Эптон Синклер - 100% [худ. Пинкисевич]
Целые дни напролёт Питеру приходилось выслушивать эти разглагольствования о страданиях бедняков и о преступлениях богачей. Казалось, его в виде наказания заставили целых полмесяца днем и ночью слушать споры социалистов. У каждого из этих парней были совершенно особые представления о том, как должен быть устроен мир и как делать революцию. Жизнь — это бесконечная борьба между имущими и неимущими, и вопрос в том, как превратить неимущих в имущих, назывался «тактикой».
Как только речь заходила о «тактике», начинали сыпать мудрёными техническими терминами, совершенно не понятными простым смертным. Питер нередко засыпал, убаюканный всё тем же припевом: пролетариат, прибавочная стоимость, сверхприбыль, поссибилизм и импоссибилизм, политическое выступление, массовое выступление, его преследовали во сне анархо-синдикалисты, анархо-коммунисты, коммунисты-социалисты и социал-синдикалисты.
§ 34
Общаясь с этими людьми, Питер волей-неволей многому научился и стал уже законченным шпионом. Он прислушивался ко всему, что говорилось; правда, не осмеливался делать записи, но сохранил в памяти немало драгоценных сведений и, когда вышел из тюрьмы, сделал Мак-Гивни довольно обстоятельный доклад о существующих в Американском городе радикальных организациях и сообщил, как каждая из них относится к войне.
Питер убедился, что уловка Мак-Гивни как нельзя лучше удалась. Теперь он стал сразу и мучеников и героем; за ним прочно утвердилась репутация «левого», и если кто-нибудь вздумал бы сказать хоть слово против него, его сразу же резко бы оборвали. Впрочем, никто и не собирался его затрагивать. Враг Питера, Пэт Мак-Кормик уехал из города и вел пропаганду среди рабочих-нефтяников.
Дагган, как видно, почувствовал симпатию к Питеру и познакомил его со своими друзьями. Они ютились в здании старого заброшенного склада, под самой крышей, где, на их счастье, были стеклянные проёмы, поэтому мансарды назывались «студиями»; радикалы всех мастей снимали эти комнатушки и вели самый беспорядочный образ жизни; Питер вскоре узнал, что это называется «богемой». В основном это были молодые люди, среди которых затесалось лишь несколько дряхлых старичков; они ходили в фланелевых рубахах и мягких галстуках или вообще без галстуков, и пальцы их были вечно перепачканы краской. У них самые скромные потребности: как можно больше холста и красок, немного папирос и время от времени маринованный огурчик, кислая капуста и бутылка пива. Целыми днями они просиживают за мольбертом, малюя самые невероятные вещи: розовые небеса и зеленолицых женщин, пурпурную траву и фантастические красочные пятна, которые назывались то «Женщина с банкой горчицы», то «Обнажённая спускается с лестницы», то ещё как-нибудь. Были и такие, как Дагган; они целыми днями сочиняли стихи, стуча на машинке, если удавалось взять её напрокат или выпросить взаймы. Кое-кто пел, а один играл на флейте, да так, что слушатели рвали на себе волосы. Был там и юнец, недавно сбежавший из деревни только потому, что каждое воскресенье вся его семья целый день распевала гимны, немилосердно фальшивя.
От этих людей можно было услышать самые крайние революционные высказывания, но Питер довольно быстро понял, что большинство из них не идут дальше слов. Их безумие находило выход в смелых мазках кисти или в яростных музыкальных аккордах. Здесь не было по-настоящему опасных людей; они скрывались в конторах или в своих убежищах и подстрекали рабочих к забастовкам, агитировали за профсоюзы, печатали революционную литературу и распространяли её среди бедняков.
Таких людей можно было встретить в местной партийной организации социалистов, в исполнительном комитете Индустриальных рабочих и в многочисленных пропагандистских обществах, за работой которых Питер следил и где его встречали как своего. В местной организации социалистов горячо обсуждался вопрос о войне. Как должна партия относиться к войне? Была сравнительно небольшая группа, считавшая, что в интересах социализма следует помочь союзникам свергнуть кайзера. Другая группа, более многочисленная и более решительная, утверждала, что война — заговор капиталистов, мечтающих о мировом господстве, и эта группа настаивала, чтобы партия во что бы то ни стало развернула борьбу против участия Америки в войне. Эти две группы старались привлечь на свою сторону как можно больше рядовых членов партии, которые, казалось, были ошеломлены грандиозностью вопроса и плохо разбирались в аргументации. Питер получил задание сблизиться с крайними антимилитаристами; их доверие он и стремился завоевать: они были зачинщиками смуты, а Мак-Гивни велел ему всеми способами вызвать беспорядки.
