Аркадий Адамов - Вечерний круг

— Кто там? — спросил чей-то мужской голос, как показалось Игорю, довольно молодой и энергичный.

— Свои, — ответил явно не специальным отзывом Ткачук. — Это я, Терентий Прокофьевич.

— Жди, — донеслось из-за двери, и шаги удалились.

— Чудит старик, — проворчал, словно ни к кому не обращаясь, Ткачук.

«Что-то пошёл прятать, — подумал Откаленко. — Возможно, ещё кто-то ждёт».

Но вот шаги послышались снова, звякнули замки, и дверь отворилась. В тесном тамбуре-передней, заставленном какими-то ящиками и свёртками, стоял высокий, мускулистый человек лет пятидесяти, седые волосы красиво лежали вокруг полного загорелого лица. На нём была зелёная рубашка с короткими рукавами и светлые, модные, вельветовые джинсы с широким кожаным ремнём. Расстёгнутый ворот рубахи открывал крепкую, без морщин шею. Зоркие тёмные глаза под седыми бровями и твёрдая линия рта выдавали ум и характер. Имя совершенно не вязалось с внешностью этого человека, имя тянуло к какой-то кондовой старине.

— Заходите, ребятки, — добродушно, как-то даже по-простецки, как давних знакомых, пригласил Терентий Прокофьевич и открыл другую дверь, уже в комнату. — Прошу.

Голос его звучал сильно и уверенно.

Да, с таким Терентием Прокофьевичем встретиться Игорь не ожидал. Задача осложнялась.

Комната оказалась большой, просторной, с деревянным, из досок, потолком, как на даче, с большим, во всю стену, красивым, дорогим ковром, с картинами на других стенах и низкой широкой тахтой. Напротив стоял огромный, в полстены, старинный буфет, с замысловатыми пристройками, башенками, выпуклыми дверцами, цветными стёклышками, чем-то напоминавший средневековый замок. Возле тахты стоял круглый, под красной бархатной скатертью, стол и возле два тяжелых старинных кресла.

Все трое не спеша закурили, и Ткачук, не выдержав скрытого напряжения этой сцены, суетливо и угодливо сообщил:

— Вот это Чёрный, Терентий Прокофьевич, про которого я вам толковал. Из Москвы.

— Вижу, — кивнул тот и, обращаясь к Игорю, вежливо спросил: — С чем пожаловали?

Игорь, хмурясь, исподлобья огляделся, потом остановил взгляд на хозяине и, презрительно усмехнувшись, процедил:

— Марафет наводишь? И не таких барыг видели. Берёшь вещь? Толкаешь вещь? Сразу говори. За делом пришёл, не в гости.

Терентий Прокофьевич улыбнулся и просто ответил:

— И беру, и толкаю.

— Тогда третий лишний, — заключил Игорь и обернулся к Ткачуку. — Слышь, Махно? Давай топай. За мной не пропадёт. Завтра встретимся, где сегодня. Ну давай-давай.

Ткачук растерянно посмотрел на Терентия Прокофьевича. Тот спокойно кивнул в ответ. Ткачук поднялся.

Когда он ушёл и наружная дверь за ним с лязгом захлопнулась, Игорь сказал:

— Надо думать, вы от него, — он кивнул на дверь, — всё обо мне знаете, что требуется. И можно, значит…

— Не всё, — спокойно перебил его Терентий Прокофьевич, потягивая сигаретку.

— Чего ж ещё?

— С кем вы в Москве познакомились?

— Ну, с Махно. Олегом представился, — усмехнулся Откаленко.

— А ещё?

— Ещё с двумя.

— Как представились? Как познакомились?

— В гостинице. Выпить вместе пришлось.

— Тоже там в это время проживали?

— В гости пришёл. Кореш там один остановился.

— Кто такой? — быстро спросил Терентий.

И Игорь невольно так же быстро ответил:

— Рыжий. Деловой мужик.

— Слышал. — Терентий начал вдруг с усилием тереть лоб, словно у него внезапно разболелась голова.

Игорь невольно насторожился, так это было неожиданно. Да и вообще ему начинал не нравиться этот разговор.

— Когда же, выходит, Рыжий заскочил в Москву? — задумчиво спросил Терентий.

Вопрос был опасный. Игорь совершил ошибку, назвав Рыжего. Он мог, конечно, не знать, что того взяли по пути в Москву, но после этого встретить его там…

— Хрен его знает, когда он заскочил, — сердито ответил Игорь.

— Так-так… С Рыжим для ясности замнём, — чуть заметно усмехнулся Терентий. — Ну а как те двое вам представились, которые с Махно были?

— Значения не имеет. Имена-то вроде чужие.

— Откуда знаете?

— Догадался.

— А не милиция шепнула?

— Что, на мильтона похож? — снова усмехнулся Игорь, хотя такой поворот разговора ему ещё больше не понравился.

— Похожи, — не сводя с него глаз, кивнул Терентий Прокофьевич.

— Тогда зачем раскрываться насчёт «беру» и «толкаю»?

