Нина Дитинич - Тайна великого живописца
Но из этого района надо срочно убираться, а картину можно спрятать в ячейке банка. Только вот по своему паспорту этого делать нельзя, сразу найдут, значит, нужно по паспорту сестры, тем более фамилии у них разные, у Инги по матери осталась – Карасева. Только сначала переехать надо.
Маргарита опять занялась поисками подходящей квартиры. На этот раз она решила поселиться подальше отсюда, где-нибудь на окраине. Район Новогиреево вполне устроил ее, и она, попрощавшись с Марией Изославной, вернула ей ключи.
С собакой под мышкой и двумя большими сумками девушка вселилась в однокомнатную, просторную квартиру в новом доме в Новогирееве. Хозяин, парень лет тридцати, хмуро заметил:
– Про собаку мы не договаривались, придется доплатить…
– Ну, знаете ли!.. – возмутилась Маргарита. – Это маленькое недоразумение и собакой назвать трудно, это кото-пес…
– Да хотя бы кото-волк, мне все равно, – упорствовал хозяин.
– Хорошо, – беспечно пожала плечами Маргарита. – Мне еще пять квартир предложили, поедем, котик, – погладила она собаку, – к другому, доброму, хозяину.
– Ладно, живите со своим кото-песиком, но если от соседей хоть одну жалобу услышу, пеняйте на себя, – буркнул парень и, получив оплату, удалился. Обустроившись на новом месте, Маргарита успокоилась и принялась изучать близлежащие банки. Оказалось, что через пару домов от ее нового жилища находится коммерческий банк, где по паспорту Инги она оформила ячейку и спрятала картину.
Теперь можно было расслабиться, Маргарита купила продуктов и решила побаловать себя вкусным ужином. Чтобы было веселее, она включила телевизор. Шел какой-то комедийный сериал, и Маргарита, нарезая салатик, хохотала. Сварились сосиски, она вытащила их и положила в тарелку, нарезала хлеб, и в этот момент начались криминальные новости.
– История странных убийств, связанных с художественной фотостудией «Авторский портрет», продолжается, – бесстрастно сообщил диктор. – Сегодня ночью был убит художник Эдуард Хруст…
А затем на экране вновь появилось фото Маргариты и объявление о том, что она разыскивается. Маргарита выключила телевизор. Тревога перехватила горло. Непонятно, почему убили Эдуарда Хруста, а она так надеялась на него.
«Кто-то безжалостно убивает людей, каким-то образом соприкасающихся с этой картиной, – в смятении размышляла она. – И что теперь делать?! Кто же их убивает? Неужели это дело рук Башлыкова? Нет, не может быть, он не знал, что я сбежала, когда убили Ингу, но кто тогда?!»
Она лихорадочно начала искать материалы об убийстве Хруста в Интернете, но нашла лишь несколько коротких сообщений, из которых, кроме факта убийства, ничего не узнала. Полицейские закрыли информацию, решила Маргарита.
– Может, вообще уехать из Москвы? – тоскливо прошептала она. – Даже картину с собой не брать. Чертова картина!
Она вспомнила, как антиквар назвал картину «Неизвестная», и только сейчас ей пришло в голову поинтересоваться в Интернете насчет нее. Нажав поиск, она увидела изображение злополучной дамы в коляске. А прочитав все, что было написано про художника Крамского и его творение, она испуганно пробормотала:
– Действительно, роковая картина. Кажется, я попала!
Стало так страшно, что Маргарита была готова пойти в ближайшее отделение полиции и сдаться, но быть арестованной за кражу картины она боялась больше и никуда не пошла.
Глава 18
Тайная драма Ивана Крамского
Несмотря на то что муж категорически запретил позировать Крамскому, Матрена Саввишна, презрев правила приличия, тайком иногда посещала мастерскую художника.
Но внезапно заболел маленький сын графини, и, несмотря на старания самых лучших докторов, мальчик умер. Это было настолько неожиданно и страшно, что Матрена Саввишна от горя слегла в горячке и проболела целый месяц.
После смерти сына граф Бестужев резко изменился, он словно возненавидел жену. Обвинил ее, что это она виновата в смерти мальчика, что она вела дурной, легкомысленный образ жизни, думала только о поклонниках и запустила болезнь ребенка.
– Вы отвратительная мать! – с ненавистью бросил он в лицо Матрене Саввишне. – Вы преступная мать… Вы убийца! Вы убили не только нашего сына, но и растерзали мою душу! Вы дьяволица! Ваш прекрасный лик прикрывает черную, гнусную, сладострастную душонку…
Не в силах слушать проклятия, едва живая от свалившегося на нее горя, Матрена Саввишна бросилась вон из дома.
