Алексей Макеев - Очень большие деньги
– Против нас он, по-моему, ничего не имеет, – задумчиво сказал Гуров. – Мы просто все время попадаемся ему под ноги. А занят он каким-то другим делом, и, по-видимому, очень серьезным. Как ни странно, но мы теперь знаем, под какими фамилиями эти двое здесь орудуют. Рано или поздно они на этом должны проколоться. Или им придется менять свою липу. Весь вопрос, есть ли у них такие возможности.
– По-моему, они как раз над этим вопросом сейчас и размышляют, – заметил Крячко. – Взяли, так сказать, паузу. Ты не слышал – сегодня еще нигде милиционера не пырнули?
– Кончай трепаться! – рассердился Гуров. – Нашел повод зубоскалить! Лучше спасибо скажи Ганичкину, что он на себя ту яму принял. Лежали бы мы сейчас с тобой, в потолок смотрели, в больничный…
– Лично я в такие минуты смотрю на сестричек, – серьезно сказал Крячко. – Сейчас они все такие молоденькие и аппетитные, что от одного их вида становится лучше. Вот увидишь, все наши поправятся…
Гуров не слишком рассчитывал на информацию экспертов – все-таки дело было незаурядное, противник залетный, а эксперты тоже не волшебники, – но его ожидал совсем неплохой подарок.
– Хочу вас сразу обрадовать, Лев Иванович, – заявил главный эксперт. – Кое-что мы узнали. Самое неожиданное – пальчики. Мы обнаружили отпечатки, которые есть у нас в банке. Я тут специально для вас выборку из архива сделал.
– Хотите сказать, что кто-то из этих двоих состоит на учете? – не поверил Гуров. – Наш клиент?
– Да, и весьма одиозная была в свое время фигура, – подтвердил эксперт. – Рэкет, валютные махинации, незаконное ношение оружия. Дмитрий Лопатин. Кличка Бугай. Лет десять назад неожиданно исчез. С тех пор – ничего. Видимо, живым его никто уже не ожидал увидеть. Но пальчики его. Значит, вернулся.
– Вопрос – откуда, – задумчиво сказал Гуров.
Глава 7
Этот поселок Глумов выбрал практически наобум, по совету случайного попутчика, но пока не раскаивался в этом. Все здесь его устраивало. Поселок стоял на берегу моря, в стороне от трассы, и рейсовый автобус сюда не заходил, высаживая желающих на шоссе. Так что, если здесь и появится чужой, он сразу будет у Глумова как на ладони. Вопрос с возможным бегством он тоже уже решил. На крайний случай он воспользуется моторным катером местного богатея, которого в поселке уважительно зовут Капитаном. Здесь все занимаются рыбной ловлей да еще фруктами – где-то поблизости располагались сады, до которых Глумову было лень добираться.
Его появление не вызвало в поселке большого ажиотажа. Возможно, между собой жители и судачили о странноватом незнакомце, который неизвестно с чего решил вдруг побездельничать у моря в конце сезона, но в душу к Глумову никто не лез. Хозяйка, сдавшая ему комнату, загорелая морячка Лида, молодая бабенка с крепкими икрами, румянцем во всю щеку и загадочными насмешливыми глазами, весело подшучивала над одиночеством постояльца и задавала двусмысленные вопросы, но дальше намеков и перемигиваний дело не шло – у Лиды был муж, который вот-вот должен был вернуться с каких-то заработков, а она, похоже, его побаивалась. Глумова она поселила в пристрое, а на ночь запиралась на засов. Возможно, засов не был слишком крепок, но Глумов не захотел проверять.
Целыми днями он бродил по берегу моря, лазил по скалам и начинал с удивлением обнаруживать, что такая бездумная ленивая жизнь нравится ему все больше. Он нашел покой, которого раньше ни дня не было в его жизни. Должно быть, он сильно постарел за эти годы и наелся веселой жизнью до отвала.
Однако праздная и спокойная жизнь была скроена явно не под него. Она жала ему, как одежда с чужого плеча. Он выглядел неестественным, и это бросалось в глаза. В поселке жили еще двое приезжих – молодая пара художников – долговязый мрачный парень с бородой и волосами до плеч, а с ним маленькая стриженая девушка, старательно молчаливая, с большими серьезными глазами. По утрам они выбирались на берег с этюдниками, и каждый на свой лад малевали море, обмениваясь редкими, одним им понятными замечаниями. А в сумерки их опять можно было видеть у самой воды, где они молча сидели, обнявшись и завернувшись в широкую брезентовую куртку. Глумов попытался как-то вступить с ними в разговор, но сразу же сказал что-то не то, взял неверный тон. Ему ответили вежливо, но крайне холодно, дав понять, что в его обществе не нуждаются. По старой памяти Глумов хотел вспылить, показать себя, но вовремя опомнился и от художников отстал. В поселке приторговывали самодельным вином – довольно приличным, – и Глумов нашел в нем некоторое успокоение. В конце концов, какое ему дело до двух чудиков, которые, как дети, пачкают красками все, что подвернется? У него свои проблемы.
