Иен Рэнкин - Перекличка мертвых
— На марш пойдешь, Джон? — спросил Керт.
Вся троица стояла вокруг хромированного стола в морге на Каугейт. За их спинами ассистент с немилосердным стуком и скрежетом переставлял подносы и инструменты.
— Для меня это слишком тихое мероприятие, — ответил Ребус. — Вот в понедельник наверняка пойду.
— То есть с анархистами, — уточнил Гейтс, делая надрез на теле.
В прозекторской — за экраном из оргстекла — было место для наблюдателей, и обычно Ребус следил за ходом вскрытия оттуда. Но сейчас, «по случаю уик-энда», они, по словам Гейтса, «могли позволить себе несколько отступить от обычных формальностей». Ребусу и раньше не раз доводилось видеть человеческие внутренности, но сейчас он непроизвольно отвел взгляд.
— Сколько ему было, тридцать четыре, тридцать пять? — спросил Гейтс.
— Тридцать четыре, — подсказал ассистент.
— Хорошо сохранился…
— Сестра говорит, он поддерживал себя в форме: бегал, плавал, занимался гимнастикой.
— Она проводила опознание? — спросил Ребус, радуясь возможности повернуть голову к ассистенту.
— Ну да, родителей нет в живых.
— Об этом писали в газетах, помните? — проговорил Керт, сосредоточенно следя за движениями рук коллеги. — Сэнди, скальпель не затупился?
Гейтс, казалось, не слышал вопроса.
— Мать погибла от рук бандита, вломившегося в дом. Трагическая история. Отца это подкосило, и он не надолго ее пережил.
— Просто исчах, — уточнил Керт. — Сэнди, может, я поработаю? Ты и так устал, за эту неделю нам…
— Да не суетись ты.
Керт, вздохнув, пожал плечами. Работа, к радости Ребуса, шла без перерыва.
— А сестра-то из Данди приехала? — обратился он к ассистенту.
— Да нет, она работает в Лондоне, в полиции. Совсем не похожа на копа — такая милая.
— Ага! Выходит, я тебе не мил! Значит, на будущий год не получишь от меня валентинку, — съязвил Ребус.
— Присутствующих я, разумеется, не имел ввиду.
— Бедная девочка, — заметил Керт. — Потерять всю семью…
— А у них были теплые отношения? — не мог удержаться от вопроса Ребус.
Гейтс, посчитав вопрос странным, с удивлением посмотрел на Ребуса, но тот оставил его взгляд без внимания.
— Не думаю, чтобы они часто виделись в последнее время, — задумчиво произнес ассистент.
Как мы с Майклом…
— Но все равно она тяжело это переживает.
— Но ведь сюда она приехала не одна? — спросил Ребус.
— На опознании с ней никого не было, — заметил ассистент. — Я проводил ее до фойе и вынес ей туда чашку чая.
— И что, она все еще там? — сердито просипел Гейтс.
Ассистент растерянно огляделся, соображая, какое из правил нарушил.
— Сейчас приготовлю пилы…
— В здании никого, кроме нас, нет! — рявкнул Гейтс. — Пойди посмотри, все ли у нее в порядке.
— Может, я схожу? — предложил Ребус.
Гейтс, с комком блестящих внутренностей в руках, повернулся к нему:
— В чем дело, Джон? Тебя что, уже выворачивает?
В фойе рядом с прозекторской никого не было. На полу рядом с креслом стояла пустая чайная чашка с эмблемой футбольного клуба «Глазго Рейнджерс». Ребус дотронулся до нее: еще теплая. Он пошел к главному входу. Выйдя в переулок, Ребус посмотрел налево и направо, но никого не увидел. Завернув за угол, он заметил женщину, сидевшую на низкой каменной ограде, отделяющей двор морга от улицы Каугейт. Она немигающим взглядом смотрела на здание детского сада напротив. Ребус направился к ней.
— У вас есть сигареты? — спросила она.
— Хотите закурить?
— А почему бы и нет?
— Это означает, что вы не курите.
— И что?
— А то, что я не собираюсь вас портить.
Она подняла голову и впервые взглянула на Ребуса. У нее были короткие белокурые волосы и круглое лицо со слегка выступающим подбородком. Подол ее классической, до середины колена, юбки чуть-чуть не доставал до отороченного мехом голенища коричневых сапожек. Рядом с ней на каменной ограде стояла большая бесформенная сумка, в которой, видимо, содержалось все, что она в спешке собрала в дорогу.
— Я инспектор Ребус, — представился он. — Сочувствую вашему горю.
Женщина вяло кивнула и снова уставилась на здание детского сада.
— Он работает? — спросила она, указав на детсад.
