Лоуренс Гоуф - Случайные смерти
Принесли мартини. Двойные, с пятью оливками в каждом бокале.
Фрэнк съедал оливку, затем крылышко, затем еще одну оливку и еще одно крылышко. Он вошел в ритм, методично истребляя оливки и крылышки, когда Лулу вдруг произнесла его имя тоном, который заставил его прерваться, перестать жевать и глотать и поднять голову.
Рядом с ними стоял некто худой и высокий. В черном шелковом костюме с белоснежной рубашкой и черным шелковым галстуком. Из нагрудного кармана пиджака торчал черный шелковый платок. Фрэнк взглянул вниз. Носки из черного шелка. Щегольские туфли. Фрэнк с любопытством перевел глаза вверх. Рот у парня был слегка маловат, нос – чуть-чуть слишком прям. На мизинце левой руки золотой перстень с кроваво-красным камнем. Волосы были черные, слегка отдававшие синим с боков, коротко стриженные, только сзади доходившие до ворота рубашки.
Фрэнк подивился на эту синюю прядь, мешающуюся с черными. Такая блестящая, скользкая на вид. Как рыба. Вообще в парне было что-то рыбье, если приглядеться. Тонкий, лоснящийся. Фрэнк подался вперед, протянул руку. На мгновение, на какую-то долю секунды гот замешкался. Но тут же пришел в себя, протянул свою. Без всякого удивления Фрэнк увидел, что ногти его аккуратно подстрижены, поблескивают лаком.
– Как жизнь, Фил?
Фил Эстрада взглянул на Лулу. Он явно скис, поняв, что она рассказывала Фрэнку о нем, прежде чем им довелось встретиться, описывала его. Интересно, какими словами. Однажды, слегка набравшись, она заявила, что он похож на парикмахера для покойников. Он и на смертном одре не забудет эти слова.
Фрэнк сказал:
– Присядь, съешь кусочек курочки.
– Не могу, я только на минутку.
– Официант нажаловался?
– Да.
– Родственник?
Эстрада покачал головой.
– Но ты итальянец, верно?
– Итальянского происхождения.
– Давно в отеле?
– Подольше, чем ты, Фрэнк. – Улыбаясь, Эстрада щелчком смахнул невидимую соринку с рукава. Он сделал это с таким чувством, словно хотел избавиться не от соринки, а от Фрэнка. Положил свою наманикюренную руку на плечо Лулу. – Фрэнк, я спросил Роджера, он говорит, ты хороший парень. Но это не дает тебе права безобразничать. Capice?[1]
Фрэнку не понравилось, что он положил руку ей на плечо. Не понравилось, как Эстрада смотрел на нее своими рыбьими глазами, блестящими, черными и мертвыми, как маслины.
Фрэнк вытер руки о скатерть и встал.
Фил Эстрада отдернул манжет, взглянул на часы, поблескивавшие, как золотое яйцо в гнезде жестких черных волос на запястье. Приподняв тяжелые брови в притворном изумлении, сказал:
– Больше, чем я думал, мне пора, – повернулся спиной к Фрэнку и медленно удалился.
Лулу залпом допила мартини, спросила:
– Сколько ты собираешься пробыть в городе, Фрэнк?
Фрэнк пожал плечами:
– Дня два, может, три. Посмотрим.
– Тут рядом есть гостиница «Трэвелодж». Или мы можем пожить в «Меридиане», или где захочешь.
Фрэнк сказал:
– Мне тут нравится.
Он закурил и бросил спичку на ковер. Лулу спросила:
– Зачем нарываться на неприятности, Фрэнк?
Фрэнк улыбнулся.
– Если хочешь получить что тебе причитается, иногда приходится делать именно это.
Глава 11
Ближайший овощной магазин примостился двумя кварталами южнее, между итальянским рестораном и обувной мастерской. Яркие зеленые с белым навесы укрывали покупателей, которые паслись среди стоявших на тротуаре деревянных ящиков с рядами огурцов и сельдерея, грудами помидоров, полудюжиной сортов яблок из Оканогана и штата Вашингтон, апельсинов, доставленных из Калифорнии, связками желтых бананов, похожих на изуродованные кулаки…
Паркер сказала:
– Салат, яблоки и виноград… Что еще у нас растет, можешь вспомнить?
– Клюква, – сказал Уиллоус.
– Клюква?
– Видел как-то в новостях. Я заснул, пока рассказывали про спорт. А когда проснулся, шел сюжет о болотах. И картошка.
– Но уж не батат?
– Во всяком случае, я об этом не знаю, – сказал Уиллоус. Ему захотелось яблочка. Он потянулся было к жизнерадостным красненьким сорта «макинтош», но после короткого размышления склонился в пользу сводящего рот оскоминой терпкого «грэнни смит». Обтерев яблоко о рукав, он вошел в магазин вслед за Паркер.
За прилавком было двое, мужчина и женщина, как Уиллоус немедленно определил, муж и жена. Лет пятидесяти или пятидесяти с небольшим. Она закрашивала седину блондинистым ополаскивателем. Это ей не шло. Уиллоус раскрыл бумажник, показал значок.
