Иен Рэнкин. - Перекличка мертвых
Вот и тупик: и здесь никого. Она осмотрела одну сторону улочки, потом другую. Перед последним домом стояла на кирпичах машина без колес. Из покореженного фонарного столба торчали рваные провода. Шивон не могла понять, почему не слышит полицейских сирен. Крики тоже смолкли. Только за каким-то окном шла ленивая перебранка. Мимо прокатил скейтбордист лет десяти-одиннадцати, посмотревший на Шивон с подозрением. Ей казалось, что поворот из тупика налево опять выведет ее на главную улицу, но там оказался очередной тупик. Она тихо выругалась — не видно ни зги. Ей пришло в голову, что для экономии времени лучше не возвращаться, а пройти между домами и перелезть через забор на зады другого проулка. Наверное, того, который ей нужен.
Наверное.
— Взялся за гуж… — пробормотала она, попав каблуком в трещину тротуара.
За домами ничего особенного не было: сорная трава по колено и столбы с обрывками веревки для сушки белья. Шивон легко перемахнула через почти завалившийся забор.
— Ой, тут же моя клумба! — произнес насмешливый голос.
Шивон повернулась и уперлась взглядом в молочно-голубые глаза главаря шайки.
— Прямо конфетка, — причмокнул он, оглядывая ее с головы до ног.
— Опять нарываешься на неприятности? — спросила она.
— А на какие я уже нарвался?
— Вчера вечером ты изуродовал мою машину.
— Что-то не пойму, о чем речь.
Он сделал шаг вперед. За ним чернели две тени.
— Самое лучшее, что ты можешь сейчас сделать, это побыстрее смыться, — предупредила она.
Ответом был нарочито грубый хохот.
— Я из уголовной полиции, — громко объявила она, надеясь, что голос не выдаст ее страха. — Если со мной что-нибудь случится, тебе придется жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
— И поэтому ты сейчас напустила в штаны?
Шивон не сдвинулась с места, не отступила ни на дюйм. Зато парень еще приблизился. Теперь ей ничего не стоило заехать ему коленом в пах. Она немножко успокоилась.
— Пошел прочь.
— А если я не хочу?
— Делай, что велят, — раздался гулкий раскатистый голос, — не то хуже будет.
Шивон оглянулась. За ее спиной стоял муниципальный советник Тенч.
— Вас это не касается, — огрызнулся вожак.
— Все, что происходит здесь, меня касается. Если ты знаешь меня, то должен знать и это. А теперь сматывайся отсюда и считай, что легко отделался.
— Ишь какой всемогущий! — ощерился один из хулиганов.
— Во вселенной есть один всемогущий, и он над нами, — Тенч указал на небеса.
— Витаешь в облаках, проповедник, — произнес вожак, однако, быстро повернувшись, зашагал в темноту.
Тенч подвигал плечами, разминаясь.
— А ведь могло закончиться очень плохо, — сказал он.
— Могло, — согласилась Шивон.
Она назвала себя, Тенч кивнул:
— Я еще вчера подумал: эта девочка, похоже, из полиции.
— Вам приходится денно и нощно нести миротворческую вахту? — поинтересовалась она.
— По ночам здесь почти всегда тихо. Просто вы выбрали не совсем подходящее время для визита. — Тут послышался приближающийся звук полицейской сирены. — Это вы вызвали? — спросил Тенч и пошел в сторону лагеря.
На боку машины, взятой ею в участке Сент-Леонард, красовалась надпись, выведенная аэрозольной краской: «МДН» — Молодежное движение Ниддри.
— Ну, это уже не шутки, — со злобой прошипела Шивон сквозь стиснутые зубы.
Она попросила Тенча назвать ей имена хулиганов.
— Никаких имен, — решительно отказался тот.
— Но вы же знаете, кто они.
— А зачем вам эти имена?
Оставив вопрос без ответа, она повернулась к полицейским из местного участка и подробно описала вожака, его фигуру, одежду, глаза. Они покачали головой.
— Лагерь не пострадал, — буркнул один. — Это главное.
Его тон объяснил ей все: она вызвала их сюда, они приехали, а здесь и смотреть-то не на что, не говоря уже о том, чтобы что-то делать. Кто-то кого-то обозвал, кто-то кого-то (как говорят) ударил. Никто из охранников не заявил о травме. Вот наши братья по оружию, выглядят они вполне здоровыми и веселыми. Никакой угрозы лагерю нет, никакого ущерба не нанесено — разве что машине Шивон.
Иными словами: им предлагают искать ветра в поле.
