Донна Леон - Неизвестный венецианец

Пусть это был один из самых громких скандалов десятилетия — впрочем, бывают ли вообще тихие скандалы? — никто не сомневался, что его опять замнут, заболтают, зашикают, как и все громкие дела прошлых лет. Итальянца пастой не корми, дай порассуждать на эту тему. Любой сразу выдаст список недавних происшествий, расследование которых по таинственным причинам зашло в тупик: Устика [40], смерть Иоанна Павла I [41], П-2 [42], смерть Синдоны [43]. Мария Лукреция Патта, как бы драматично ни было ее отбытие из города, едва ли могла даже мечтать подняться до таких высот. Жизнь полиции снова пошла своим чередом. Единственная новость касалась найденного в Местре трансвестита. Оказывается, он был директором Банка Вероны. Ну кто, скажите на милость, мог этого от него ожидать? Подумать только — директор банка.

Секретарша из паспортного стола прослышала в своем баре, что в Местре Маскари был очень даже хорошо известен, как и то, чем он занимался, уезжая в командировки. Более того, в другом баре говорили, что его брак был фиктивный, он женился, чтобы иметь возможность работать в банке. Кто-то высказал предположение, что его жена носит тот же размер одежды, иначе зачем она ему понадобилась? Один продавец фруктов с Риальто уверял, что Маскари еще мальчиком ходил в женской одежде, и даже в школу.

К обеду пересуды несколько выдохлись и поутихли, чтобы после обеда вскипеть с новой силой. Общими усилиями было установлено, что в смерти Маскари виноват его «тайный порок» и что жена отказывается забирать его тело из морга и хоронить его по-христиански.

У Брунетти была назначена встреча с вдовой в одиннадцать часов, и он отправился на нее, не подозревая, что город уже бурлит слухами. По телефону он выяснил в Банке Вероны, что в Мессину звонил некий мужчина, который, назвавшись Леонардо Маскари, сказал, что его визит откладывается — на две недели, а может, и на месяц. Нет, они не перезванивали, чтобы удостовериться, что это был действительно Маскари. У них не было причин сомневаться в этом.

Квартира Маскари находилась в большом доме в квартале от виа Гарибальди, центральной улицы Кастелло. Когда дверь на третьем этаже открылась, Брунетти увидал ту же женщину, что приходила в полицию два дня тому назад, только теперь на ней был черный костюм и тени под глазами залегли глубже.

— Доброе утро, синьора. Очень любезно с вашей стороны согласиться встретиться со мной сегодня.

— Проходите, прошу вас, — сказала она, отступая в глубь квартиры.

Когда он вошел, у него возникло странное ощущение, что он когда-то уже бывал здесь. Оглядевшись, он понял, отчего это: квартира была почти такая, как и у той старой синьоры на кампо Сан-Бартоломео, и выглядела так, будто в ней прожили несколько поколений одной семьи. У дальней стены стоял такой же комод, и на зеленой бархатной обивке дивана и стульев рябили те же морские волны. Окна были плотно зашторены — от солнца и от любопытных взглядов.

— Не хотите ли чего-нибудь выпить? — предложила она, явно только потому, что так требовали приличия.

— Нет, спасибо, синьора, не нужно. Только уделите мне, пожалуйста, немного времени. Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

— Я знаю, — ответила она и пошла назад, в глубину комнаты. Там она опустилась на один из обтянутых бархатом стульев. Брунетти занял второй стул напротив. Она сняла какую-то ниточку с подлокотника, аккуратно скатала и убрала в карман своего жакета.

— Если вы читали о смерти вашего мужа в газетах, то вы, наверное, знаете, что его обнаружили в несколько необычном виде…

— Я знаю, что его нашли одетым в женское платье, — сказала она тихим пресекающимся голосом.

— То есть вы понимаете, что я вынужден буду задать вам вопросы определенного рода?

Она кивнула и уставилась на свои руки.

После этого вопросы возможны были либо грубые, либо неловкие. Он выбрал второе.

— Есть ли у вас или, может быть, были раньше причины полагать, что ваш муж вовлечен в подобные занятия?

— Я вас не понимаю, — сказала она, хотя чего тут было не понять.

— Я имею в виду ношение женской одежды. — Ну почему бы прямо не сказать — «трансвестит»?

— Этого не может быть.

Брунетти молча ждал продолжения.

— Этого не может быть, — повторила она.

— Синьора, ваш муж получал какие-нибудь странные письма? Может быть, были какие-нибудь необычные телефонные звонки?

— Не понимаю.

— Не беспокоили ли его в последнее время телефонные звонки или письма? Не выглядел ли озабоченным?

— Нет, все было как обычно.

— И, возвращаясь к моему первому вопросу, синьора, вы никогда не замечали, что его привлекают отношения подобного рода?

— С мужчинами? — Ее голос зазвенел от возмущения. И еще от чего-то. Отвращения?

