Бронзовая Сирена - Юрий Яковлевич Иваниченко
Да, ты хочешь знать, что с нашими милыми археологами? Можешь не сомневаться — они все совершенно в порядке. Никаких психических отклонений нет.
Конечно, небольшой невроз, но ничего другого и не следует ожидать. Здесь же непривычная обстановка, вынужденная изоляция в небольшом и психологически плохо подобранном коллективе, а самое главное — такая трагедия… Они еще держатся молодцом. Даже Сербина, человек неуравновешенный.
Но все равно, с медицинской точки зрения все они здоровы. Тебя это не радует? Меня, ты знаешь, тоже. Да, да, правильно — у всех без исключения навязчивое чувство опасности. Не характерно это для них. Не того уровня люди.
Ты не пытался проанализировать, что это за группа?
Странно, я думала, что это обязательно для следователя. Так вот, слушай. Не знаю, может быть, тебе это и не пригодится, но на всякий случай запомни: у них нет лидера. Я его, во всяком случае, не обнаружила.
Подумай, естественно ли, нормально ли, когда пять человек, молодых, здоровых, да еще объединенных общим делом, вдруг одновременно ощущают себя заброшенными, беспомощными и чуть ли не обреченными, а окружающий мир — таинственным и враждебным?
Нет, милый мой, так не бывает. Подобное ощущение довольно редко посещает в обычных условиях здоровых людей. Даже в наше время.
Вот что могло произойти: если бы в такое состояние вдруг впал лидер (неважно, почему), он мог бы навязать его остальным. Такие случаи описаны.
А Георгий — это говорят все — был меньше всех остальных подвержен этому… беспокойству. Ты знаешь, что его называли Одиссеем? Жаль, что с ним теперь уже не познакомишься… Во всяком прозвище есть доля истины, ну, по крайней мере, проявляется наблюдательность. Лично для меня в гомеровском Одиссее самое значительное — это несокрушимая психологическая устойчивость. У него внутри пружина. Принимал десятки обличий, проходил сквозь испытания и не сбивался с пути домой, на Итаку. Ни боги, ни люди не могли сломить… Я бы очень хотела узнать — тебе, кстати, тоже бы помогло, — какая была доминанта у Георгия, что было стержнем его жизни. Я довольно много говорила о нем с археологами, но главное все еще непонятно. Цель его вроде известна — хотел обрубить все хвосты и уплыть в Элладу. Но это тактическая цель, не доминанта.
Ладно, оставим Георгия. Вначале я думала, что они сговорились, стараются что-то скрыть. Зачем — не мое дело. И не важно. Потому что вскоре поняла, что сговора нет.
Ты молодец. Находка для психолога, я всегда это говорила. Уверена, что ты очень точно передал твое вчерашнее состояние. Нет, детали неважны. О них можно догадаться. Твой рассказ — точная картина маниакально-депрессивного психоза с расстройством вегетативной системы. Ты-то хоть заметил сам, сколько раз за вчерашний день у тебя менялось настроение, даже больше — состояние? Прямо качели: раскачало и выбросило.
Понимаешь, почему это важно? Ты не в психологической группе, заведомо вне ее, и потом ты вообще маловнушаем. Если бы не ты, мне и в голову бы не пришло… Ну, в общем, я поверила бы, что не сумела выявить лидера группы, и все.
Когда я прослеживала цепочки передачи внушения в группе, они каждый раз замыкались на разных людях. Никакой системы в этом не было. Ты знаешь, мне самой даже как-то не по себе стало. Такое впечатление, будто на острове, кроме них шестерых, был еще кто-то. Некто безоговорочно авторитетный, чуть ли не всевластный и в то же время неизвестный, невидимый.
Быть может, на всех повлиял какой-нибудь тутошний газ? Не знаю. Я в этом не разбираюсь. Впрочем, был один интересный случай где-то в Англии. Там чуть ли не целый городок в одночасье тронулся. Галлюцинации, причем все ужасные, вопли, паника, из окон прыгают… Читал? Да, правильно, в муку случайно попали семена спорыньи, и все, кто ел хлеб из этой муки, впали в наркотический бред.
На действие обычных ядов тоже не похоже — мне, во всяком случае, такое не попадалось. И вскрытие ничего не показало. Опять же твой Рябко… В котором часу с тобой приступ случился? Ну вот, я уже ровно столько же на острове, сколько ты вчера, и ничего. И с нашими бравыми аквалангистами все в порядке. А они, в отличие от тебя, еще и под водой побывали.
Ты заметил, что у аборигенов мысли все время вертятся вокруг этой Сирены? Она у них — буквально смысл всех бед. Редкая вещица?
Цепочка совпадений? Не преувеличивай. Да, я прекрасно понимаю: Георгий нашел — назавтра погиб, ты взял — и чуть не помешался. А о Савелко ты забыл? Он с ней в палатке сколько был и днем, и ночью, и живехонек. Ты же говорил, что статуэтка — обычное бронзовое литье. Здесь я совершенно не могу ничего сказать. Ты понимаешь куда больше меня, вот и дерзай.
Конечно же, ты захочешь сам во всем разобраться. Но послушай: лучшее, что ты можешь сделать, что ты должен сделать, — это уехать отсюда. И как можно скорее. Я сама не совсем понимаю, почему я тебе так говорю, но поверь — я искренне. Есть же такая штука — интуиция.
Ты любишь обо всем судить здраво. И поступать соответствующим образом. Здесь же все зыбко, все на какой-то грани. Как сам остров — грань волн и камней, прошлого и настоящего. С практическими мерками, боюсь, трудно будет подойти… Черт, почему я не мужчина? У женщины всегда больше корней, она как бы корабль на якорях. Ты не думай, что я против тебя что-то имею. Я как раз и не хочу, чтобы ты выкинул какой-нибудь номер. Так что лучше уезжай. Татка скучает, и дел у тебя наверняка много.
И поверь, что ничего на свете не изменится, если ты чего-то здесь недорасследуешь. Тем более, что я уверена: со своей задачей ты уже прекрасно справился. Дальнейшее — не твоя область.
23 августа, утро. М. Шеремет
Я плохо спал. Мне снился Одиссей. Будто в подзорную трубу я вижу: он стоит привязанный к мачте чернобокого корабля. Я далеко-далеко, поэтому ничего не слышу, и только видно мне, как вдруг его могучее бронзовое тело напрягается, как он, сотрясаемый судорогами, силится порвать канаты, извивается в
