Богомил Райнов - Бразильская мелодия
Глава пятая
Знаю, что наша история распутывается удручающе медленно и плюс ко всему — на довольно унылом фоне. Нет таинственных, зловещих окраин большого города — пустых депо и железнодорожных складов, немеющих во мраке ночи. Нет и глубоких погребов, где все еще стоит запах домашних солений. Нет даже бара «Астория», без которого, как известно, не обходится ни один заграничный детектив.
Я бы тоже не прочь заглянуть в бар! Но что поделаешь, если именно сейчас люди, за которыми я наблюдаю, вдруг превратились в домоседов. А бар, что и говорить, таит богатые возможности для драматических, ситуаций. Поставишь перед героиней фатальный вопрос: «Кто убил Асенова?» — а оркестр как раз грянет какой—нибудь танец. Контраст потрясающий!
Но пора возвращаться к действительности.
Итак, элегантный и воспитанный человек по имени Филип Манев продолжает перебегать Доре дорогу. А заодно и мне. Доллары, комбинация с паспортом, новогодние подарки…
Пока жду необходимые справки, мысли мои перекидываются на Марина. Возможно, Дора и права: откроешь ему душу, а он, кроткий и серьезный, вместо того, чтобы посочувствовать тебе, выгонит на улицу.
Тем более у Марина есть для этого некоторые основания. Прошлое — это прошлое, оно упрямо как факт. Факты же всегда оставляют свои зарубки на сердце. Получается что—то вроде порока сердца, только компенсированного. Но если компенсированного, значит, Дора выживет. Иные люди с компенсированным пороком живут даже дольше здоровых, потому что больше заботятся о себе.
Ничего удивительного, если Марин не простит Доре ее прошлого. Не все такие, как моя учительница, которая смирилась со всей моей жизнью. И даже пытается тактично скрывать, что порой мои рассказы приводят ее в ужас.
К примеру, зайдем в ресторан посидеть после моих долгих скитаний по провинции. Я весь под впечатлением случившегося:
— Понимаешь, отравление… Грубая работа! Уж лучше бы
дать снотворное и инсценировать самоотравление. И представляешь? Пять дней ее никто не хватился… Моя учительница прекращает жевать и отворачивается.
— Извини, — бормочу я. — Ты же знаешь, мы, болгары, когда отдыхаем, любим поговорить о работе…
— Ох, уж эта твоя работа, Петре! — отвечает вполголоса учительница с неким подобием улыбки и пытается переменить тему разговора. — Книгу, что я дала, ты уже прочитал?
— Нет еще… Но ты права: книжка великолепная. С первых страниц видно.
— Ты все еще топчешься на первых страницах?
— Не помню, на чем остановился, но при моей вечной занятости, сама понимаешь…
— Но книги днем не читают. Для этого есть вечера и ночи. Вечера и ночи! Она не знает, что в эти вечера и ночи я делаю то же, что и днем: ломаю голову, как развязать какой—нибудь узел или разобраться в путанице противоречивых данных…
В эту минуту раздается телефонный звонок, напоминающий, что я нахожусь не дома, а на своем рабочем месте.
— Слушаю. Так ли? Ах, значит, тот? Хорошо, пришлите мне справку.
После таких вроде бы ничего не значащих слов, из которых часто состоят телефонные разговоры, я снова склоняюсь над столом. В кабинет входит лейтенант:
— Вас хочет видеть женщина.
— Уж не снова ли та, журналистка?
— Нет, какая—то Колева или Коева…
Это, само собой, наша Магда. Она смущенно останавливается у двери, словно впервые входит в подобное учреждение и не знает, каковы здесь порядки.
— Здравствуйте, — киваю я. — Что случилось?
— Ничего не случилось, — говорит Магда, садясь на предложенный стул. — Просто вот решила зайти.
— Очень хорошо. Вы, я слышал, перестали бывать в «Бразилии»? Это случайность?..
— Как случайность! Прошлый раз вы меня так отчитали!
— Неужели? А я уже забыл. Что поделывают ваши приятели?
— Не хочу и знать их.
— Вы их больше не видели?
Магда смотрит немного озадаченно и ерзает на стуле.
— Ведь я же вам сказала: знать их не желаю.
— Это вы сказали. Но я вас спрашиваю о другом: видели вы кого—нибудь из компании или нет?
Она тут же принимает позу оскорбленной невинности, и тогда я добавляю:
— Не торопитесь говорить неправду. Подумайте и отвечайте точно!
— Понимаете… Филип заявился вскоре после того, как вы ушли. Стал расспрашивать, о чем мы говорили, и я ему рассказала.
— Что вы ему рассказали?
— О чем вы меня предупреждали, я рассказывать не стала…
— Магда!