— Да.

— Нет! Мне оскорбительно слышать такие слова о моем муже. Как вы смеете? Я не позволю вам так о нем говорить. Леонардо не был таким. Он был нормальный мужчина.

Ее руки, лежавшие на коленях, сжались в кулаки.

— Пожалуйста, простите меня, синьора. Я всего лишь стараюсь понять, что произошло, и потому вынужден задавать вам вопросы. Это совсем не значит, что я хочу оскорбить вашего мужа.

— Зачем тогда спрашивать?

— Чтобы узнать правду о его смерти, синьора.

— Я отказываюсь отвечать на такие вопросы. Это неприлично.

Он хотел сказать ей, что в убийствах вообще мало приличного, но вместо того спросил:

— В последние недели вы, случайно, не отмечали ничего необычного в поведении вашего мужа?

Ее ответ был вполне предсказуем:

— Я не понимаю.

— Ну, не говорил ли он о поездке в Мессину? Ему хотелось ехать или он уезжал с неохотой?

— Он уезжал как всегда.

— И как это происходило?

— Ему нужно было ехать. Разъезды были частью его работы.

— Но хоть что-нибудь он же говорил?

— Нет.

— И никогда не звонил вам, синьора?

— Нет.

— Почему, синьора?

Она, кажется, поняла, что Брунетти так просто не отстанет, и объяснила:

— Он не имел права делать частные звонки за счет банка. Иногда он звонил в офис другу, а тот перезванивал мне. Но не всегда.

— Ах вот оно что, — сказал Брунетти. Ага, директору банка и не хватало денег, чтобы позвонить жене.

— У вас с мужем есть дети, синьора?

— Нет, — тут же сказала она.

Брунетти не стал допытываться почему.

— У вашего мужа были друзья на работе? Вы упомянули друга, которому он звонил. Как его зовут?

— Зачем он вам?

— Может быть, ваш муж высказывался касательно командировки. Я хочу повидаться с ним и спросить, не замечал ли он чего-нибудь необычного в поведении вашего мужа.

— Я уверена, что не замечал.

— Мне в любом случае очень хотелось бы поговорить с ним, синьора. Как же его зовут?

— Марко Раванелло. Но ему нечего вам рассказать. Мой муж был совершенно нормальный. — Метнув в Брунетти свирепый взгляд, она повторила: — Совершенно нормальный.

— Ну что ж, не стану более надоедать вам, синьора. — Брунетти поднялся и направился к выходу. — Вы, наверное, уже позаботились насчет похорон?

— Да. Месса завтра. В десять. — Она не сказала где, а Брунетти не спросил. Если понадобится, он сам узнает.

У двери он задержался:

— Большое спасибо, синьора. Примите мои личные соболезнования и позвольте вас заверить, что мы сделаем все от нас зависящее, чтобы найти виновного в смерти вашего мужа.

Почему-то слово «смерть» давалось ему куда легче, чем «убийство».

— Мой муж не был таким. Вы узнаете. Он был мужчина.

Брунетти не протянул ей руки на прощание, лишь поклонился, и вышел. Когда он спускался вниз по лестнице, ему на память пришла заключительная сцена из пьесы «Дом Бернарды Альбы», где мать, стоя у края подмостков, кричит публике и всему миру, что ее дочь умерла девственницей, умерла девственницей. Для Брунетти же лишь факт смерти имел значение, все прочее — суета.

В квестуре он пригласил Вьянелло к себе. Поскольку кабинет Брунетти находился двумя этажами выше, можно было надеяться поймать в открытое окно хоть слабенький ветерок. Когда они поднялись, Брунетти, распахнув окна и скинув пиджак, спросил:

— Удалось вам что-нибудь разузнать о Лиге?

— Я доверил это дело жене, Dottore, — начал Вьянелло, садясь на стул. — Вчера она два часа висела на телефоне, обзвонила всех друзей. Интересная история выходит с этой Лигой.

Брунетти был уверен, что Вьянелло не рассчитывает на какую-либо благодарность с его стороны, но решил, что галантный жест не помешает.

— Завтра я заскочу на Риальто и куплю ей цветов.

— Нет, вы лучше дайте мне отгул в субботу. Ей будет приятнее.

— А что у вас в субботу?

— Я должен встречать в аэропорту министра окружающей среды. А он как пить дать не приедет, причем объявят об этом в последнюю минуту. Не думаете же вы, что у него хватит духу явиться сюда в августе, когда гниют водоросли и стоит жуткая вонь, чтобы толкать речи об их новых гениальных проектах по защите природы? — Вьянелло презрительно усмехнулся. Теперь он сделался поборником Новой партии зеленых — еще одно следствие недавней операции. — Мне не хочется потратить полдня впустую, только для того, чтобы приехать в аэропорт и узнать, что он не появится.