Майор Пронин и букет алых роз - Лев Сергеевич Овалов
Евдокимов раздумывал: брать Жадова или не брать? Где-нибудь да должен будет Эджвуд его высадить…
Эджвуд ехал домой. Въехал в переулок, где находилась его квартира…
Андреев следовал за Эджвудом.
Эджвуд остановился у своего дома. Вылез из машины, вошел в парадное.
Он всегда делал так, когда сам вел машину.
Из дома должен был выйти один из его лакеев и загнать машину в гараж, находившийся во дворе дома.
Андреев подъехал почти впритык к машине Эджвуда и слегка затормозил. Евдокимов распахнул дверцу и заглянул в машину Эджвуда, – в ней не было никого.
Евдокимов догадался об этом до того, как заглянул в машину, и мог бы догадаться об этом еще раньше: слишком уж спокойно вел себя Эджвуд.
– Ну что? – спросил Евдокимова один из его спутников.
– Ничего! – сердито сказал Евдокимов.
– Где же он успел выскочить? – удивился Андреев.
Евдокимову все стало понятно.
– А он нигде не выскакивал. Этот тип влез в машину, они на ходу о чем-то условились, и через другую дверь тут же на глазах у нас, ротозеев, скрылся в толпе.
14. Нейлон, неон и не он
Больше розы в окне квартиры Эджвуда не появлялись, а сам Эджвуд не появлялся ни в каких кафе.
Сделал ли он какие-то сопоставления, казалось бы, случайных встреч или что-либо еще показалось ему подозрительным, но с горизонта Евдокимова он исчез.
Лишь из телефонных разговоров с Галиной Евдокимов знал, что Эджвуд проводит с ней еще больше времени, чем раньше. Чем-то Галина устраивала Эджвуда!
По-видимому, своей девственной глупостью. Галина была так увлечена собственной особой, что ничего не замечала вокруг; люди, которые видят только самих себя, иногда служат отличной ширмой для тех, кто делает за их спиной всякие темные делишки.
Но в Галине нуждался и Евдокимов: у него не было иной возможности подобраться к Эджвуду – этому ловкому и скользкому авантюристу с улыбающейся и самодовольной сомовьей мордой. А от него тянулась ниточка к Жадову, а может быть, и к кому-нибудь еще.
Иным путем Жадова, пожалуй, и невозможно было найти. Он юлил, петлял, скрывался среди огромного множества людей, хитрый, опытный, дерзкий. В толпе он был недосягаем для поисков, как песчинка на дне океана.
Галина была для Евдокимова мостиком к Эджвуду, Эджвуд мог привести к Жадову…
Вот почему о Галине Евдокимов думал сейчас больше, чем думают о любимой девушке.
Ведь скроена она не на какой-то особый манер; родители у нее хорошие, училась в советской школе, голова на плечах самая обыкновенная, человеческая…
То, что превратило ее в смешную пустышку, заключалось не в ней самой, а пришло откуда-то извне; виноваты, конечно, в этом были все – и сама Галина, и родители, и школа…
Ее родители были слишком обременены служебными делами. Евдокимову уже приходилось сталкиваться с такими очень занятыми родителями, когда их детей уличали в неблаговидных проступках; слишком много рассуждали они о воспитании всего поколения, и поэтому у них не оставалось времени подумать о воспитании собственных детей!
«Эх, будь я ее отцом, – думал Евдокимов, – выдрал бы я ее раз-другой, узнала бы она у меня, где раки зимуют, и сразу взялась бы за ум. А то что это такое: «Галочка, не утомляйся!», «Галочка, не изводи себя!», «Галочка, ешь побольше фруктов!», «Галочка, не промочи ножки!». Противно слушать! По мнению Евдокимова, в воспитании Галочки недоставало палки.
Но Галина была ему необходима, он нуждался в ее помощи, и он решил самолично возместить пробел в ее воспитании.
Наживку он придумал самую подходящую для нее.
Он, как обычно, вызвал ее по телефону:
– Галочка?
– Дмитрий Степанович, мне скучно!
– Пойдите и погуляйте.
– Я еще не одета.
– Да ведь двенадцать часов!
– Я легла в пять…
Такой разговор мог продолжаться бесконечно; Евдокимов сразу взял быка за рога.
– Галочка, у вас есть неоновая блузка? – спросил он.
– Вы хотите сказать «нейлоновая»? – поправила она Евдокимова.
– Я хочу сказать то, что говорю. Именно неоновая.
– Я не понимаю, – сказала Галина. – Есть перлон, нейлон…
– Вчерашний день, – пренебрежительно сказал Евдокимов. – Перлон и нейлон уже выходят из моды, в Америке все кинозвезды носят кофточки только из неона.
