Лоуренс Гоуф - Случайные смерти
Ньют хранил воспоминания и в виде фотоснимков, вложенных в Библии. Некоторые карточки были на грани пошлости, но большая часть – вполне невинные кадры, запечатлевшие девиц, бурно веселящихся в бассейне или у автомата с кока-колой или облокотившихся на стойку, или на «порше», или в любом другом месте, где ему удалось заставить их постоять минутку спокойно.
Отнюдь не в каждой Библии было по фотографии или даже по автографу. Прежде чем умер отец, Ньют трудился в семейном деле, проводил множество одиноких ночей в дороге. Теперь, когда Феликс приказал долго жить, Ньютовы разъезды почти прекратились. Он вырос в Лос-Анджелесе и чувствовал себя в этом городе уютно и безопасно. Палм-Спрингс – куда ни шло, Вегас. Майами-Бич на худой конец. Все остальное, на взгляд Фрэнка, пустошь, захолустье. Поэтому, когда нужно было выполнить выездную работу, он не брался за нее сам, а посылал кого-нибудь вроде Фрэнка. Да, Фрэнк.
Ньют развернулся на недостающие девяносто градусов и снова оказался лицом к окну с безупречным видом на пляж и дюны, неспокойный океан, пустое голубое небо и расплывчатые черные пирамиды, примостившиеся на горизонте, – буровые вышки.
Фрэнк, Фрэнк. Эй, Фрэнк. Черт бы тебя драл, Фрэнк, где ты, Фрэнк? Появись, Фрэнк.
Он подался вперед в кресле и ткнул указательным пальцем в кнопку повторного набора. Красный огонек мигал, пока электронные внутренности аппарата переваривали одиннадцатизначный номер.
Телефон позвонил дважды, затем в гостинице сняли трубку.
Ньют сказал:
– Дайте номер пятьсот восемнадцать.
– Минутку, сэр.
Пауза, соединение, затем начал звонить телефон Фрэнка. Ньют закурил «Мальборо». Где, черт побери, он шляется? Ньют отрегулировал громкость, прикрутил колесико до упора, затем обратно, очень медленно. И, увеличивая звук, стал орать:
– Фрэнк! Фрэнк! Где тебя черти носят?
Ньют все прибавлял и прибавлял звук, все громче и громче орал, пока пронзительные безответные гудки не заполнили комнату, голос его сорвался, и он не мог больше кричать.
Вмешалась телефонистка и попыталась объяснить, что Фрэнка нет, не хочет ли он передать что-нибудь.
Ньют швырнул трубку, злобно уставился на миллионодолларовый вид и тут с ужасом и удивлением увидел, что в его сторону несется маленькое черное пятно. Пятно двигалось с огромной скоростью и прямо и неуклонно на него. Ньютово сердце затрепыхалось в груди, словно пытаясь сбежать из обреченного тела. Какой-то мерзкий ублюдок запустил в него ракету! Боже, как она несется! Он вскочил на ноги. Сигаретный пепел рассыпался по столу. А потом время кончилось. Снаряд ударился в окно, и бледно-зеленое пуленепробиваемое стекло бешено затряслось. Но не разбилось, и взрыва не последовало.
Холостой снаряд?
Ньют подошел к окну. В тени от дома, на гравии лежала большая коричневая птица. Это определенно была не чайка и, вероятно, не дрозд. А там – кто же его знает? Ньют понимал толк в наркотиках, рэкете, но уж никак не в орнитологии.
Он встал на четвереньки, чтобы разглядеть получше. Крылья птицы были плотно прижаты к телу, голова свернута на сторону. Маленькие блестящие черные глазки смотрели в никуда. Может, она оглушена? Клюв был раскрыт, и наружу вывисал узкий черный язык. Ньют никогда раньше не видел птичьих языков. Не особо сексуально. Он постучал по стеклу перстнем. Никакой реакции. Птица казалась мертвой и, возможно, таковой и была, но как знать?
Ньют вернулся к столу и по местной связи вызвал Рикки, своего слугу.
– Эй, Рикки, я в кабинете. Да, маленькая комната, где я храню коллекцию Библий. Рикки, тут птица ударилась в окно, врезалась в окно. Да, это безумный мир. Слушай, я хочу, чтобы ты сходил и принес ее в дом. Посмотри, можно ли еще что-нибудь сделать, понял?
Ньют заметил горстку пепла на столе, скривился и вытер полированную поверхность ладонью, быстро отряхнул руку. Рикки был не на шутку озадачен: Ньют, который ни разу в жизни до сих пор не посочувствовал ни единой живой душе, проявляет заботу о птице.
– Птичку? – спросил Рикки.
Ньют сказал:
– Да, верно ты понял. Птичку. С крыльями, перьями и прочим хозяйством. Она прямо под окном. Да.
– Es muerte?
Мертвая. Это слово Ньют знал очень хорошо. Он сказал:
– Проверь, Рикки. Мертвая? Это я и хочу узнать.
Рикки переспросил:
– Ты говоришь, что ты хочешь узнать, наша птичка дохлая или нет?
