Фридрих Незнанский - Цена жизни – смерть
— Олег.
— Саша, — пожал его руку Турецкий, все еще не убирая пистолета.
К сожалению, во время битвы табурет Турецкого сломался окончательно, и еще разбились обе кружки, так что продолжить беседу Говоров предложил в «гостиной», где имелся ободранный, с торчащими пружинами диван.
— Они меня почти вычислили, — сокрушался Говоров. — Ты знаешь, сколько нас, журналистов, погибает в год? Десятки! И это только в Москве. И что, твоя прокуратура много поймала убийц? Холодова убийц поймали или Листьева? Только каждый новый генеральный после месяца работы заявляет, что эти дела уже раскрыты на девяносто девять процентов! А дальше — шиш с маслом. А все потому, что иуды если не все, то через одного и в прокуратуре, и в МВД, и в УНОНе, везде. Каждый продается по профилю: РУБОП — рэкетирам, менты — рецидивистам, УНОН — наркоторговцам. И сами грабят, мочат ненужных опасных свидетелей, приторговывают наркотой и профессионалов прикрывают.
— А факты? — прервал его Турецкий. — Давай конкретно по наркотикам. Факты ты мне дать можешь?
— Они думают, меня замочат, и все, — гнул свое журналист, не обращая внимания на Турецкого. — Хрен вам, козлы! Не все! Я после себя столько оставлю, на десять лет хватит разгребать трем Генпрокуратурам. Ты выйди на любую плешку, или к трем вокзалам, или на Горбушку — дилеры даже не по хазам ныкаются. Стоят открыто, подходи кто хочешь, бери что хочешь, полный ассортимент: травка, кислота, крэк. А рядом мент крутится, за оборотом следит, чтобы его с процентом отчислений не надули. А сколько ежедневно по городу у наркош товара изымается? Или курьеров вяжут, или целые грузовики перехватывают. И куда товар потом идет? В государственные фонды на нужды медицинской промышленности? Хрен! Туда же дилерам под реализацию. И ты мне будешь после этого говорить, что в УНОНе честные парни окопались? Был я в этом УНОНе, есть там у них мудак один — Кривенков, так он сразу на хрен меня послал. Вы, говорит, в своих статьях порочите славное имя и незапятнанную честь, трубите о нелегальной легализации наркоторговли, за что вам позор и никакого от нас сотрудничества. Я тебе вот что скажу, Саша, с такими Кривенковыми мы скоро любую Колумбию переплюнем. Мы с такими Кривенковыми… — Где-то в недрах говоровской кожанки заверещал мобильник. Журналист замолчал на полуслове и извлек трубку осторожно, двумя пальцами, как будто она была заминирована.
Несмотря на вроде бы установившееся между ними доверие, разговаривать Говоров отправился в туалет, он бы еще и воду включил, наверное, если бы она, конечно, была, но воды не было, и Турецкий мог слышать обрывки его приглушенных реплик, хотя содержание разговора так и не понял.
Журналист появился из туалета совершенно бледный и, вытащив ноутбук из тайника, забросил его в полиэтиленовый пакет, туда же отправились спиртовка и кофе:
— Уходим, Саша. Дворами, поодиночке и в разные стороны. Они через десять минут будут здесь.
— Кто — они?
— Хочешь, оставайся — познакомишься. — Говоров, не прощаясь, потрусил к двери.
— А про Промыслова поговорить?
— Я тебя сам найду. Скоро, — пообещал Говоров и умчался вниз.
Турецкий тоже покинул квартиру. Но совсем уходить не торопился. Интересно было посмотреть, кто именно приедет убивать журналиста. Он перебрался в соседний подъезд и с пистолетом на изготовку стал ждать. Десять минут тянулись невероятно медленно. И место «важняк» выбрал явно не самое лучшее, в подъезде воняло то ли дерьмом, то ли сдохшей крысой, жужжали огромные зеленые мухи. Но перебазироваться он не решился, если вдруг снайпер засел на соседней крыше, живым ему не уйти и подкрепление вызвать нельзя — мобильника, как назло, нет, только пейджер.
Десять минут наконец истекли. Турецкий дал убийцам еще пять, на случай если они по обычной российской безалаберности опаздывают, потом еще пять, но никто так и не появился. Сквозь щели в заборе он видел только проехавшую мимо машину ППС, но те не остановились и даже не снизили скорости. Еще через пять минут он со всеми предосторожностями покинул убежище и побрел к ближайшей станции метро, размышляя: придурок Говоров, маньяк или любитель разыгрывать лопухов следователей.