– Неон… Неон… – Галина задумалась. – Это стекло или дерево?
– Это газ, – ответил Евдокимов. – Благородный газ. Им пользуются для рекламы. Видели светящиеся вывески?
– Ах, да-да! – вспомнила она. – Аргон синий, а неон красный, я не ошибаюсь? Так вы говорите, неон?
– Я говорю, из неона делают кофточки, – сказал Евдокимов.
– Красные? – замирающим голосом спросила Галина.
– Всякие, – ответил Евдокимов. – Ни одна порядочная девушка не может обойтись в наши дни без неоновой блузки.
– Но где же ее взять? – жалобно пролепетала Галина. – Я не знаю.
– А я знаю, – категорически заявил Евдокимов. – У нас в институте. Один наш сотрудник только что вернулся из Америки и привез несколько неоновых кофточек. Ему срочно нужны деньги, и я сразу вспомнил о вас.
– Ох! – у Галины даже голос перехватило от волнения. – Вот теперь я вижу, что вы мне друг. Вы скажите, чтобы он никому не отдавал. Я возьму все. Как мне с ним встретиться?
– У нас в институте, – сказал Евдокимов. – Но учтите, он очень торопится.
– Голубчик, Дмитрий Степанович, я сейчас оденусь! – взмолилась Галина. – Куда приехать?
– Никуда, – ответил Евдокимов. – Я сам за вами заеду.
– Ах, благородный газ! – заверещала Галина. – А вы сами видели? Что-нибудь особенное?
– Видел, особенное, – сказал Евдокимов. – Одевайтесь, я сейчас приеду.
Он дал ей пятнадцать минут на сборы. Галина так заинтересовалась новинкой, что не заставила себя ждать. В машине она нежно пожала Евдокимову руку.
– Ах, Дмитрий Степанович, я этого никогда не забуду…
Они подъехали к учреждению Евдокимова.
– Выходите, – сказал он ей.
Они вышли.
– Разве это институт? – спросила Галина. – Куда вы меня привезли?
– Куда надо, – ответил Евдокимов. – Входите.
– Запомните, – вызывающе сказала Галина, если кофточек не будет…
– Будут вам ваши кофточки! – сказал Евдокимов и отворил дверь. – Входите же!
Они вошли в подъезд. У входа стоял вахтер; сбоку у него на ремне висела кобура с пистолетом. Евдокимов показал свой пропуск. Вахтер козырнул.
Евдокимов небрежно кивнул в сторону Галины.
– Эта со мной…
Они поднялись в лифте. Пошли по коридору. Евдокимов открыл дверь своего кабинета.
– Заходите.
Они вошли в кабинет. Евдокимов указал Галине стул возле стола, сам сел за стол.
– Садитесь.
Галина села. Она уже сообразила, что никаких кофточек ей здесь увидеть не придется.
– Дмитрий Степанович, что это значит? – строго спросила она. – Куда это вы меня привезли?
Он сказал ей куда. Она вдруг заговорила несвойственным ей языком.
– Сейчас же меня отпустите, мне здесь делать нечего, – надменно заявила она. – Я честный советский человек…
– Молчите! – приказал ей Евдокимов.
Она заморгала, точно рассматривала Евдокимова сквозь покрывающую ее глаза пелену.
– Вы паразитка, сидящая на шее у своих родителей, вот кто вы такая, – холодно произнес Евдокимов.
– Как вы смеете! – сказала ему Галина, хотя голос ее звучал не слишком уверенно. – Сейчас же уведите меня отсюда!
– Сидите и молчите! – прикрикнул на нее Евдокимов.
Галина обиженно поджала губы.
В комнате наступило напряженное молчание. Евдокимов молчал, молчал нехорошо, мрачно, неприязненно.
Это молчание тягостно действовало на Галину. Лучше бы он о чем-нибудь ее спрашивал… Лучше бы ругался!
– Значит, вы не тот, за кого себя выдавали? – съязвила Галина, пытаясь прервать молчание. – Теперь я вижу, какой вы физик…
– Да помолчите же! – сердито произнес Евдокимов.
Оставалось только оскорбиться и молчать. Галина это и сделала. Она замолчала. Она решила не проронить больше ни слова. Не скажет ни слова, если даже Евдокимов будет ее о чем-нибудь спрашивать. Она тоже поиграет на его нервах.
Но Евдокимов ни о чем ее не спрашивал. Он сидел и молчал. Чего он от нее хочет? Это было невыносимо…
Сколько прошло времени? Как назло, Галина впопыхах забыла надеть часы. Десять минут, час, сто? Чего ему от нее надо?
– Может быть, вы даже и не Евдокимов? – нарушила она молчание.
– Молчите! – сказал он и опять замолчал.
Нигде никаких часов… Тишина.
Галине показалось, что
