Шарль Эксбрайя - Инспектор из Глазго (Наша Иможен)
Зрелище было красивым, и это сгубило Лидбурна: на мгновение застыв, чтобы полюбоваться этой картиной, он был тут же сражен мощным апперкотом Арчибальда Мак-Клостага и молча повалился на ковер. Сержант — последний из тех, кому удалось устоять на ногах — оказался бесспорным победителем сражения и стал искать глазами, чего бы такого выпить. Тут он заметил сильно взволнованного аптекаря — продолжателя дела покойного Рестона.
— Неплохая работа, а? — вызывающе сказал Мак-Клостаг.
Тот робко спросил:
— Вот это у вас и называют — «третья степень»?
— Это? Да вы что: это только разминка! Послушайте, у вас не найдется немного виски для оживления этих покойничков?
Аптекарь, не переставая удивляться, поспешил за свой прилавок и вернулся с почти полной бутылкой. Сержант властно отобрал ее, посмотрел на лежавших и, видя, что они понемногу приходят в себя, объявил:
— Им, похоже, уже не надо.
После этого приложился к бутылке, высосал, не переводя дыхания, половину оставшегося виски на глазах у восхищенного владельца и с явным сожалением отдал ему бутылку.
Имоджен и Лидбурн, лежавшие рядом на полу, к этому времени очнулись. Сначала они непонимающе глядели друг на друга, затем мало-помалу стали обмениваться нелестными выражениями, но Мак-Клостаг вовремя вмешался и подошел к ним, чтобы помочь подняться на ноги, а заодно и успокоить. Фиона сидела на полу и беззвучно плакала. Флора Лидбурн все еще была без чувств, а так как ей было трудно дышать, то ей в беспамятстве привиделось, что она попала под паровоз. Издав отчаянный крик, она вновь обрела чувство реальности и увидела, что вместо паровоза на грудь ей давит инспектор Мак-Хантли. Инспектор часто моргал глазами и пытался понять, где он находится. В этот момент кто-то дотронулся до его плеча, и он услышал усталый голос Флоры:
— Я, конечно, извиняюсь, инспектор, но будьте так добры, поднимитесь, вы меня совсем задавите.
Оказавшись наконец на ногах, все смущенно посмотрели друг на друга. Кит не осмеливался взглянуть на жену; она же украдкой делала какие-то дыхательные упражнения. Имоджен уже строила грозные мстительные планы, Фиона в отчаянии осматривала разгромленную гостиную. Мак-Клостаг спрашивал себя, не проявил ли он больше бойцовских качеств, чем того требовал закон. А Дугал все не мог понять, как проводившийся по всем правилам допрос мог превратиться в общую свалку. Кроме того, ему не давал покоя возможный скандал; и уж совсем плохо он представлял себе, кто будет отвечать за нанесенный дому ущерб. Словно прочтя его мысли, Фиона вздохнула:
— Кто же за все это будет платить?
Этого вопроса Дугал и боялся. Но тут Лидбурн, демонстрируя неожиданное великодушие, ответил:
— Драку устроил я, хотя и неумышленно… Поэтому мне и придется возместить убытки.
Инспектор и сержант облегченно закивали. Жена мясника язвительно заметила:
— Конечно, тебе, кому же еще? Ведь сломанная мебель отчасти принадлежала тебе!
Эти слова вызвали враждебное молчание. Флора поняла, что сегодня здесь и без того наговорили много лишнего, но изобразила на лице уязвленное достоинство и произнесла:
— Что ж, я достаточно повеселилась. Пора и домой. Кит, вы идете со мной или предпочитаете предаться воспоминаниям о былом в обществе этой особы?
Уважение, которое Лидбурн почувствовал к себе после добровольного согласия возместить убытки, придало ему уверенности в себе.
— Я иду с вами, Флора, но повторяю, что Фиона сказала неправду — не знаю, с какой целью. Поэтому я буду вам признателен, если вы измените свой тон. В противном случае наши отношения рискуют быстро испортиться.
Мак-Хантли счел нужным сказать пару слов:
— Прошу прощения, миссис Лидбурн, но вашему мужу придется уйти не с вами, а со мной, чтобы прояснить дело в участке.
— Что ж, забирайте, и можете держать сколько хотите…
Миссис Лидбурн вышла, гордо выпрямив спину.
Инспектор повернулся к Мак-Клостагу.
— Нам пора, сержант. Мистер Лидбурн, вы идете с нами. А вам, миссис Маккартри, я теперь буду должен бутылку виски.
Сделав нечто вроде реверанса, шотландка заявила:
— Я выпью ее за ваше здоровье, инспектор. И за эффективность вашего метода.
Побледнев от злости, инспектор вышел. За ним последовали Арчибальд и мясник.