— Насколько мне известно, сегодня, конечно же, нет…
— Но это же детсад. — Она повернулась к дому, возвышавшемуся у нее за спиной. — И как раз через дорогу от этого. Слишком близко, не кажется вам, детектив Ребус?
— Наверно, вы правы. Жаль, меня не было с вами на опознании.
— Почему? Разве вы знали Бена?
— Нет… просто я подумал… Как получилось, что рядом с вами никого не было?
— А кто должен был быть?
— Кто-нибудь из избирателей… из товарищей по партии.
— Вы думаете, кто-нибудь из лейбористов сейчас вспоминает о нем? — Она горько усмехнулась. — Все они сейчас готовятся возглавить этот идиотский марш, предвкушая момент, когда репортеры защелкают камерами. Бен без конца твердил о своей близости к тому, что он называл «кормилом». Но ничем хорошим это для него не обернулось.
— Будьте осторожней, — предупредил ее Ребус. — Вы говорите так, будто сами не прочь влиться в толпу протестующих. — Она, поморщившись, фыркнула, но ничего не сказала. — У вас есть какие-нибудь соображения, почему он?… — Ребус осекся. — Вы ведь знаете, о чем я хочу спросить?
— Я ведь, как и вы, служу в полиции. — Она наблюдала, как он достает из кармана сигареты. — Всего одну, — попросила она.
Ну разве мог он ей отказать? Он зажег две сигареты и присел на ограду рядом с ней.
— Ни одной машины, — сказала она.
— Город закрыт, — объяснил он. — С такси тоже проблемы, но моя машина припаркована…
— Ничего, пройдусь, — успокоила она Ребуса. — Записки он не оставил, если вы это имели в виду. Вчера он выглядел довольным, раскованным и так далее. Коллеги не могут ничего объяснить… никаких проблем на работе. — Она замолчала, устремив взгляд в небо. — Хотя на работе-то у него постоянно были проблемы.
— Судя по всему, вы много общались.
— Почти все уик-энды он проводил в Лондоне. Мы не виделись последний месяц, может, даже два, но постоянно обменивались мейлами, эсэмэсками. — Она затянулась.
— Так были, говорите, проблемы на работе? — напомнил Ребус.
— Он определял политику помощи иностранным государствам, решая, какая из дышащих на ладан африканских диктатур заслуживает нашей поддержки.
— Тогда понятно, зачем он сюда приехал, — произнес Ребус, обращаясь больше к самому себе.
Она печально кивнула:
— Разговор о голодных и нищих за роскошным столом в Эдинбургском замке — это еще один шаг к «кормилу».
— Он понимал иронию происходящего? — предположил Ребус.
— Разумеется.
— И бесполезность своей деятельности?
Она пристально посмотрела ему в глаза:
— Нет! Бен был не таким. — С трудом сдерживая слезы, она покачала головой, тяжело вздохнула и щелчком отправила на дорогу едва начатую сигарету. — Мне пора.
Она достала из сумки бумажник и протянула Ребусу визитку. На ней не было ничего, кроме имени — Стейси Уэбстер — и номера мобильного телефона.
— Сколько времени вы работаете в полиции, Стейси?
— Восемь лет. Последние три года в Скотленд-Ярде. — Она снова посмотрела ему в глаза. — У вас ведь будут ко мне вопросы — были ли у Бена враги, проблемы с деньгами, конфликты? Наверно, вы захотите их задать, так ведь? Через день, может, чуть позже… в общем, звоните.
— Хорошо.
— А ведь нет… — Она запнулась, не сумев подобрать нужного слова, сделала неглубокий вдох и попыталась досказать: — Нет никаких признаков того, что это было не просто падение?
— Он выпил пару бокалов вина — может, у него внезапно закружилась голова.
— И что, никто ничего не видел?
Ребус пожал плечами:
— Вы точно не хотите, чтобы я вас подвез?
Она помотала головой:
— Я хочу пройтись.
— Позвольте один совет: держитесь подальше от шествия. Возможно, мы еще встретимся… и поверьте, мне искренне жаль Бена.
Она посмотрела Ребусу прямо в глаза:
— Похоже, вы говорите искренне.
Он чуть не выпалил: «Я только вчера похоронил брата», но лишь едва шевельнул губами. Ведь она могла начать задавать вопросы: «Вас многое связывало?», «Как вы себя чувствуете?» Вопросы, на которые он и сам не знал ответов. Он смотрел, как она в одиночестве идет по Каугейт, а потом вернулся в прозекторскую.
4
Когда Шивон приехала на Медоуз, колонна людей, ожидающих сигнала к началу марша, уже протянулась через все игровое поле, от здания старой больницы до дороги, вдоль которой выстроилась вереница автобусов. Какой-то человек с мегафоном периодически объявлял, что задние ряды смогут начать движение не раньше чем через два часа.