В правлении Индустриальных рабочих мира существовала ещё одна группа, где обсуждали вопрос о том, как относиться к войне. Следует ли вызвать забастовки, чтобы подорвать основные отрасли промышленности страны, или лучше спокойно продолжать обычную организационную работу, в полной уверенности, что в конце концов рабочим осточертеет военная авантюра, в которую их вовлекли. Некоторые из этих агитаторов были к тому же и членами социалистической партии и активно работали в обеих организациях; двое из них, лесоруб Гендерсон и матрос Гас Линдстрем, сидели вместе с Питером в тюрьме и с тех пор стали его приятелями.
Питер познакомился и с пацифистами; они называли себя «Советом народов». Среди них было немало религиозных людей, два-три священника, квакер Дональд Гордон и женщины разных категорий — сентиментальные молодые девушки, содрогавшиеся при мысли о кровопролитии, и матери с заплаканными лицами, не хотевшие, чтобы их сыновей брали в армию. Питер сразу понял, что эти мамаши не были «идейными противниками» войны. Каждая такая мать думала лишь о своём сыне и больше ни о чём. Это страшно злило Питера, и он решил сделать всё от него зависящее, чтобы эти маменькины сыночки выполнили свой долг.
Он присутствовал на собрании пацифистов, состоявшемся на дому у одной школьной учительницы. Они произносили душераздирающие речи, и, наконец, маленькая поэтесса Ада Рут поднялась и заявила, что ей хочется знать, когда они перейдут от слов к делу и предпримут ли что-нибудь против призыва в армию? Разве нельзя выйти на улицу и устроить демонстрацию протеста, хотя бы пришлось отсидеть в тюрьме за свои убеждения, следуя благородному примеру товарища Питера Гаджа?
Товарища Питера просили выступить и сказать «несколько слов». Товарищ Питер заявил, что он плохой оратор, но что в конце концов дела говорят громче слов. Это выступление пристыдило остальных, и было решено немедленно начать действовать. Аду Рут избрали председательницей, а Дональда Гордона секретарем Лиги противников призыва — и в тот же вечер список её членов был передан Мак-Гивни.
§ 35
Все это время страна усиленно готовилась к войне. Огромная военная машина пришла в движение, и разгорелись бурные страсти. Конгресс принял закон о колоссальном военном займе, по всей стране велась пропаганда, и речи сторонников войны раздавались от Мэна до Калифорнии. Каждое утро Питер читал в местном «Таймсе» речи государственных деятелей и проповеди священников, карикатуры и передовицы, проникнутые пламенным патриотизмом. Питер беспрестанно поглощал их, и вскоре весь его внутренний мир преобразился. До сих пор он жил только для себя, но в жизни каждого человека, который умеет шевелить мозгами, наступает момент, когда он осознает, что не является центром мироздания и существуют другие цели, помимо его личных. Питера частенько мучили угрызения совести, он сомневался в своей правоте. Питер, как всякое живое существо, нуждался в какой-то вере и в идеале
У красных была своего рода вера, но она не привлекала Питера. Во-первых, она была слишком унылой, её приверженцы не знали радостей жизни, не пользовались авторитетом и им недоставало той уверенности в себе, какой обладают власть имущие. Они шумели, горячились и внушали Питеру такое отвращение, как «Святые вертуны». К тому же они без конца толковали о тёмных сторонах жизни, но ведь надо быть лицемером или дураком, чтобы выслушивать все эти «жалостные истории», когда к твоим услугам столько восхитительного, великолепного, прекрасного.
А теперь Питер обрёл веру, которой ему до сих пор не хватало. Её проповедовали священники в белоснежных ризах в церквях с блестящими золотыми алтарями и витражами в стрельчатых окнах, государственные деятели в ореоле славы, которых восторженно приветствовали многотысячные толпы; обладавшие волшебной силой короли промышленности, которые одним росчерком пера создавали города в пустыне, а затем уничтожали, обрушив на них дождь снарядов и облака ядовитых газов; сотрудники и карикатуристы «Таймса» во всеоружии остроумия и знаний-все эти люди вместе взятые создали Питеру веру и идеал и поднесли их в готовом виде, причём они вполне соответствовали его пониманию жизни. Питер решил, что он должен продолжать делать то, что и раньше, но уже не во имя жалкого муравья Питера Гаджа, а во имя могущественной нации в сто десять миллионов человек, обладающей драгоценными воспоминаниями прошлого и безграничными надеждами на будущее; он будет действовать во имя священного патриотизма и ещё более священной демократии. И вдобавок— какое счастливое совпадение! Крупные промышленники Американского города, организовавшие охранное отделение, возглавляемое Гаффи, по-прежнему щедро оплачивали его услуги, и Питер получал пятьдесят долларов в неделю и сверх того на издержки, борясь за святое дело!