Про свои проблемы Глумов размышлял постоянно. Едва открыв глаза и рассматривая трещинки в оштукатуренном потолке, он начинал думать о том, что ему делать дальше, где пристать и на что надеяться. Ему хорошо было здесь, на берегу моря, но он понимал, что вечно он так жить не сможет. Скоро закончатся относительно теплые деньки, будет выть ветер, полетит мокрый снег, вернется Лидин муж, и все равно придется убираться отсюда. Возвращаться в Москву? Но там шастает Бабалу, и Степанков имеет на него какие-то дерьмовые виды. Не с этого Глумову хотелось начинать новую жизнь.
В его пристрое имелась книжная полка, на которой стояли растрепанные женские романы, детективы, журналы «Наука и жизнь», старые учебники. Видимо, это были книги, которые оставляли после себя прежние квартиранты. Глумов обнаружил там географический атлас и набросился на него с такой страстью, будто это была книга откровений. Глумов надеялся, что атлас подскажет ему дорогу. Он с азартом листал его, перечитывал названия городов, рек – искал место под солнцем. Но никакого откровения не получилось. Он никогда не жил нигде, кроме Москвы и заграницы. Города, мимо которых он проносился в поезде, произвели на Глумова самое унылое впечатление – серые дома, усталые лица, окурки на асфальте, редкие огни. Чем так жить, уж лучше опять пуститься по свету. Он понимал, что люди с деньгами и здесь живут иначе, но чтобы войти в их круг, нужно крепко поработать локтями и зубами, а этого ему, оказывается, совсем уже не хотелось.
В атласе была карта обеих Америк. Глумов раскрыл ее и незаметно для себя просидел над картой больше часа – знакомые названия чужих городов, очертания рек и гор невольно вызвали целый шквал воспоминаний, которые оказались настолько яркими, что Глумов позабыл, где находится.
Все началось, когда он полтора года назад прикатил в Майами – Хозяин дал ему неделю отдыха. Заодно он должен был сообщить кому надо время и место, куда придет судно с грузом. Морские дела Глумова не касались – его дело было сопровождать груз по суше до того момента, как тот погрузят в трюм, а дальше уже была не его забота. И для связи Хозяин всегда использовал какой-то другой канал, просто так совпало, что Глумов удачно поехал в Майами. Всего-то и дел было – разыскать нужного человека, сказать пароль и пару слов, а потом оттягивайся на пляже с девочками до упаду.
Глумов сделал все быстро и точно. Помнится, его принял тогда грузный человек в белом костюме, с обвислыми черными усами, как у Тараса Бульбы. Вряд ли этот человек проходил в школе Гоголя, но глаза у него были мудрые и печальные, а голос твердый, но заботливый, как у доброго отца. Разговаривали они по-испански, и этот человек сказал тогда на прощание: «Спасибо, сынок! Хорошенько повеселись в Майами!»
Глумов и сам собирался так поступить. Но сначала он хотел разыскать Кирюху, которого не видел четыре года, но с которым иногда перезванивался. Кирюха занимался как раз увеселительным бизнесом – гонял яхту под названием «Глория» по побережью, показывал туристам красоты. К его разочарованию, телефон Кирюхи не отвечал. Глумов сходил в порт, но «Глории» не нашел. После долгих расспросов удалось выяснить крайне неприятную новость. Какой-то потный жирный малый, околачивающийся возле портовой конторы, сообщил ему, что «у этого чокнутого русского были большие проблемы с налогами, и, наверное, он сделал ноги».
Расстроенный, Глумов побродил по городу и осел в каком-то кабаке на берегу залива. В кабаке по вечерам давали стриптиз, но был полдень, и пока здесь было сонно и тихо. Глумов заказал себе виски и мрачно потягивал его, глядя на бирюзовый сверкающий простор за окном.
Он и не заметил, как за столик к нему подсел этот седой, но подтянутый и, судя по всему, очень сильный человек. Из-под коротких рукавов защитного цвета рубашки выглядывали бронзовые полушария мускулов. Глаза у человека были стального цвета, жутковатые и неподвижные, как наведенное пистолетное дуло.
Сначала Глумов не обратил на него внимания. В порту всегда можно встретить кучу странных людей, которым не терпится рассказать какую-нибудь историю. Потом он забеспокоился – лицо человека показалось ему знакомым. Где он мог его видеть, Глумов не помнил, и это его обеспокоило – в его бизнесе положено было помнить все.