— А милиция всё равно знает, — пожал плечами Терентий Прокофьевич. — Доказать только не может. И никто этого не сможет, вот какой фокус.

— Та-ак, — протянул Игорь. — Ну, раз я к вам в доверие не вошёл, то и делов у нас никаких не будет, я так понимаю?

— Не совсем. Любовь ещё быть может. Доказывайте.

— Чего ж доказывать?

— А что вы не из конторы.

— Интересное кино. Как же мне доказывать? Первым толкнуть, что ли?

— Ну, хотя бы.

— Конечно, кое-чего я показать могу.

Игорь не спеша полез во внутренний карман пиджака и достал несколько цветных фотографий. Передавая их Терентию Прокофьевичу, он с лёгкой иронией сказал:

— Любоваться можете бесплатно.

Потом снова откинулся на спинку кресла и, задумчиво глядя в потолок, добавил:

— Вообще, пить надо с умом. Золотое правило. А у нас в Москве приезжим и вовсе пить не рекомендуется. Не ровён час…

— Это вы про кого? — рассеянно спросил Терентий Прокофьевич, разглядывая фотографии.

— Да про Махно вот и… про Директора.

— И с ним познакомились?

— Вроде бы познакомились.

— Что же в Москве случилось?

— Наследили больно сильно. Нельзя так у нас.

— Да? — насмешливо поинтересовался Терентий Прокофьевич.

— Именно вот.

— Что ж они там натворили, паскудники, интересно знать? — нахмурился Терентий Прокофьевич, не выпуская из рук фотографии.

— Хвалились под пьяную руку, что…

— Где пили? — резко оборвал его Терентий Прокофьевич, и глаза его под седыми бровями налились льдом, он, уже не отрываясь, смотрел на Откаленко.

— Точно вам сказать?

— Точно.

— В гостинице аэропорта Внуково. Набухарились. Себя потеряли.

— Похоже, — зло процедил сквозь зубы Терентий Прокофьевич. — Дальше что?

— А дальше я и говорю, хвалились под пьяную руку, что, мол, хорошую квартиру взяли, богатейшую. Да получилось, вроде не по их вине, что трупик нехороший там оставили.

Игорь фантазировал сейчас по какому-то наитию, словно нащупывая впотьмах мелькнувшую на миг щель.

— А вы, значит, и поверили? — криво усмехнулся Терентий Прокофьевич, сложив фотографии и продолжая вертеть их в руке.

— Зачем? Мы проверочку сделали.

— Что, что? — удивлённо и подозрительно переспросил Терентий Прокофьевич.

— То самое, что говорю. Так уж получилось.

— Как же это, скажите на милость, получилось?

Терентий Прокофьевич и в самом деле заинтересовался и даже отложил в сторону фотографии и поудобней устроился на своей тахте.

— Пока те наш коньяк жрали, мы адресок-то из них выпотрошили, — хвастливо сказал Откаленко. — Ну и утречком туда намылились. А там дочка дома. Я ей травлю, что, мол, сантехник, протечка в нижний этаж. Не пускает. «Пусть, — говорит, — домоуправ сам придёт. У нас позавчера кража была». Я — ах, ах! Как же так?

— Это всё через закрытую дверь? — подозрительно переспросил Терентий Прокофьевич.

— Зачем? Дверь на цепочке. Ну, я говорю: «Слава богу, что так. А то и убить могли». Тут она в рёв. И я, конечно, побыстрее мотанул.

— Странно, — помолчав, произнёс Терентий Прокофьевич. — Весьма странно. — И он испытующе посмотрел на Игоря.

— Чего странно-то?

— Что сунулись в такую горячую точку. Не побоялись ошпариться. Зачем совались-то?

— Был расчёт. Больно уж много в той квартире осталось. Ну, мы и решили на звонок проверить, пусто там с утра или нет. А тут дочка.

— Выходит, плохо подумали?

— Мы-то что, позвонили и ушли. Вот вы не подумали, я гляжу, это да.

— Вы думайте, что говорите! — строго произнёс Терентий Прокофьевич.

— А как же? Принимаете вещи с мокрого дела. Надо же? Звона не боитесь.

— Это кто же вам на хвосте принёс?

— Да хоть Махно. Он мне те рыжики ещё в Москве совал. Фартовая вещь, не спорю. И по бросовой цене. Но я лично обошёл её стороной, не запачкавшись. Мне свобода дороже. А вот вы, выходит, соблазнились. Да и Директор вас тут крупно подвёл.

— И он?

— И он.

— Так-так. Что дальше?

— А дальше не моё это дело. Теперь от вас я и те шмонки принять могу.

— Почему так?

— Через ваши руки прошли, — усмехнулся Откаленко. — Они меня от того мокрого дела отделяют, от трупа того, что пахнет.

— Грубо, Чёрный. Грубо! Где воспитывались? — поморщился Терентий Прокофьевич.

— Там меня уже нет.

— И всё-таки грубо. Вы меня на испуг хотите взять? Дешевле отдам, думаете?