Сергей Бетев - Плетеный ремень
Коляскина внимательно выслушала показания своих родственников и серьезно сказала:
– Раз они все видели, значит, так оно и есть. Только меня в это время в квартире не было, Наверное, за водкой бегала. Потому и вам не могла про то сказать.
– В этих же протоколах написано, что вы в тот вечер решили вместе со всеми ехать в Свердловск, – строго заговорил Моисеенко, перечитывая бумаги, привезенные Саломахиным. – И ездили. Чем была вызвана ваша поездка?
– Давно не бывала, да и Афанасий просил пособить ему железо с шифером купить. Вот и поехала…
Коляскина без оговорок не принимала ни одного опровержения своих первоначальных показаний. Саломахин и Моисеенко выкладывали одно свидетельское показание за другим, теснили Коляскину шаг за шагом и, наконец услышали от нее последнее: была с Мельником в Соколовке.
– Татьяна Печеркина заявила, что вы в то утро собирались уехать вместе с Мельником. Почему вы изменили свое решение?
– Буран поднялся, – ответила она. – Я и подумала с какой стати я буду мотаться за этим железом?.. Лучше поеду обратно.
– Проводили, значит?
– Проводили.
– До поезда?
– До поезда.
– Странно, – Саломахин долго молчал. Наконец сообщил ей: – А здесь его нашли убитым, Клавдия Поликарповна…
– Где нашли? – испуганно спросила она.
– Недалеко от той самой станции, до которой вы проводили его. Вот нам и непонятно, как вы его провожали, – не скрывая раздражения, сказал Моисеенко.
– Неправда это! – возразила она нервно.
– Как же неправда? А ремешок, которым его за руку оттащили в сторону от соколовской дороги?
– Смеетесь вы надо мной. И что вам от меня надо?!
– Только одно: быть откровенной до конца.
– Ничего я про это не знаю!..
26
Одновременно с допросом Коляскиной Дмитрий Николаевич Суетин допрашивал Печеркина.
С Геннадием Печеркиным разговор начался иначе. Приготовив бланки протокола допроса, Суетин долго ходил по кабинету. Заметив, как Печеркин жадно глядит на его папиросу, молча открыл перед ним пачку и, как только тот зажег папиросу, выложил перед ним кипу фотографий…
– Возьми, посмотри…
И Геннадий Печеркин увидел знакомый пустырь с проселком, с узкоколейной железной дорогой. Фотографии все укрупнялись по планам. Следом за теми, на которых угадывались старые торфяные. выработки, пошли изображения трупа…
Печеркин отодвинул фотографии. А Суетин открыл стол, вытащил из него ремень, положил рядом с собой:
– На фотографиях ты, наверное, не рассмотрел его?
Печеркин отвернулся.
– Что? Не хочешь со мной разговаривать?.. Я тут, – Дмитрий Николаевич показал на фотографии, – ни при чем. Меня с тобой говорить долг обязывает. И закон. Так что…
– Спрашивайте, – попросил Печеркин.
Под тяжестью улик и свидетельских показаний Печеркин одну за одной подтверждал детали минувших событий. Когда заговорили о Шадринске и вспомнили чуть было не разразившийся скандал, он устало сказал:
– Психанул. Было…
– И после этого у тебя созрело решение убить его? – спросил Дмитрий Николаевич.
– Никакого решения у меня не было, – отозвался Печеркин.
– Не понимаю.
Печеркин замолк и с силой потер руки.
– Дайте еще папироску! – Раскурил, сильно затянулся. – Не было, говорю, никакого решения. Все эта сука!..
– О ком ты?
– О Коляскиной… С самого Шадринска пудила. Денег чемодан, говорила, зря пропадут… А я убивать не хотел.
– Но убил ведь!..
– Не убивал. Когда провожали его, дорогой разругались, он стал меня душить, но… мне под руку камень попал, я его по голове. Думал, оглушил немного, а он мертвый…
– Врешь, парень, – оборвал его Дмитрий Николаевич. – На, посмотри еще вот эту фотографию. Ты ее не видел.
И он передал Печеркину фотографию черепа после медицинской обработки раны.
Любому, даже не искушенному в криминалистике человеку стало бы ясным, что такой громадный пролом на черепе камнем сделать невозможно.
– Понимаешь?..
– Ну, не дрались мы, – сразу же изменил свое предыдущее показание Печеркин. – Разругались просто. Стал он про мать опять говорить разное. Одернул я его несколько раз, а он – назло… Подвернулась под руки тормозная колодка. Ей и стукнул… Суетин укоризненно покачал головой.
– Крутишься ты… а куда вывернуть надеешься, не понимаю. Если ты убил его без умысла, то, наверное, сбежал бы поскорее от этого места. А то ведь и ремешок на руку накинул, и хоть неважно, а прикрыл свою «работу» снежком… И деньги не забыл. Все по плану!
