Иэн Рэнкин - Черная книга
— Пока ему везло, правда, сэр? Я что хочу сказать… Я понимаю, что он умный негодяй, а умных негодяев ловить труднее. Но ему приходится поручать какие-то дела своим шестеркам, — как правило, даже у самого умного негодяя шестерки такие глупые и ленивые, что срут в своем же гнезде.
— Что за язык, Кларк, что за язык! — Он все же добился, чтобы она улыбнулась. — Но я уловил твою мысль.
— Когда я читала о «коллегах» Кафферти, у меня не создалось впечатления, что среди них много отличников. У них у всех прозвища типа Недоносок, Пидора и Радиатор.
Ребус ухмыльнулся:
— Радиатор Маккаллум. Я его помню. Считается, что он происходит из семьи хайлендских[22]каннибалов. Он даже исторические изыскания проводил — очень гордится своими предками.
— Но он исчез.
— Да. Года три-четыре назад.
— Четыре с половиной, если верить материалам дела. Интересно, что с ним случилось.
Ребус пожал плечами:
— Попытался обдурить Большого Джера, испугался и сделал ноги.
— Или не сумел сделать ноги.
— Тоже возможно. Либо ему надоело. Либо он получил предложение получше. Гангстер должен быть мобильным, особенно киллер. Если где есть работа…
— Кафферти определенно занимается кадровым вопросом. Двоюродные братья Маккаллума исчезли незадолго до исчезновения самого Маккаллума.
Ребус нахмурился:
— Я не знал, что у него есть двоюродные братья.
— В просторечье известные как Брюголовые братья. За любовь к напитку «айрн-брю»[23].
— Вполне понятно. А как их звали по-настоящему?
Она задумалась на секунду:
— Тэм и Эк Робертсоны.
Ребус кивнул:
— Ну да, Эк Робертсон. О втором я не знал. Постой-ка…
«Тэм и Эк Робертсоны. Братья Р.! И значит, Морк это…»
— Моррис Кафферти, чума его забери!
Ребус шарахнул рукой по «торпеде». Брайан сократил имя и чуть изменил его. «Черт… Если Брайан Холмс вышел на какие-то дела, связанные с бандой Кафферти, то неудивительно, что он опасался. Что-то связанное с тем вечером, когда загорелся «Сентрал“. Уж не подожгли ли они отель за неуплату «крышевых“ взносов? А обугленное тело? Возможно, один из должников… И вскоре после этого со сцены исчезают Радиатор Маккаллум и его двоюродные братья. Черт побери».
— Если у вас сердечный приступ, — сказала Шивон, — то я владею навыками оказания экстренной помощи.
Ребус не слушал ее. Он смотрел на дорогу перед собой, одной рукой держа стаканчик с кофе, а другой постукивая себя по колену. Он думал о записи Брайана. Про Кафферти там ничего не было — только про братьев. И про покер. Брайан собирался найти братьев Робертсон. Об этом его последняя запись. После чего кто-то и стукнул его по голове. Пожалуй, что-то начинает вырисовываться.
— Но вот с кататонией…[24] я не знаю, как с ней справляться.
— Что?
— Я что-то такое сказала, отчего вы?..
— Да.
— О Брюголовых братьях?
— Именно. Что ты еще про них накопала?
— Родились в Ниддри, подворовывать начали, как только вылезли из коляски…
— Небось и коляску сперли. Что еще?
Шивон поняла, что попала в болевую точку:
— Много чего. Оба оставили за собой длинный след. Эк любил приодеться, а Тэм носил джинсы и футболки. Но вот что забавно: Тэм был патологическим чистюлей. Он даже собственное мыло с собой носил. Мне это показалось странным.
— Если бы я был азартным, — сказал Ребус, — я поставил бы на то, что мыло у него было с запахом лимона.
— Откуда вы знаете?
— Чутье. Правда, не мое. — Ребус нахмурился. — Как же получилось, что я ничего не знаю о Тэме?
— Он перебрался в Данди, после того как ушел из школы. Точнее сказать, его попросили из школы. А в Эдинбурге снова появился только спустя несколько лет. Согласно материалам дела, он состоял в банде около полугода. Может быть, меньше. — Она помолчала. — Вы мне объясните, что это за история?
— Это история про пожар в отеле.
— Вы имеете в виде все те папки, что лежат в коробке у вашего стола?
— Я имею в виду те папки, что лежат в коробке у моего стола.
— Не могла удержаться. Взглянула одним глазком.
— Это может иметь отношение к нападению на Брайана. — (Она резко повернулась к нему.) — Смотри на дорогу. Я расскажу. Возможно, хватит до самого Абердина.
И в самом деле хватило.
— Входи-входи, Джок. Ай-ай, я бы тебя и не узнала.
— Когда вы видели меня в последний раз, я бегал в коротких штанишках, тетя Ина.