Мужчина улыбнулся.
– Это что, старое кино? Вы показываете мне значок, чтобы угоститься яблочком? Дать пакет?
Уиллоус покачал головой.
– Некоторые едят все яблоко целиком, с косточками, со всем. Только не я. Знаете почему? Потому что, когда я был маленьким, моя милая мамочка сказала, что у меня внутри вырастет яблоня, ветки заполнят горло, и я задохнусь. – Он взглянул на Паркер. – Вы оба полицейские?
Паркер кивнула.
– Так в чем дело – повестка в суд за нарушение правил, про которую Элейн забыла мне сказать?
Уиллоус назвался и представил Паркер. Хозяина звали Тони Минотти. Элейн была его жена. Паркер спросила:
– У вас бывает батат, мистер Минотти?
– Да, конечно. В День благодарения. На Рождество. Тогда хорошо расходится.
– А сегодня есть?
– Есть несколько фунтов. – Он улыбнулся ей. – Хотите взглянуть?
– Если не возражаете.
Минотти быстро переглянулись. Миссис Минотти пожала плечами и сказала:
– Сюда, пожалуйста, идите за мной.
Ящик с бататом помещался в дальнем конце магазина, прямо напротив кассы. Уиллоус взял один клубень, взвесил в руке. Паркер спросила:
– Их покупают каждый день, миссис Минотти?
– Нет. Три-четыре дня могут не брать. Иногда мы их выбрасываем, или я уношу домой и готовлю. Как видите, у нас всего несколько фунтов. Просто для выбора. Чтобы клиенты не пошли в другое место. Он дешевый и, если за ним хорошо следить, может долго храниться.
На миссис Минотти был зеленый фартук поверх черного платья. Она нервно вытерла о фартук руки, оглянулась через плечо на мужа, который наблюдал за ними, стоя за кассовым аппаратом.
– Могу быть вам еще чем-нибудь полезна? Уиллоус откусил кусок яблока, разжевал и проглотил.
– Клер, почему бы тебе не объяснить миссис Минотти, в чем дело, пока я побеседую с ее мужем?
Паркер кивнула. Повернулась к миссис Минотти и спросила:
– Вы знаете ресторан в двух кварталах отсюда, который называется «Бледно-зеленые побеги»?
Уиллоус подошел к кассе. Подождав, пока Тони Минотти закончит с посетителем, задал ему тот же вопрос.
Минотти кивнул.
– Да, конечно. Они не делают закупок у нас. Никогда. Они давно закрылись, еще до весны. Я прохожу там вечером; пью кофе по соседству.
– Вы когда-нибудь заходили туда поесть?
Минотти покачал головой.
– Нет, никогда, – усмехнулся, ударил себя кулаком в грудь. – Я – итальянец, разве не видно? И ем я в итальянских ресторанах. Будь я грек, другой разговор. Но я итальянец.
Уиллоус показал ему одну из Даттоновых кровавых фотографий Черри Нго.
– Знаете этого человека?
Кровь отхлынула от щек Минотти. Он отвел глаза.
– Нет, не знаю, точно.
Уиллоус показал еще один снимок.
– Никогда не видели его в ресторане, проходя мимо?
– Я же вам говорил, он давно закрыт, месяца два-три, а то и больше.
– Прежде чем он закрылся.
– Я туда не заглядываю. Вот нарочно вам говорю, понимаете? Шпана. Они на вас глазеют. А я раз посмотрел, так один пальцы сложил наподобие пистолета. И целится в меня. Сам смеется, а губы вытянул, будто дуло. Бах!
Уиллоус поднес фотографию к его глазам.
– Вы уверены, что это не он?
Минотти уставился на снимок.
– Если бы я видел этого человека, я бы его точно вспомнил. А вы бы нет?
– Вы продали батат. Может быть, вчера или позавчера. Только один. Не этому человеку, но, вероятно, его знакомому. Мистер Минотти, это очень важно.
– Никому я никакой батат не продавал.
Уиллоус вытянул руку, так что фотография Черри Нго оказалась у самых глаз Минотти.
– Этот человек мертв. – Уиллоус откусил кусок яблока. Хруп. – Его застрелили. Убили. – Он следил за лицом Минотти.
Ничего.
Уиллоус осторожно положил снимок на прилавок.
– Стреляли сегодня утром в ресторане. Мы нашли тело на полу за кассой. Как раз в том месте, где вы сейчас стоите.
Тони Минотти непроизвольно взглянул под ноги.
– Я ничего об этом не знаю…
– Убийца воткнул дуло пистолета в мякоть батата, а затем спустил курок. – Уиллоус повернул яблоко, откусил еще кусок. – Батат поглотил звук, так что выстрела никто не услышал. – Он отвернулся от Минотти и сказал: – Клер, брось мне один клубень, самый большой.
Паркер взяла батат из ящика, кинула Уиллоусу. Уиллоус вытащил свой курносый «смит» 38-го калибра. Приложил картофелину к лицу, плотно прижал к ней ствол пистолета и сказал:
