Эд Макбейн - Леди, леди, это я!

— Что?

— С вашей дочерью. Я так понимаю, что Клэр очень дружила с ней.

— Кто вам это сказал?

— Врач-интерн из «Буэнависты».

— Ах, да, — согласно кивнула миссис Гленнон. — Да, они дружили, — призналась она.

— Они близко сдружились?

— Да. Мне кажется, что близко.

— В чем дело, миссис Гленнон?

— Что? Вы о чем?

— О чем вы все время думаете?

— Да так, ни о чем я не думаю. Я отвечаю на ваши вопросы. А когда… когда… когда убили Клэр?

— В пятницу вечером, — сказал Мейер.

— А-а, ну тогда она… — миссис Гленнон не договорила.

— Ну тогда она что? — спросил Мейер.

— … так значит она… ее убили пятницу вечером, — сказала миссис Гленнон.

— Да, — Мейер внимательно следил за ее лицом. — Когда вы видели ее в последний раз, миссис Гленнон?

— В больнице.

— А ваша дочь?

— Эйлин? Я… я не знаю, когда она видела Клэр в последний раз.

— А где она сейчас, миссис Гленнон? В школе?

— Нет. Нет, она сейчас… в гостях… хм… у моей сестры… в Бестауне.

— А она посещает школу, миссис Гленнон?

— Да, конечно, она ходит в школу. Но вот у меня случился аппендицит, видите ли, и… хм… она осталась погостить у моей сестры пока я лежала в больнице… и… хм… мне показалось, что так будет лучше — отослать ее туда, пока я не встану на ноги, понимаете?

— Понимаю. А как зовут вашу сестру, миссис Гленнон?

— Айрис.

— Так — Айрис, а фамилия?

— Айрис… а зачем вам нужно это знать?

— Просто для отчета, — сказал Мейер.

— Я бы не хотела, чтобы вы потревожили ее, мистер. У нее и без меня своих проблем хватает. Она даже не знала Клэр. Я бы попросила вас не беспокоить ее.

— Я и не собираюсь, миссис Гленнон.

Миссис Гленнон поморщилась.

— Ее зовут Айрис Мулхаер.

Мейер записал имя в блокнот.

— И ее адрес?

— Постойте, вы же сказали…

— Это для отчета, миссис Гленнон.

— Пятьдесят шестая улица, дом номер 1131.

— Это в Бестауне?

— Да.

— Благодарю вас. И вы утверждаете, что ваша дочь Эйлин находится у нее, так?

— Да.

— А когда она туда уехала, миссис Гленнон?

— В субботу. В субботу утром.

— Она и раньше бывала там, правда? Когда, например, вы лежали в больнице?

— Верно.

— А где они познакомились с Клэр, миссис Гленнон?

— В больнице. Она пришла навестить меня, и там была Клэр. Вот так они и встретились.

— Так-так, — сказал Мейер. — А Клэр навещала ее в доме вашей сестры? В Бестауне?

— Что?

— Я сказал, возможно, Клэр навещала ее в доме вашей сестры?

— Да. Думаю, что навещала.

— Так-так, — сказал Мейер. — Так, очень интересно, миссис Гленнон, — благодарю вас. А скажите, разве вы не читали газет?

— Нет, не читала.

— Так значит, тогда вы не знали, что Клэр умерла до тех пор, пока я вам ни сказал, верно?

— Верно.

— А как вам кажется, Эйлин знает?

— Я… я не знаю.

— А не упоминала ли она о чем-нибудь таком в субботу утром? Перед тем, как уехала к вашей сестре?

— Нет.

— А радио вы не слушали?

— Нет.

— Потому что это передавали в новостях по радио, знаете ли. В субботу утром.

— Мы не слушали радио.

— Понятно. И ваша дочь не просматривала газет перед отъездом из дома?

— Нет.

— Но она, должно быть, теперь уже знает обо всем, что случилось в пятницу вечером. Она вам ничего об этом не рассказывала?

— Нет.

— Вы, ведь, наверное, разговаривали с ней? Я хотел сказать, что она уже должно быть звонила вам из дома вашей сестры?

— Да. Я уже… я разговаривала с ней.

— А когда вы в последний раз разговаривали с ней, миссис Гленнон?

— Я… я сейчас очень устала и хотела бы отдохнуть.

— Конечно. Так, когда вы в последний раз разговаривали с ней?

— Вчера, — сказала миссис Гленнон и глубоко вздохнула.

— Понятно. Спасибо, миссис Гленнон, вы нам очень помогли. Принести вам молока? Я думаю, оно уже согрелось.

— Если вам не трудно.

Мейер пошел в кухню. Плита стояла у стены рядом со шкафчиком для посуды. На стене висела небольшая пробковая доска для заметок. На шкафчике стоял телефон. Он снял с плиты кастрюльку с молоком как раз вовремя — молоко уже было готово убежать. Он налил полную чашку и затем громко спросил:

— Вам положить в него капельку масла?