Старушка рассмеялась. Опираясь на ходунки, она двинулась по узкому, давно не убиравшемуся коридору в маленькую комнату в конце. Комната была заставлена мебелью. В доме наверняка имелась и гостиная для особых случаев. Но Ребус был родственник, а для родственника сойдет и комнатенка.
Тетушка была хрупкая, сгорбленная, ее костлявые плечи были укутаны шалью, седые волосы стянуты на затылке и заколоты, глаза — две впадины на пергаментном лице. Ребус ее совсем не помнил.
— Тебе было года три, когда мы в последний раз виделись в Файфе. А поговорить ты любил — ну просто рта не закрывал, — только во рту у тебя была такая каша, что я тебя с трудом понимала. Но ты горазд был и пошутить, и песенку спеть.
— Я с тех пор изменился, — сказал Ребус.
— А? — Она опустилась на кресло рядом с камином и подалась вперед. — Со слухом у меня теперь неважно, Джок.
— Я сказал, меня никто не называет «Джок»! — громко проговорил Ребус. — Я — Джон.
— Ах да, Джон. Конечно-конечно. — Она накинула плед себе на ноги.
В топке стоял электрический камин с имитацией углей, имитацией пламени и, судя по всему, имитацией тепла. Регулятор был включен на одно деление, но толку от этого не было никакого.
— Так, значит, Дэнни тебя нашел?
— Вы хотите сказать Энди?
— Хороший паренек. Такая жалость, что попал под сокращение. Он вернулся с тобой?
— Нет, остался в Эдинбурге.
Она откинулась затылком к подголовнику, и Ребусу показалось, что она вот-вот уснет. Прогулка до дверей и обратно, видимо, утомила ее.
— Его родители славные люди, всегда такие внимательные ко мне.
— Вы меня хотели зачем-то видеть, тетя Ина?
— А?
Он наклонился к ней, взялся за подлокотник ее кресла:
— Вы хотели меня видеть.
И теперь она могла его видеть… но прошла секунда — и уже не могла, потому что глаза у нее закрылись, нижняя челюсть отвисла, и старушка захрапела.
Ребус выпрямился и громко вздохнул. Часы над камином остановились. Но он знал, что у него минимум два часа. Разговор с Шивон о деле отеля «Сентрал» взбудоражил его. Он хотел поскорее вернуться к работе. А торчал здесь, в этом мини-музее. Он оглянулся, поморщился, увидев хромированный стул-туалет в темном углу. В буфете за стеклом стояли фотографии. Он подошел и принялся их разглядывать. Узнал своих деда и бабку по отцовской линии, но фотографии отца не увидел. Семейная распря, или что уж там у них случилось, но результат налицо.
Шотландцы ничего не забывают. Это свойство было и тяжким бременем, и даром судьбы. Дверь из гостиной вела в маленькую кладовку. Ребус заглянул в древний холодильник, нашел кусок корейки, понюхал его. В кладовке он обнаружил большую жестянку с хлебом, а на сушилке стояла масленка. Ему потребовалось десять минут, чтобы приготовить сэндвичи, и пять минут, чтобы выяснить, в какой из множества банок тетушка держит чай.
Возле мойки обнаружился приемник, и Ребус попытался найти репортаж о футбольном матче, но батарейки оказались еще слабее чая. Тогда он на цыпочках вернулся туда, где все еще продолжала дремать тетушка Ина, и сел перед ней на стул. Он приехал сюда не за наследством, но уж и не ради этого! Громко всхрапнув, тетя Ина вздрогнула и очнулась:
— Ой! Это ты, Джимми?
— Это Джон, ваш племянник.
— Господи Исусе, Джон, я что, уснула?
— Да всего-то вздремнули минутку.
— Вот ужас — это когда у меня гость!
— Я не гость, тетя Ина. Я родственник.
— Да, сынок, родственник. Слушай, что я тебе скажу. В холодильнике есть мясо. Хочешь, я?..
— Все уже готово.
— Что готово?
— Сэндвичи. Я их уже приготовил.
— Приготовил? Ты всегда был такой смышленый. А как насчет чая?
— Сидите, тетя. Я заварю.
Он заварил чай, принес на подносе сэндвичи и поставил их на табурет перед ней:
— Прошу.
Он хотел было дать ей сэндвич, но тут она схватила его за руку, чуть не перевернув поднос. Он увидел, что ее глаза закрыты, и, хотя с виду она казалась хрупкой, хватка у нее была сильная. Тетушка успела произнести несколько слов, прежде чем Ребус понял, что это слова молитвы.
— Кто может есть — не хочет есть, кто хочет есть — не может, но мы хотим, и мы едим, и слава Тебе, Боже![25]
Ребус чуть не расхохотался. Но не расхохотался и в глубине души был тронут. Он предложил ей улыбку вместе с сэндвичем, потом отправился за чаем.
