Резервация - Антон Сибиряков
– Сука… ну ты и… сука! – сипел Антон в мокрую от дыхания и слюней ткань банданы. Он уже не видел – тащился по зыбучему песку с закрытыми глазами.
И вдруг – все смолкло. Что-то громыхнуло за спиной, лязгнуло засовами и сильные руки прижали Антона к холодной стене. Он открыл глаза – в свете тусклой лампочки, болтавшейся под высоким потолком, плыло лицо в клетчатой полумаске. Злые глаза и сросшиеся брови. Буря осталась где-то позади, выла и билась в двери, как обезумевшее чудище.
– Ебчжаный муджила! – послышалось из-под маски. Но руки отпустили его, и Антон сполз по стене на пол.
Вокруг были люди – он увидел Гая, отплевывавшегося от песка и хохочущего Индуса, говорившего что-то на своем языке. И мальчишка, этот оборванец – он тоже был там, сжался в комок у двери, а над ним высился человек с автоматом.
– Бляди, – выдохнул Антон, пытаясь подняться. Он оперся рукой о холодный бетонный пол. – Не трогайте его… Какие же вы… бляди…
– Антон, ты как? – это был Гай. Он подошел к нему и присел на корточки.
– Нормально, – ответил Антон и стянул маску с лица. – Что с пацаном?
– Все в порядке. Пара царапин, – ответил Гай.
Они находились в каком-то узком коридоре, с выложенными кирпичом стенами. Дальше находилась лестница, ведущая вниз. Ступени были похожи на зубы орка – кривые и грязные.
Бомбоубежище. Это какое-то бомбоубежище, – подумал Антон. Гай помог ему подняться.
– Добро пожаловать в альма-матер Омеги, – сказал Индус. Он стащил очки и бандану и снова белоснежно улыбнулся.
Повыбивать бы тебе эти зубы, – подумал Антон.
– Идемте, – Индус сделал пригласительный жест рукой. – Вас уже заждались.
Снизу доносилась музыка. Какая-то симфония. Звучала глухо и с шипением, как будто проигрывали виниловую пластинку. Антону почудилось, что когда они спустятся, их встретит нацистский генерал в военной форме и начищенных сапогах. Непременно с повязкой на одном глазу – как это было принято у злодеев в старых фильмах.
Они спустились вниз. Сначала Индус, потом Гай. Антон шел последним – держался за стену. У него разболелась голова, и ныл живот, так, что хотелось блевать. Вдобавок ко всему зудело порезанное лицо – песок забился в раны, и было ощущение, что он там двигался. Антон прикоснулся к щеке и оторвал спекшуюся кровавую корочку. Ему захотелось разодрать все лицо, но он сдержался.
Внизу было так же узко, как и наверху. Тот же тесный коридор с выкрашенными в белый цвет стенами. Немного чище и светлей, потому что горели сразу несколько ламп. Под ногами – вытертый ковер с эмблемой Союзных Республик. Серп и молот в обрамлении пшеничных колосьев.
Антон оглянулся. За ним никто не шел, остальные остались там, наверху.
Индус провел их к закрытой железной двери, из-за которой доносилась симфоническая музыка. Теперь Антон узнал ее – пятая симфония Бетховена. Возможно, за дверью заседал меломан, а может быть, просто, в этом подземелье не было особого выбора пластинок. Но, в любом случае, этот человек любил громкую музыку – даже за закрытой дверью от такого симфонического напора сводило зубы.
У двери, на стене, был небольшой звоночек. Индус коротко нажал на него и откашлялся. Пригладил волосы и как-то весь вытянулся, будто маршировальщик на плацу.
Музыка за дверью стала тише. Кто-то засуетился там – послышались шаги, чей-то неразборчивый шепот. Антону почудился женский голос – тонкий, тихий. Но тут же снова ударила музыка и поглотила все звуки. Но Антон был уверен – он слышал. И даже когда им открыли дверь, и никакой женщины внутри не оказалось, он знал – она была здесь. На столе, накрытом красной тканью, осталось два влажных следа от стаканов – темные полумесяцы на алом небе. И пахло женским шампунем – легкий запах жасмина витал в воздухе, перемешиваясь с сигаретным дымом и чем-то еще – приторным, едким. Антон не сразу вспомнил этот запах и только когда увидел, как ожидавший их глава сопротивления, наспех застегивает пуговицы на военных брюках, только тогда он вспомнил. Запах борделя. Вот что еще присутствовало здесь. Запах пошлости и желания, возбуждения, натягивающего ширинку брюк. Он побывал во многих борделях, и везде пахло одинаково. Вскоре он стал считать, что это запах вагины, в которую долбились по десять членов на дню. Запах шлюхи. Нравственного гниения.
Антон так задумался над этим, что не сразу увидел протянутую ему сухую ладонь.
– Антон? – это был Гай. Он вернул его обратно, в реальный мир.
– Простите… – вымолвил он и пожал руку. А потом аккуратно поднял глаза, рассмотрев того, с кем поздоровался. Его лицо – худое, обветренное, прорезанное глубокими морщинами. Как будто его вялили на солнце – долго и упорно, пока кожа не задубела, и в ней не осталось живых клеток. На вид около шестидесяти – но может быть и меньше, война старит. Глаза почти белые – прозрачные. Неуютный взгляд, под которым люди съеживаются, как воробьишки на мокрых проводах. Рука – Антон ощутил – сильная, как щупальце. Обвила длинными пальцами до самого запястья. Но сухая, гладкая. За жизнь залоснила много прикладов. А до этого – рукоятей ножей. И черенков лопат. Говорят, в резервации находили захоронения людей с пробитыми затылками.
Антон оглянулся. Индус был еще здесь, стоял у двери. Он боялся своего командира. И Антон понимал почему.
– Я не представился, – сказал человек, – меня зовут Гаспар. Я командир Омеги – народного сопротивления.
Антон бегло осмотрел кабинет. Стол, покрытый красной тканью, на нем – лампа, органайзер для ручек в виде карандашной точилки, графин с водой. А у стены, на полке – древний патефон в виде чемоданчика и стопка виниловых пластинок. Дальше на стене висела огромная карта бывших Соединенных Республик. А за ней, Антон был уверен, находилась дверь в комнату, где сейчас пряталась женщина, пару минут назад сосавшая этому сраному Гаспару. А может восседавшая на нем верхом и скачущая на его палке, как сучья наездница.
– Честно говоря, – сказал Гай, – мы не понимаем, чем можем быть полезны. Мы тут из-за мертвого старика – гражданина Голдтауна. Приехали забрать его… Наверное, это какая-то ошибка…путаница…
– Старика, – хохотнул Гаспар. Он уселся за стол – в потрепанное кресло на колесиках. – Ты слышал, да?! Они тут из-за какого-то старика.
Индус засмеялся. Наигранно и неестественно.
– Что не так? – не понял Гай.
Лицо Гаспара не умело улыбаться. Это в нем пугало