— Да, пожалуйста.

Он открыл холодильник, достал масленку, нашел в шкафчике нож и стал отрезать кусочек масла, когда вдруг увидел листок бумаги, прикрепленный к пробковой доске, на котором от руки было написано:

КЛЭР

СУББОТА

ПЕРВАЯ ЮЖНАЯ УЛИЦА, ДОМ 271.

Он довольно кивнул, быстро и молча скопировал текст записки в свой блокнот и затем понес молоко миссис Гленнон. Она поблагодарила его за любезность, попросила еще раз не беспокоить ее сестру и затем начала прихлебывать горячее молоко.

Мейер покидал квартиру и задавал себе один и тот же вопрос, почему миссис Гленнон сказала ему неправду. Он все еще задавался этим вопросом, когда спустился на площадку второго этажа.

Было тихо, и нападение на него было внезапным.

Он был абсолютно к нему не подготовлен. Он только обогнул перила, чтобы продолжить путь вниз, как вдруг из темноты вылетел кулак и ударил его прямо по переносице. Он попытался, было развернуться, чтобы увидеть своего обидчика, одновременно стараясь достать из кобуры свой револьвер, как неожиданно получил второй удар сзади, который был нанесен не кулаком, а гораздо более твердым предметом. Удар пришелся по затылку, и Мейер почувствовал, как в глазах у него потемнело. Он сумел быстро выхватить револьвер, но тут его снова чем-то ударили. Нападавших было больше, чем двое. Потом его ударили снова, и он услышал, как выстрелил его револьвер, хотя ему показалось, что курок он не нажимал. Что-то упало на пол с лязгающим металлическим звуком — они использовали обрезки металлических труб, и он почувствовал, что кровь заливает ему глаза. Следующий удар трубой пришелся прямо по лицу, и он почувствовал, как револьвер ускользает из его руки, а он сам валится на колени под безжалостным градом ударов металлических труб.

Затем он услышал топот, топот тысячи ног, наступающих на него, переступающих через него, оббегающих его. Гулкий топот тысячи ног, бегущих вниз по лестнице. Он не потерял сознание. Прижавшись лицом к бугристым половым доскам и глотая сгустки собственной крови, он еще подумал, почему это сыщики в кино и в книжках всегда как бы проваливались в темную бездну. Затем его заинтересовал вопрос, почему миссис Гленнон лгала ему. Затем, почему его избили и где его револьвер — он шарил вокруг себя липкими от крови пальцами в надежде найти его. Затем он пополз к ступенькам ведущим вниз.

Он нащупал верхнюю ступеньку и покатился вниз по лестнице, переворачиваясь кубарем и ударяясь о перила, раздирая в кровь свой лысый череп об острые углы. Его руки и ноги странно и смешно мелькали в воздухе, пока он, наконец, ни плюхнулся на площадку первого этажа. Дверь во двор была приоткрыта, и он видел на полу яркий солнечный прямоугольник. Он пополз через сумрачный вестибюль, оставляя за собой кровавый след. Кровь застилала его глаза, текла ручьем из его разбитого носа и губ.

Он выполз на крыльцо, кое-как перетащил себя через низкую ступеньку на тротуар. Затем попытался приподняться на одном локте и позвать на помощь.

Но никто не остановился и не помог ему.

В этом районе все придерживались одного правила: хочешь выжить — не вмешивайся в чужие дела.

Через десять минут патрульный полицейский нашел его на тротуаре. К тому времени он давно уже провалился и плыл, плыл и плыл в бездне беспросветной тьмы, которая была так хорошо ему знакома по детективным романам и фильмам.

Вывеска над гаражом гласила: «КУЗОВНОЙ РЕМОНТ. КВАЛИФИЦИРОВАННАЯ ПОЧИНКА И ПОКРАСКА». Владельцем гаража оказался человек по имени Фред Батиста. Увидев небитую машину, Батиста решил, что ее хозяину нужно заправиться бензином, и вышел предложить свои услуги, но тут узнал, что Браун детектив, и он приехал сюда, чтобы задать несколько вопросов. Батиста, казалось, вовсе не огорчился этому факту, а даже наоборот обрадовался. Он попросил Брауна поставить машину у компрессора и пригласил его пройти в свою маленькую конторку. Батиста был небрит, а его комбинезон, казалось, состоял из одних жирных масляных пятен. Глаза его, однако, светились веселостью и любопытством. Он воспринимал всю эту процедуру допроса с живым интересом. Может быть, он впервые видел так близко настоящего копа. Или, может быть, бизнес шел плохо, и он радовался каждому удобному случаю, чтобы нарушить унылую монотонность своего бытия. Каковы бы ни были причины столь неподдельного интереса, но Батиста отвечал на вопросы Брауна с готовностью и энтузиазмом.