– Да, да!
– О'кей, слушаюсь. – Рикки, дурачась, завопил: – «Скорая помощь» выезжает!
Ньют повесил трубку. Рикки проник в Лос-Анджелес нелегально из трущоб Мехико. Неплохой парень, только малость чокнутый. Что называется не все дома. Зато руки золотые. Художник ножа. Artista de joja. Нанимаясь на работу, Рикки похвастался, что может срезать с коровы ломоть мяса на бифштекс так чисто и ласково, что та даже не замычит. Ньют посмеялся байке и взял его. Месяца два спустя он был в клубе и сцепился с одним хмырем в уборной, поскандалил на полную катушку, кто следующий в очереди в туалет. Рикки ошивался в холле. Услышал шум, вошел, встал между Ньютом и двухсотпятидесятифунтовым жирдяем и велел жирдяю дождаться своей очереди: «Ты самый большой придурок в мире, другой такой нет. Но не значит, что ты можешь влезать без очереди». Жирдяй не обратил на него ни малейшего внимания, смотрел поверх его головы, не сводил взгляда убийцы с Ньюта.
Рикки сказал: «Ты мне не слушаешь. Это плохой выбор. Говорят: не хочешь, как хочешь».
Жирдяй все еще пытался сообразить, какого черта Рикки встревает, когда мексиканец протянул руку, одним движением отхватил его левое ухо и сунул в нагрудный карман наподобие мокрого розового платочка.
Ньют был вдрызг пьян, когда случилась эта заварушка. Вообразил, что ему все привиделось. Однако назавтра он прочел об этой истории в «Лос-Анджелес таймс». Сообразительный бармен сунул ухо в бокал со льдом, обернул голову бедняги полотенцем и вызвал такси. Таксист отказался везти, решив, что тот араб. В конце концов явились полицейские и отвезли жирдяя в больницу, где врач пришил ему ухо на место.
Счастливый конец. Чего только не бывает.
Ньют снова набрал Ванкувер и получил тот же ответ. Он поднял глаза: у окна стоял Рикки и улыбался. Рикки накинул белый халат поверх своего кремового костюма и напялил накладной нос и очки. Он подошел к птице и поднял ее обеими руками, очень осторожно.
Ньют откинулся на спинку кресла. Кино. Окно было как большой экран, ему словно показывали кино, кино, снятое для него одного.
Рикки приложил ухо к птичьей грудке. Лицо его было чрезвычайно серьезно. Он посмотрел на Ньюта и мрачно покачал головой.
Ньют пожалел, что у него под рукой нет пакетика с поп-корном.
Рикки попытался привести птицу в чувство, легонько пошлепав ее одним пальцем по щекам. Это не помогло, тогда он сделал ей искусственное дыхание рот-в-клюв. Увы. В отчаянии он попытал крайний способ: вынув из кармана 9-вольтную батарейку, сделал вид, что применяет электрошок, и птица конвульсивно дергается в его руке. Ньют так смеялся, что упал с кресла. Когда он вытер последние слезы, Рикки и мертвой птички уже давно след простыл.
В тот вечер у Ньюта была гостья к обеду. Затем они вышли на веранду выпить по бокалу вина, чтобы Ньют мог насладиться сигаретой и не прокурить при этом нарядное шелковое платье своей подружки, не нарушить настроение, не испортить роман.
Мимо проследовал Рикки: обычный ежевечерний обход. Он был одет по-ночному: черная рубаха и мешковатые черные хлопковые штаны, босой. Он остановился совсем рядом, но Ньют ни за что не обратил бы на него внимания, если бы он не улыбался.
Своим вкрадчивым голосом Рикки спросил, понравился ли Ньюту обед.
– Отлично, – коротко ответил Ньют. Было хорошо известно, что он не испытывает восторга, если прислуга вступает в разговор, когда у него гости.
Рикки, видимо, не заметил, что Ньютовы маленькие глазки пылают так же, как кончик сигары. Он сказал:
– Рад слышать, еда был хороший, сеньор, – снова усмехнулся, сверкнув белыми зубами. – Как это говорят: пациент мертвый, но операция прошла удачно.
Ньют спросил:
– Как это? – Он перегнулся через перила, вгляделся во тьму.
Рикки сказал:
– Птичка, сеньор, – и уплыл в темноту, хлопая руками, как крыльями.
Ньют откупорил новую бутылку шампанского и рассказал всю историю своей подружке, девушке по имени Аннет, которая работала на складе магазина игрушек в Глендейле. Аннет история вовсе не показалась забавной. Когда ее перестало тошнить по всей веранде, она ополоснула рот доброй бутылкой Ньютова драгоценного «Дон Периньона» и заявила в недвусмысленных выражениях, что либо ее сию минуту отвезут домой, либо она звонит в «Общество против жестокого обращения с животными».
Ньют предоставил Рикки разбираться со всем. Поделом ему. Он поглядел, как задние фары «кадиллака» удаляются по дороге, и, прихватив новую бутылку шампанского, отправился через дюны на пляж.