Щеки ее горели от незаслуженных оскорблений, она, не помня себя, бежала по улице, не замечая, что прохожие в недоумении оглядывались на нее. Приличная дама в богатом платье с безумным лицом бежала по городу как какая-нибудь простолюдинка. Она словно очнулась, только оказавшись у знакомого здания, где располагалась артель художников.
И только в мастерской Крамского позволила себе разрыдаться. Отбросив кисти, Иван Крамской принялся ее утешать и уговаривать.
– Голубушка, Матрена Саввишна, не надо так убиваться, все пройдет. Ваш муж сейчас в таком горе, что не понимает, о чем говорит. Вот увидите, он опомнится и попросит у вас прощения…
– Нет, Иван Николаевич, вы не понимаете, ничего не изменится, – заливалась слезами женщина. – Все кончено!.. Николай никогда не простит меня…
Она оказалась права, жизнь графини превратилась в сущий ад. Муж изводил ее оскорблениями и проклятиями, Матрена Саввишна стала уходить из дома под любым предлогом, только чтобы не видеться с супругом. Родственники Бестужева, заметив плачевное состояние их семьи, начали процесс по расторжению церковного брака.
Матрена Саввишна пришла в отчаяние и окончательно пала духом. В ее жизни осталась единственная отдушина – общение с Иваном Крамским. Но художник был женат, а по Петербургу поползли слухи.
И тем не менее только в мастерской, в обществе Крамского, женщина находила хоть какое-то успокоение.
В артели собиралось иногда по полсотни человек, и время проводили очень весело. Через всю комнату устанавливали длинный стол, выкладывали бумагу, краски, разные художественные принадлежности. Каждый выбирал себе материал и создавал то, что хотел. А если присутствовали дамы, то вечером непременно устраивались танцы.
Частенько Матрена Саввишна оставалась на такие вечера, и даже музицировала за роялем.
Часто художники вслух читали лекции об искусстве, статьи о выставках. После всего следовал скромный, но искрящийся весельем, шутками и спорами об искусстве ужин.
Эти «праздники души» заканчивались иногда после полуночи, и Матрена Саввишна возвращалась домой под утро. Прислуга встречала ее с заспанным лицом и немым укором в глазах. Граф Бестужев перебрался в особняк родителей, и в огромном доме оставались только сама хозяйка, ее горничная и швейцар. Граф не желал тратиться на содержание жены.
В прекрасных темных бархатных глазах Матрены Саввишны поселилась глубокая печаль, которую она пыталась скрыть показным высокомерием.
Как-то на Вознесенском проспекте, проезжая в коляске, она столкнулась со своей бывшей барыней – тетушкой графа Бестужева. Та с брезгливым превосходством навела на нее лорнет в надежде, что Матрена Саввишна ей хотя бы поклонится, но она проехала мимо с высокомерным спокойствием. Один из художников увидел это и рассказал Крамскому.
– У старухи графини был такой вид, будто она вот-вот лопнет от злости, – смеялся он. – Наверное, ждала от Матрены Саввишны благодарности за то, что отпустила ее с племянником.
А Матрена Саввишна глубоко страдала. Презираемая высшим светом, гонимая мужем и его родней, она металась, словно раненая птица, запертая в клетку, и нигде не могла найти покоя.
Граф Бестужев наконец получил разрешение на расторжение брака и, вернувшись в Петербург, сообщил своей, теперь уже бывшей жене, что она свободна, и попросил покинуть его дом.
Проплакав всю ночь, Матрена Саввишна на следующий день сообщила Крамскому, что хочет на прощание попозировать художникам артели.
– Пусть приедут за мной на тройках, – блеснули гневно ее глаза. – Пусть мой муж видит, что я свободна и счастлива, пусть беснуется!..
Когда к дому подъехало несколько троек с бубенцами, на глазах у ошеломленного графа Бестужева к разрумянившимся от мороза художникам вышла Матрена Саввишна в отороченной мехом накидке. Она села в одну из карет и весело крикнула:
– Поехали!
И, подняв облако снежной, сверкающей пыли, тройки быстро помчались по улице.
Граф молча ушел в свои покои, стараясь сделать вид, что выходки бывшей жены его не задевают. А художники с гордостью доставили Матрену Саввишну в рисовальный класс, где она, скинув накидку, словно царица грациозно взошла на пьедестал и уселась в кресло.
Конечно, подобная поездка была вызовом со стороны Матрены Саввишны, попыткой задеть мужа, его родню, весь ненавидящий ее высший свет. И даже когда она уже уехала из Петербурга, возмущенные, гневные крики и слухи о развратном поведении бывшей графини Бестужевой долго не смолкали.