23
Запах того дурацкого подъезда преследовал Турецкого всю дорогу и развеялся только у здания Генпрокуратуры.
Он добрался до своего кабинета и испытал чувство глубокого удовлетворения. Для полного ажура оставалось еще почувствовать уверенность в завтрашнем дне. Или, на худой конец, в сегодняшнем вечере.
Турецкий набрал Промыслова-старшего. В принципе можно было обойтись и без его помощи. Пожалуй, даже Костю подключать не пришлось бы. Но через Промыслова будет намного солидней. После переговоров с секретарем и референтом его наконец соединили.
— Валерий Викторович, в связи с делом Евгения мне необходимо срочно встретиться с директором Национального бюро по наркотикам Старухиной; встреча должна состояться сегодня, желательно не позднее шести часов, — на одном дыхании выпалил Турецкий.
— А это имеет непосредственное отношение…
— Да. Все в мире взаимосвязано, вас это удивляет?
— И что, действительно такая срочность? — иронически поинтересовался Промыслов.
— Действительно. Если выйдет задержка здесь, я опоздаю в другом месте, и так по цепочке. Эффект «домино», слышали о таком? — нарисовал Турецкий страшную картину.
— Хорошо. Подождите, я вам сейчас перезвоню.
Перезвонил секретарь, через пять минут.
— Александр Борисович? Вас ожидает Старухина в течение получаса.
Черт!
Слишком быстро, занервничал Турецкий, как юный пионер перед первым свиданием. Пиво хотел выпить, теперь придется отложить… Хотя какого?.. Нет, лучше все-таки потом. Надо было у Промыслова еще и бронированный «мерс» взять напрокат. А с другой стороны, неизвестно, как сложится, может, лишние свидетели и ни к чему… Он нашарил в ящике стола забившуюся в самый дальний угол от продолжительной невостребованности платяную щетку и стал лихорадочно наводить лоск на свой костюм, пропылившийся во время визита к Говорову.
В отведенные полчаса он уложился из последних сил.
Старухина восседала в дальнем конце кабинета, напоминающего тронный зал на новорусский правительственный манер, как царица Клеопатра. Турецкий даже слегка оробел, как будто неожиданно попал на прием к Генеральному (не прокурору, а самому что ни на есть Генеральному).
— Здравствуйте, Александр Борисович. — Старухина улыбнулась ему издалека.
Раскованнее, Турецкий, приказал он себе, а то засмеет, опять скажет, что у меня лицо удивленного дауна. Он сел близко, насколько позволяла конструкция кабинета: от самого входа тянулся длинный стол для заседаний, мест на пятьдесят, а с противоположной стороны буквой «Т» приставлен личный стол Старухиной со всеми начальственными атрибутами. У Турецкого мелькнула мысль дотянуться носком до ее ног, но остатки врожденной интеллигентности не позволили, да и Старухину от него, как оказалось, отделяла перегородка.
— Насколько я поняла, у вас срочное дело?
— У меня в последнее время накопилась масса разрозненных фактов, касающихся оборота наркотиков, — сказал Турецкий, старательно имитируя чувство собственного достоинства. — Сегодня я имел приватную беседу с известным журналистом Говоровым, и он, как говорится, переполнил чашу моего терпения. Говоров, в частности, крайне нелестно отозвался об УНОНе и его руководителе генерале Кривенкове. Несмотря на его некоторую, скажем так, необычность, в своих материалах он пользуется заслуживающими доверия источниками. Как я понял из вашей недавней речи, вы также вынуждены прибегать к анализу косвенных данных из-за отсутствия достоверной оперативной информации…
Старухина достала сигарету и протянула пачку Турецкому. Он проявил хорошую реакцию: щелкнул зажигалкой, прежде чем она успела достать свою. По выражению ее глаз он понял, что она напряженно думает. Пытается понять, почему Промыслова заинтересовала борьба с наркоманией и почему он выбрал его своим эмиссаром, усмехнулся про себя Турецкий. Не дай бог, она знает о Промыслове-младшем — тогда прощай мой бандитский форс.
— Вас интересуют какие-то конкретные данные?
— Меня интересует ваше мнение как эксперта о Кривенкове и о возглавляемой им структуре.
— Какое именно мнение вас интересует?
— Объективное, Татьяна Викторовна.
Она эффектно переломила сигарету длинными тонкими пальцами и взялась за новую.
Соображает, откуда я взялся на ее голову и что ей со мной делать, прокомментировал про себя Турецкий. Нужно ковать железо.
— Татьяна Викторовна. Я прошу прощения за свою нескромность, но, по-моему, официальная обстановка препятствует нашей беседе.
