Альберт Баантьер - Убийство в купе экспресса
— Понимаю. Я очень хорошо все это представляю. Вы тоже…
Старый инспектор остановился на полуслове — в комнату вошел Фледдер, ведя рядом с собой Пита де Бура, пристегнутого к его руке наручником. Увидев Синтию де Ламотт, арестованный застыл как вкопанный, затем с трудом поднял руку, на которой зазвенел наручник и указал на посетительницу.
— Это она… — выдохнул он. — Она…
— Кто? — спросил Фледдер.
Пит де Бур проглотил слюну.
— Та женщина, из купе первого класса.
Синтия де Ламотт, выставив вперед руки, словно отодвигая арестованного в наручниках подальше от себя, смотрела на него с ужасом.
— Поди прочь, парень! — крикнула она. — Ты просто сумасшедший! Ты сам не знаешь, что говоришь…
Она повернула к де Коку пылающее лицо, в голубых глазах ее была отчаянная мольба.
— Это была не я, — сказала она. — Поверьте мне, это была не я. Я не была с Сюзеттой в купе первого класса, я не ездила в Амстердам. Я была дома… у себя дома… в Неймегене. — Она закрыла лицо руками и разрыдалась. — Как это можно… чтобы мать… мать убила свое дитя?..
Слова эти прозвучали как крик о помощи.
Де Кок закусил губу. Эта безутешно плачущая женщина так мало напоминала сейчас надменную, самоуверенную даму, вошедшую в комнату четверть часа назад, что инспектор почувствовал сострадание и уже протянул было руку, чтобы как-то ободрить ее, но вовремя остановился: сейчас не место сантиментам. Инспектор поманил к себе Фледдера и, укоризненно глядя на своего молодого помощника, сказал:
— Совсем излишней была эта очная ставка… и если уж проводить ее, то не таким образом.
Он перевел взгляд на буфетчика.
— Это та самая женщина? — сурово спросил он. — Именно о ней вы говорили?.. Это она в то злополучное утро сидела рядом с девушкой в купе первого класса в поезде, идущем в Амстердам?
Пит де Бур несколько раз кивнул, не сводя глаз с плачущей Синтии де Ламотт.
— Да, это она.
— И именно эта женщина заказала у вас кофе?
— Да.
— Вы не ошибаетесь?
Пит де Бур, немного подумав, покачал головой.
— Нет, тут нет никакой ошибки.
Де Кок провел по губам тыльной стороной руки и перевел взгляд с молодого буфетчика на Фледдера.
— Отведи его обратно в камеру.
Пит де Бур вздрогнул.
— Опять в камеру? — спросил он, словно не веря своим ушам.
Де Кок кивнул.
— Да, да, именно так.
Буфетчик указал глазами на скорчившуюся на стуле Синтию де Ламотт.
— Что вам еще от меня надо? Она ведь уже у вас в руках… женщина, убившая ту девушку.
Де Кок сделал Фледдеру знак и тот выволок за дверь изо всех сил упиравшегося Пита де Бура.
Поставив локти на стул и подперев подбородок обеими руками, старый инспектор несколько минут мрачно глядел перед собой. Он спрашивал себя, не допустил ли он ошибки, передав это дело Фледдеру. Молодой человек слишком поддается эмоциям и часто, действуя весьма импульсивно, делает скоропалительные выводы. Но вместе с тем не вечно же держать его на положении ученика и отодвигать на второй план… В конце концов пора предоставить ему самостоятельность.
Де Кок как бы подвел итог своих размышлений.
Рядом всхлипывала Синтия де Ламотт, из-за двери доносился отчаянный крик арестованного:
— Что вам еще от меня надо? У вас же она… у вас… вы же сами…
Наконец снизу донесся стук захлопнувшейся двери и крик прекратился.
Де Кок наклонился к женщине.
— Как вы себя чувствуете?
Синтия де Ламотт подняла голову и одарила его печальной улыбкой.
— Вы задаете мне этот вопрос уже второй раз за этот вечер.
Де Кок прижал руку к груди.
— Я охотно оградил бы вас от всего этого.
Синтия де Ламотт молчала.
— А вот в этом я сомневаюсь, — вымолвила она наконец. — Я понимаю, что такова ваша работа… Сталкивать людей друг с другом…
Де Кок с любопытством посмотрел на нее. Слезы смыли косметику, лицо было заплакано, но она уже снова сидела, выпрямившись на стуле и больше не казалась испуганной. Голубые глаза были полны решимости.
— Так этот буфетчик лжет? — спросил он осторожно.
Синтия де Ламотт покачала головой.
— Не думаю.
— Значит, в купе сидели вы?
Синтия де Ламотт устало улыбнулась.
— Это слишком простой вывод.
Де Кок нахмурил брови.