– Не хотел я его убивать! – истерически крикнул Печеркин. – Это шадринская сука всю дорогу мне мозги крутила!.. Уже на полдороге к Красному были, а она через каждый шаг: «Давай!» да «Давай!»…
…На очной ставке с Коляскиной Печеркин повторил эту часть своих показаний, и тогда не выдержала Коляскина. Все: и безобидность ее, и веселость, и простота – все слетело с нее в мгновение. Она захохотала издевательски и зло, натянула Печеркину кукиш:
– Вот как я учила тебя убивать, бандит! Он не хотел, видите ли!.. Так на что ты в рукаве от дома две версты штырь-то нес, а?.. – И стала в оскорбленную позу: – Я и поехала-то в Свердловск, чтобы мужика от смерти спасти, да не сумела… А перед следователем молчала, тебя жалеючи. Теперь не стану…
Дмитрий Николаевич понял, что наступил тот самый отвратительный момент развязки, когда уличенные преступники в животном страхе перед суровой расплатой начинают спасать свою собственную шкуру. Все, что до этой минуты составляло их тайну, всплывало наружу. И уже не отрицалась собственная вина, а лишь побольше выпячивалась преступная доля соучастника. В такие минуты следователю бесполезно вмешиваться. И Дмитрий Николаевич, как и Моисеенко, присутствовавший при этом, молча курил, прислушиваясь к последней ссоре Коляскиной и Печеркина.
27
Да, убийство было задумано еще в Шадринске. И причиной тому стала не только давняя ненависть Геннадия Печеркина к Афанасию Мельнику, но и деньги, которые не давали покоя Клавдии Коляскиной. Она знала, что рано или поздно ей придется расстаться со своим случайным престарелым любовником, но расстаться с его деньгами ей не хотелось. И она, почуяв взаимную неприязнь Печеркина и Мельника, намеренно подогревала вспыхнувший между ними скандал. Не лишенная сообразительности, она поняла, что Мельника лучше убить в Свердловске, где раньше он никогда не был и знать его никто не может.
Жена Печеркина, столь самоотверженно погасившая приступ ярости мужа в Шадринске, об уговоре Клавдии и Геннадия ничего не знала. Она лишь догадывалась, что между окружавшими ее людьми назревал какой-то непонятный скандал, но и в мыслях не могла допустить, что все это кончится убийством человека.
…В тот последний вечер в Соколовке Геннадий Печеркин не поскупился на выпивку и, пожалуй, впервые в жизни был настойчив в угощении жены. Поэтому она раньше всех и прилегла на постель, не задремав, как она утверждала, а уснув крепким сном.
Посидев за столом некоторое время, стали укладываться и все остальные: вставать предстояло рано, до Красного пешком больше часа ходьбы, поэтому будильник поставили на пять часов утра.
Ни Печеркин, ни Коляскина не хотели рисковать. К поезду на Красное каждый день спешило много людей. На единственной дороге из Соколовки они наверняка столкнулись бы с кем-то из них. Поэтому, услышав храп заснувшего Мельника, Клавдия Коляскина неслышно поднялась с постели, подошла по мягкому половику к комоду, на котором мирно потикивал будильник, и перевела часовую стрелку на два часа вперед…
Встали по звонку. Сборы в дорогу заняли всего несколько минут. Татьяна Печеркина мирно спала на своей кровати.
…Ранних путников встретила густая темнота. Только с визгом била по ногам поземка. Ветер мешал разговаривать, и поэтому шли молча.
Мельник с чемоданчиком шагал рядом с Клавдией, Геннадий Печеркин держался позади.
На пустыре метель гуляла свободнее. Клавдия то и дело поворачивалась к ветру спиной. Мельник, уткнувшийся в воротник своего пальто, не мог видеть, как его недавняя подружка делала нетерпеливые знаки Печеркину. Но тот молча шагал, не обращая на нее внимания.
А Клавдия начинала мерзнуть и всячески показывала это Печеркину, негодуя на него за непонятную задержку. Она снова повернулась к ветру спиной, готова была выругаться от досады, но на этот раз Печеркин сам махнул на нее рукой, показывая, чтобы она шла дальше.
Клавдия вздохом погасила досаду и тотчас же почувствовала, как молча повалился на нее Мельник, мешком рухнул на дорогу. Над ним с опущенным металлическим штырем тяжело дышал Печеркин.
– Все! – выдохнул он наконец. – С одного разу…
– Куда его? – быстро спросила Клавдия, высвобождая из руки Мельника чемоданчик.
– Рядом выработка старая есть, – сказал, озираясь на темноту, Печеркин. – Помоги…