Тенч между тем расхаживал среди палаток, представляясь лагерникам, пожимая многочисленные руки, поглаживая по головкам детей. С благодарностью взял протянутую ему чашку травяного чая.
Бобби Грейг дул на костяшки пальцев, которыми он, по словам одного из его товарищей, приложился о выступ стены.
— Пощекотали нервишки, а? — спросил он Шивон.
Не ответив, она направилась к большому шатру. У самого порога кто-то сразу же сунул ей чашку ромашкового чая. Шивон стояла на улице и дула на чай, когда ее взгляд упал на Тенча, говорившего что-то в диктофон. Держала диктофон журналистка, которая, как сразу же вспомнила Шивон, когда-то Дружила с Ребусом… Мейри Хендерсон. Шивон подошла поближе и услышала, о чем вещает Тенч.
— «Большая восьмерка» — это прекрасно, но исполнительная власть должна серьезно задуматься о том, что творится дома. У местных детей нет практически никакого будущего. Здесь царит разруха, но с разрухой можно покончить. Окажите помощь, и у этих детей появится то, чем можно будет гордиться, что даст им возможность работать и приносить пользу. Как говорится: радейте о мировом порядке… но прибирайтесь и на своей кухне. Большое вам спасибо.
Он двинулся дальше, снова пожимая протянутые руки и гладя по головкам детей. Журналистка, еще раньше заметившая Шивон, сочла необходимым подойти, держа наготове диктофон.
— Ничего не хотите добавить к моему репортажу, сержант Кларк?
— Нет.
— А я слышала, вы здесь уже второй вечер подряд… Какая необходимость?
— Я сейчас не в настроении, Мейри, — ответила Шивон и, помолчав, спросила: — Вы действительно собираетесь написать об этом статью?
— Все человечество смотрит на нас. — Она выключила диктофон. — Надеюсь, Джон получил от меня пакет.
— Какой пакет?
— С информацией о «Пеннен Индастриз» и Бене Уэбстере. Не знаю, как он намерен ее использовать.
— Как только он приступит к чтению, у него сразу появятся мысли.
Мейри утвердительно кивнула:
— Надеюсь, меня он при этом не забудет. — Она заметила чашку в руке Шивон. — Это чай? Умираю хочу пить.
— Мне дали его в том шатре, — Шивон кивком указала на большую белую палатку. — Правда, он довольно слабый. Попросите, чтобы налили покрепче.
— Спасибо, — поблагодарила журналистка и пошла за чаем.
— Не за что, — ответила Шивон, выливая остатки на землю.
В ночных теленовостях рассказывали о концертах «Лайв Эйт». Не только о лондонском, но и о филадельфийском и о корнуэльском, короче — обо всех. Общее число зрителей приближалось к полумиллиарду, и возникали опасения, что из-за того, что концерты так затянулись, толпы будут вынуждены провести ночь под открытым небом.
— Ну и ну, — сказал Ребус, выливая в рот остатки пива из последней банки.
Наконец начался репортаж о марше «Оставим бедность в прошлом» и слово взял какой-то визгливый персонаж, заявивший, что его привела сюда в этот день «насущная потребность своим личным участием в этой исторической акции приблизить тот миг, когда бедность останется в прошлом».
Ребус переключился на 5-й канал, где шел сериал «Закон и порядок: отдел особо тяжких убийств». Ему казалось странным это название: разве не каждое убийство — особо тяжкое преступление? Но, вспомнив о Сириле Коллере, он решил, что нет.
Сирил Коллер, громила Верзилы Гора Кафферти. Никак он не походил на случайную жертву, а получается, что вроде бы случайная.
Тревор Гест… пока что только кусочек пластика, но за ним скрывается личность. Ребус уже просмотрел всех Гестов в телефонном справочнике; там их оказалось почти два десятка. Обзвонил половину, ответили только четверо — но никто из них не знал никакого Тревора.
Автомастерская Кьоу… В телефонном справочнике Эдинбурга он нашел дюжину Кьоу, но к этому моменту его уже посетила мысль, что искать не обязательно в Эдинбурге. Если провести окружность определенного радиуса с центром в Охтерардере, то внутри нее окажутся и Данди, и Стерлинг, и Глазго, и Абердин. Убитые могли быть откуда угодно. До понедельника предпринимать что-либо для их опознания бессмысленно.
Остается только сидеть и размышлять, потягивая пиво, да сделать вылазку в магазин на углу, чтобы купить еду быстрого приготовления. Да захватить еще четыре баночки пива. Люди, стоявшие в очереди в кассу, улыбались ему. Они еще были в белых футболках и обменивались впечатлениями о «восхитительном дне».
