Виктор Пронин - Банда 4
Поговорив с Пафнутьевым и весело положив трубку, Шанцев придвинул к себе папку, чтобы заняться текучкой, уже перевернул несколько страничек, как вдруг почувствовал, что не может отдаться делу легко и увлеченно. Что-то его тяготило, что-то мешало радоваться жизни и упиваться работой.
Шанцев еще пошелестел бумагами — договоры, деловые предложения, какие-то рекламные листки... Но снова что-то его отвлекло. Он с удивлением прислушался к себе. Постарался вспомнить, что произошло в этот день, что выбило его из колеи и лишило привычной уверенности. Перебрал всех посетителей, которые за день побывали в его кабинете, перебрал телефонные звонки, доклады и наткнулся наконец на недавний разговор с Пафнутьевым. И что-то щелкнуло в нем, что-то вспыхнуло, еле слышный звоночек подсказал — здесь!
Захлопнув папку, Шанцев встал и подошел к окну. Белые жалюзи из тонких пластинок позволяли увеличивать, уменьшать количество света в комнате — Шанцев любил, когда света много, когда кабинет залит солнцем, поэтому жалюзи были открыты в небо, но при всем старании невозможно было заглянуть в кабинет с улицы, из окон соседних домов.
— Пафнутьев, — проговорил Шанцев вслух. — Что-то не нравишься ты мне, Пафнутьев... Не так ты со мной говорил, как-то вот не так...
Прошло еще какое-то время, и Шанцев понял, что Пафнутьев говорил с ним несерьезно, дурачился, подыгрывал, а он, Шанцев, вертелся, как вошь на гребешке, потешая следователя. Да, он его отшил, отказался от встречи, но Пафнутьев не выглядел удрученным. Похоже, его даже устраивало течение разговора.
Шанцев уже достаточно много знал о Пафнутьеве, навел справки по своим каналам, сделал запросы. Все эти сведения вписывались в их разговор, не противоречили ему, а все-таки, какую-то занозу он чувствовал. Угрозы? Нет, угроз не было. Просьбы? И здесь все чисто, Пафнутьев ни о чем не просил.
От ремонта квартиры не отказался, но и не принял предложения. С женой, мол, надо посоветоваться. О чем? Нужен ли ремонт? Ремонт всегда нужен, а советоваться можно лишь о том, где взять деньги.
Значит, не принял Пафнутьев предложения?
Значит, затаил недоброе?
Значит, надо принимать меры.
И Шанцев, не колеблясь, поднял трубку.
— Анатолий Матвеевич... Повидаться бы.,.
— Есть проблемы? — раздался голос молодой и напористый. Даже нетерпеливость прозвучала в этом коротком вопросе.
— Могут быть. Дело в том, что...
— Приезжай.
И тут же гудки отбоя.
Шанцев скривил гримасу, изображающую примерно такие слова: «Вот так-то, брат, учись...» И тут же поднялся, окинул стол быстрым взглядом и вышел из кабинета. Секретарша, светлая девчушка с большими ясными глазами, вопросительно посмотрела на него.
— Сегодня больше не буду.
— Хорошо, Борис Эдуардович.
Проходя мимо, Шанцев остановился на секунду, наклонил голову девушки, отвел в сторону волосы с затылка и осторожно поцеловал в ямочку. И, не добавив больше ни слова, вышел, подмигнув секретарше уже от двери...
Банк Бевзлина занимал два верхних этажа двенадцатиэтажного здания. Попасть на эти этажи можно было только с помощью лифта, у которого дежурили два молодца с короткими черными автоматами. Они проверяли всех, кто приближался к лифту.
Рядом стоял столик с телефоном, и, если сверху не поступала команда пропустить того или иного человека, увидеть Бевзлина у него не было никакой возможности.
Хотя оба охранника прекрасно знали Шанцева, иногда приходилось пропускать его наверх по несколько раз на день, но документы они проверяли каждый раз все с той же старательностью, если не сказать подозрительностью. Они словно догадывались, что кто-то мог замаскироваться под этого человека и обмануть их.
Как-то Шанцев, торопясь, решил пройти мимо охранников, но тут же наткнулся на короткий ствол автомата. С тех пор он больше не пытался упростить правила, введенные Бевзлиным.
Поднявшись на двенадцатый этаж, Шанцев прошел в конец коридора и снова уперся в автоматчика. Проверив его документы, тот пропустил Шанцева за железные двери, обитые кожей. За ними начинались апартаменты Бевзлина — короткий коридор с несколькими дверями по обе стороны.
— Здравствуйте, Борис Эдуардович, — приветствовала его секретарша без улыбки. — Входите, — она не дала ему возможности произнести ни единого слова, сразу ответив на все возможные вопросы.
— Здравствуй, Надя. Что хорошего в жизни?
— Ничего.
— Да? — удивился Шанцев, — Что так?