Оставшись одни, Фиона и Имоджен посмотрели друг на друга и улыбнулись.
— Сцена получилась как раз из тех, что вы любите, верно, Имоджен?
— В такие минуты я чувствую, что в моих жилах течет кровь Роберта Брюса! Если бы при Кэллодене сражались шотландцы с такой же закалкой — принц Чарли одержал бы победу, и мы стали бы свободным народом!
— И все же, пока живы такие, как вы — но все еще потеряно.
— Спасибо, Фиона.
Они взволнованно поцеловались. Чтобы не расчувствоваться окончательно, вдова воскликнула:
— А сыщик-то думает, что вы меня предали!
— Да уж, в это даже Мак-Клостаг бы не поверил…
— Ну посудите сами, Имоджен: как он мог догадаться, что мы просто решили всколыхнуть стоячие воды нашего города, надеясь, что на поверхности появится лицо убийцы!
— Вы прекрасно сыграли свою роль, Фиона.
Вдова горячо воскликнула:
— Я готова на все, только бы Ангуса оставили в покое!
— А мне, милочка, будет приятно еще раз проучить этого тщеславного инспектора, который смотрит на меня как на ничтожно малую величину!
Глава шестая
ИНСПЕКТОР МАК-ХАНТЛИ НАЧИНАЕТ СОМНЕВАТЬСЯ В СЕБЕ
Дугал сидел за столом Мак-Клостага и беседовал с Китом уже намного любезнее, чем прежде.
— Итак, если вы уже порвали с миссис Рестон…
— Говорю вам еще раз, инспектор: между нами никогда ничего не было!
— Зачем же ей было лгать на этот счет?
— Не знаю.
— Я не верю вам, мистер Лидбурн.
— Я так и знал… Но, черт возьми, почему же, почему она это сказала?
— Может быть, потому что так оно и было?
— Да клянусь вам, что…
— Ладно, оставим на время этот вопрос и поговорим о том, что из себя представляет миссис Рестон.
— О господи…
— Мне как-то обмолвились, что она не была образцовой женой?
— Послушайте, инспектор, судить о ней плохо — несправедливость. Родители заставили ее выйти замуж за Рестона, в то время как сама она ненавидела его. И он прекрасно знал, что она его не любит. Она никогда не уверяла его в обратном. Однако этот человек не мог допустить, что его воле не подчиняются. Поэтому Фиона пустилась в неблаговидные приключения скорее из мести, чем по доброй воле.
— Значит, теперь, сделавшись вдовой, она сможет обо всем забыть.
— Не думаю.
— Вот как?
— Скажу вам, инспектор, по большому секрету: Фиона, которая никогда никого не любила, теперь влюбилась, как мне кажется, по-настоящему.
— В кого?
— В Ангуса Камбрэ.
— Но он ведь почти на двадцать лет младше ее!
— На шестнадцать.
— И все же…
Любовь законам неподвластна.
— Вы уверены в том, что утверждаете?
— Я несколько раз замечал их наедине в таких местах, где они считали себя вдали от посторонних взглядов.
— Вы хотите сказать, что юноша разделяет ее… нелепую страсть?
— Да, я так считаю; поэтому я и препятствую как могу замужеству Джанет, придумывая грязные предлоги, так как не в силах сказать правду.
— Почему вы не расскажете об этом своей дочери?
— Я не решаюсь. К тому же она мне не поверит.
— Мистер Лидбурн, благодарю вас за ваше доверие ко мне. Если я своими силами получу доказательства того, что вы рассказали, то смогу поговорить с вашей дочерью, если хотите.
— Вы оказали бы мне огромную услугу!
Пока инспектор и мясник шли из участка — первый в «Черный лебедь», второй — домой, Мак-Клостаг давал Тайлеру объяснения по поводу синяков на лице своего начальника:
— У этих ребят из центрального управления какие-то новые методы, Сэм. В былые времена, согласно старым правилам, подозреваемых сначала утомляли допросами, а потом ускоряли дело парочкой оплеух. Все было очень просто. Но судя по тому, что я видел сегодня в гостиной миссис Рестон, современные допросы можно сравнить разве что с матчем по регби между шотландцами и французами. Поверьте мне, Сэм, я бывал не в одной переделке, но это было что-то грандиозное. Кто бы мог подумать, что Лидбурн окажется таким здоровым? Он меня чуть не оглушил, и, если бы Имоджен Маккартри не пришла мне на помощь, рискуя собой, не знаю, чем бы все и закончилось!
— А что, Имоджен тоже была там?
— Это вас удивляет?
— Нет, шеф, я удивился бы, если бы там ее не было! А остальные?
— Что — остальные?
— Что делали они, пока вы сражались с мясником?
— Ничего.
— Разве они не вмешались, не пытались вас разнять?
— Они не могли.
— Почему?