— Так это не вы сидели в купе?
— Я вам уже говорила… я не была там…
— Значит этот человек лжет?
Синтия де Ламотт покачала головой.
— Почему вы считаете, что одно непременно исключает другое? А если предположить, что и буфетчик не лжет, и я не сидела в купе и даже не была в том поезде?..
Де Кок прищурил глаза.
— Как же это?
Синтия де Ламотт пожала плечами.
— Вы следователь, это ваше дело, — уклончиво сказала она.
Немного подумав, де Кок решил переменить тему.
— Вы сегодня приехали в Амстердам из Неймегена?
— Да.
— Хотите, я подвезу вас на вокзал? В этот час в районе Вармусстраат небезопасно.
Синтия де Ламотт недоверчиво покосилась на него.
— А вы меня не арестуете?
— Нет.
— Несмотря на заявление этого буфетчика?
— Несмотря на его заявление.
Синтия де Ламотт с облегченным вздохом на мгновение закрыла глаза.
— Недаром мне говорили, что вы мудрый человек.
Де Кок улыбнулся.
— Мудрость еще не означает великодушие.
Он встал и направился к вешалке. Синтия де Ламотт тоже поднялась со своего места.
— Пожалуй, я не поеду в Неймеген… во всяком случае, сегодня. Может быть, вы будете любезны вызвать для меня такси? Я переночую в семье Бернардов.
— Вас там примут?
— В любое время. Я у них не раз уже гостила.
Машина затормозила, де Кок повернулся к женщине вполоборота и, взглянув на нее сбоку, еще раз окинул взглядом серебристо-седые волосы, темно-коричневый костюм из плотного твида и бежевую блузку с воланами.
— Почему, — спросил он тихо, но настойчиво, — вы не говорите мне правду?
Синтия де Ламотт вздрогнула, но не повернула головы и продолжала смотреть перед собой.
— Какую правду?
Де Кок улыбнулся.
— Для меня существует только одна правда, но, может быть, у вас она бывает различных сортов?
Это замечание прозвучало двусмысленно.
Синтия де Ламотт, чуть-чуть помедлив, вдруг наклонилась к нему и, слегка коснувшись губами его щеки, вышла из машины.
Де Кок смотрел ей вслед, пока завеса тумана не поглотила стройную фигуру.
15
Де Кок чувствовал, как невыносимо ноют ноги. Боль поднималась от пальцев к лодыжкам и словно тысячи чертенят покалывали икры невидимыми иголочками. Эта боль обычно терзала его по утрам, едва он вставал с кровати на холодный пол. Он всю жизнь ненавидел холодный линолеум, но жена страдала аллергией и из-за этого они не стали застилать пол в спальне синтетическим покрытием.
В трамвае он не выдержал: закатал вверх брюки и стал тихонько растирать лодыжки, но боль не проходила.
Он знал, что это результат нервного напряжения. Всякий раз, когда следствие заходило в тупик и он чувствовал, что отдаляется от разгадки, предательская боль в ногах давала о себе знать и чертенята принимались играть в свои сатанинские игры.
Де Кок, морщась от боли, поднял ноги и осторожно опустил их на край стола. Вздох облегчения вырвался из его груди.
Фледдер с тревогой посмотрел на своего учителя. Он знал об этих болях.
— Опять?
Де Кок кивнул.
— Все дело в психике, как говорит Ян ван Кейлен.
— Кто такой этот Ян ван Кейлен?
— Мой домашний врач. Когда я рассказал ему про эти внезапные боли, доктор объявил, что мои ноги — барометр, по которому можно определить ход расследования. — Инспектор ухмыльнулся. — Но меня это ничуть не радует. — Он ущипнул себя за икру. — Иногда это помогает. Вчера вечером, — продолжал он, — мне стало до смерти жаль этого несчастного Пита де Бура. После очной ставки с Синтией де Ламотт он был абсолютно уверен, что мы отпустим его на свободу.
— Но вы сами приказали отвести его в камеру?
Де Кок развел руками.
— А что мне еще оставалось? У меня не было иного выхода. Пита де Бура посадили, чтобы обезопасить, согласно договоренности между господином Медхозеном и комиссаром Бейтендамом. Не могу же я без их ведома отпустить его на свободу. Нет у меня таких полномочий! Кстати, ты сегодня утром говорил с комиссаром? — спросил он.
— Да.
— Ну и что он сказал?
— Бейтендам не считает необходимым освобождение Пита де Бура.
Де Кок подозрительно прищурился.
— Тут уж ты, конечно, постарался…
Фледдер кивнул.
— Бейтендам хотел было связаться с советником, но не застал его. Комиссар очень удивился, что мы не задержали Синтию де Ламотт.
Де Кок нахмурил брови.