— А вы знаете что-то хорошее в жизни? Поделитесь.
— А весна? — Весна — это для общего пользования.
— Вообще-то да, — согласился Шанцев. Он избегал затягивать разговоры с секретаршей Бевзлина, чувствуя, что та его переигрывает. Последнее время появилась в ней какая-то жесткость, холодность. Впрочем, Шанцев знал причину этих перемен.
Бевзлину было где-то около тридцати. Порывистый, улыбчивый, готовый весело рассмеяться самой непритязательной шутке, он казался еще моложе. Люди, не очень близко его знающие, полагали, что у него постоянно приподнятое настроение.
Увидев входящего Шанцева, Бевзлин отодвинул бумаги, поднялся и, пока тот закрывал за собой дверь, успел пересечь половину просторного кабинета, залитого солнечным светом.
— Привет, Шанец! — приветствовал он его, протягивая сухую узкую ладонь.Жив?
— Местами.
— Возникли проблемы?
— Пока нет, но возможны...
— Правильно. Проблемы надо устранять до того, как они возникли, до того, как они проявили свою силу и власть, — Бевзлин сел в кресло у окна.Присаживайся, — рядом стояло такое же кресло. — Хочешь выпить? — он указал на бутылку с минеральной водой.
— Воздержусь, — Шанцев осторожно опустился в кресло, уже этим выражая уважение хозяину и признавая его первенство. Хотя смертельно хотелось ему просто упасть на мягкое податливое сидение и провалиться в него до самого пола.
Бевзлин выглядел беззаботным, смешливым, его белые зубы сверкали, глаза светились участием, легкая свободная одежда создавала впечатление молодости и уверенности. Но Шанцев знал, хорошо знал, насколько все это далеко от истинного Бевзлина. А впрочем, нет, он и истинный был такой же, смешливый и легкий в поведении, но это не мешало ему принимать решения, которые не то чтобы оказывались жестокими или безжалостными, просто они были нечеловеческими. Он не обладал качествами, которые принято ценить — сочувствие, готовность помочь или хотя бы понять. Бевзлин не умел прощать, не то чтобы не хотел, не умел. Его решения были быстры и правильны, но опять же с точки зрения робота, который выбирает наиболее рациональный путь, не считаясь ни с чем, кроме конечного результата.
— Говори, Шанец... Слушаю.
— Этот старик, который зарезал двух наших ребят...
— Я уже принял меры. Его нет.
— Знаю... Следователь доложил.
— Следователь? Он наш человек?
— Не думаю.
— Мешает?
— Пока нет... Но может.
— Помочь убрать?
— Рановато... Пока он ничего не сделал. Но заинтересовался. Его человек работает в домоуправлении... Выясняет, какие квартиры кому принадлежали, с каких пор, на каком основании.
— Ишь ты! — не столько возмутился, сколько изумился Бевзлин.Любознательный, значит?
— Да. Очень. Дело еще вот в чем... Он успел раскрутить старика. И теперь, вполне возможно, знает гораздо больше, чем ему положено.
— Шустрый, значит? Наш пострел везде поспел? — весело спросил Бевзлин.Сказано, давно сказано, еще в Библии... Знания рождают скорбь. Чем больше знаний, тем больше скорби.
— Хорошая мысль, — согласился Шанцев.
— Ты с ним разговаривал?
— Да.
— Он как, поддающийся?
— Мне показалось, что с ним можно договориться... Но слава у него дурная.
— Патриот?
— Энтузиаст. Фанатик.
— Законы уважает?
— Не всегда... Иногда не прочь все законы послать подальше и сделать, как сам считает нужным.
— Это же прекрасно! Значит, наш человек!
— Сомневаюсь, Толя... Сомневаюсь.
— Кто его окружает?
— Есть жена...
— Хороша собой?
— Достаточно хороша.
— Лишить жены. Хотя бы на время. Эти следователи очень привязчивы, они страшно переживают, когда лишаются детей, жен, любовниц... Еще кто есть?
— Друг, директор гастронома...
— Хороший гастроном?
— Ничего... В порядке заведение.
— Купи его. Не нужен ему гастроном. Перебьется.
— Есть парнишка... Помощник, юный друг, как говорится.
— Пусть исчезнет! — рассмеялся Бевзлин. — Для начала. Тебя что-то смущает?
— Толя, послушай меня... Я навел справки об этом Пафнутьеве. Крутой мужик, оказывается. Он побывал в хороших переплетах...
— Круче нас с тобой? — радостно удивился Бевзлин. — Неужели такое возможно?
— Не круче, конечно...
— Но где-то рядом? — подсказал Бевзлин. — Слушай меня, Шанец. Если он крутой, но не наш — убрать. Если крутой, но наш — приблизить, нагрузить работой, поощрить. Ведь он начальник следственного отдела? Хорошо бы на этом месте иметь своего человека, а?
