бы попросить брюки. Двое брюк.
У офицера задвигался кадык. Он снова обратился к милиционеру:
— Павэл!
— Так точно, слушаюсь. Хенрик отдал честь.
— Ну пока!
— Пан Коних! — крикнул офицер.
— Что?
— Вы спасли город. Оставьте свой адрес. Мы постараемся переслать вам какую-нибудь официальную благодарность.
— Пойдем, — сказал Хенрик милиционеру.
Роман Братны
ТАЮТ СНЕГА
Часть первая
1
Дорога оборвалась внезапно. Внизу, на каменном контрфорсе, еще лежал снег. Узкая полоска берега светлела песчаными залысинами, а дальше острый поток бился об остатки мостовых ферм. Рядом какой-то развороченный домик, не то будка путевого обходчика, не то барак, с крыши капали капли, свисал кусок оторванного толя. Белка наставила уши. Смотрит удивленно. Такого существа она еще не видела.
Человек стоял, засунув руки в рукава короткого полушубка, и смотрел на воду, как бы измеряя ширину препятствия. Белка сделала два осторожных прыжка. Села, заметая хвостом воздух над головой. Человек перевел свой взгляд на нее. Он, видимо, знал повадки зверей, потому что не шелохнулся. Белка сделала несколько смелых прыжков. И вот уже засуетилась вокруг ботинка пришельца. Большая нога неподвижно стояла на мокром снегу. Успокоенный зверек принял ее за что-то такое же неопасное, как камень или ствол дерева.
— Не знаешь, что это? — внезапно сказал человек. Голос у него был низкий, с хрипотцой. Белка на секунду превратилась в камень, а затем, в секунду, в молнию, ударившую с земли в небо. Притопывая, она уже сидела высоко на ветке. Пришелец навел на нее палец, как ствол пистолета, и прицелился. Потом повернулся и широкими шагами зашагал вдоль замерзшего пути, туда, где кончался лес.
Миновав поля и сонные перелески, поминутно останавливаясь, он вошел в улицу.
Деревня начиналась с сожженной усадьбы, на которой торчал только колодезный журавель. Потом тянулись ряды печных труб, напоминавших культи осмоленных ветел. Человек свернул в ворота первого уцелевшего крестьянского двора. Здесь стоял военный «джип» с потрепанным брезентовым верхом. Огромный барбос, бренча продетой в кольцо проволокой, едва не задохся от лая; он уже считал машину частью охраняемого им хозяйства. Вторая собака, привязанная коротко, сидела неподвижно возле будки, и только нетерпеливое помахивание хвоста говорило о том, что она внимательно следит, не сделает ли гость неосторожный шаг в ее сторону. В дверях конюшни появился кряжистый крестьянин. Он стоял в расстегнутом пиджаке, сильный и бессловесный, как третий притаившийся зверь. Пришелец подошел к машине и поднял капот.
— Меня зовут Мик?лай М?сур, — сказал он, склоняясь над мотором. — Я говорю это потому, что буду у вас жить, — добавил он.
Крестьянин не шелохнулся.
— Баба у меня старая, а не такая, как положено, — с деланным равнодушием пробормотал он. — А что, говорят, собираются мост строить…
— Ага, — буркнул Мосур. Уголком глаза он заметил забрызганные грязью голенища. Крестьянин подошел к автомобилю.
— Брезентовые, — пришелец показал на его сапоги.
— Воинская часть стояла… — Крестьянин улыбнулся, развел руками, как бы говоря, что и он бессилен против торгового соблазна.
Мосур неожиданно поднял голову и пристально посмотрел ему в глаза.
Крестьянин выдержал взгляд. Вокруг его глаз собрались морщинки сдерживаемой улыбки.
— Ну так вот, старая она или не старая — это о вашей жене, — а квар‹ тировать я буду у вас, — и захлопнул капот машины.
— Хорошо, пан… инженер, — любезно ответил крестьянин.
«Пан инженер, — повторил человек в «виллисе», который, как трудолюбивый конь, взбирался по крутой разбитой дороге. — Издевка? Не может быть, — успокаивал он себя. — Но когда я засунул голову под капот машины, у меня было такое дурацкое ощущение, что он собирается ударить меня по спине. Исключено. Он не может меня знать. Ни я его… У меня прекрасная память на лица».