Она смотрит на меня и виновато опускает глаза.
— А что делать! Если я такая… Невозможно ничего от него скрыть. Слово за словом он все из меня вытянул.
— Хорошо, что хотя бы признались мне. А как Манев реагировал на ваш рассказ?
— Никак. Даже не рассердился. Правда, предупредил, если меня вызовут, в подробности не вдаваться.
— У вас есть еще что—нибудь?
— Это уже касается меня лично. Помните, вы обещали оказать содействие. Так вот, я узнала, что в новом ресторане есть место…
— Хорошо. Попытаемся вам помочь. Но при одном условии: ведите себя образцово.
— Об этом не беспокойтесь.
— В ресторанах бывают иностранцы…
— Умираю по иностранцам! Скажу вам больше, хотя можете мне и не верить. Вчера встречает меня у «Рилы» господин Кнаус…
— Приятель Филипа?
— Именно. И самым галантным образом приглашает пообедать. И что, по—вашему, я сделала?
— Не могу представить.
— Начисто отказалась! Верите?
— Почему же нет! Вы становитесь серьезной девушкой. Магда хочет встать, но я ее останавливаю:
— Одну минутку! А Филип интересовался, шла ли у нас речь об одной вещи?
— Какой именно?
— О снотворном.
Магда снова пытается изобразить непонимание, но я предупреждаю:
— Не забывайте, пожалуйста, о чем мы условились.
— И о снотворном расспрашивал…
— Скажите, какие инструкции вы получили от Филипа в тот вечер и как их выполнили.
— Он сказал, что позвонит Асенову. Как только тот отойдет к телефону, я должна незаметно всыпать немного снотворного в свою рюмку, потом подменить ее на рюмку Асенова. А когда он вернется, предложить какой—нибудь тост. Филип все обдумал до мельчайших подробностей. Просто зависть берет, до чего он умный.
— Не торопитесь ему завидовать. И вы точно все исполнили?
— Да. Только снотворного дала меньше.
— А для чего вообще нужен был весь этот номер?
— Как для чего? Усмирить Асенова. Филип решил показать, что он за меня держится, и вызвать у Асенова ревность. Тогда бы он поторопился с нашей свадьбой. А чтобы не получилось скандала, говорил Филип, дай ему немного успокоительного…
— Пожалуй, на сегодня довольно. А вы умница!
— Об этом не беспокойтесь! — снова повторяет Магда. Она прощается и несет к дверям свое пышное тело, а вместе с ним — и приподнятое настроение, не забыв с порога послать мне ободряющую улыбку, ибо, на ее взгляд, если кто—то из нас двоих и нуждается в ободрении, так это я. Смеркается, когда я поднимаюсь по высокой лестнице на уютную мансарду гражданина Личева. Звоню, но вместо звонка слышу звуки старинной мелодии. В эту минуту дверь открывается, и из нее высовывается улыбающееся лицо хозяина. Истины ради следует отметить, что при виде меня улыбка на его лице быстро тает.
— Вы соединили радио со звонком? — спрашиваю я, чтобы дать хозяину время прийти в себя.
— Нет… Но и это мое изобретение, — мямлит Личев.
— Что, разве мы не войдем? — снова спрашиваю я, ибо хозяин загородил дверь, видимо, намереваясь объясниться со мной на лестнице.
— Конечно, проходите, — неохотно уступает дорогу старик. — Я, знаете, жду гостей.
— А я не собираюсь вас долго задерживать. Обстановка такая же, как и шесть дней назад. На столе
сандвичи и сухие пирожные. Негусто. Хотя… подождите! Хозяин, похоже, больше позаботился о пище духовной: у стены, покрытой листьями вьющегося растения, стоит роскошный телевизор. Диктор, уткнувшись в листы бумаги, читает новости.
— Это тоже ваше изобретение?
— Нет, конечно.
— И все же модель превосходная. Наверное, из валютного магазина?
Хозяин не торопится изобразить, что польщен моим комплиментом.
— У вас, если не ошибаюсь, весьма скромная пенсия? — говорю я, располагаясь в том Же самом удобном кресле.
— Весьма скромная, — подтверждает Личев, — Но и требования мои невелики. Сами знаете, старый человек. Одним словом, у меня есть некоторые сбережения.
— В долларах или иной валюте?
— Скажете тоже — «в долларах»! У меня нет американского дядюшки.
— Не изучал, к сожалению, вашу родословную. Но этот телевизор явно куплен на доллары. Могу даже назвать точную дату покупки. И имя человека, который вас сопровождал.
— Если вам известна вся эта история, зачем меня спрашивать?
— Я спрашиваю вас о предыстории: как вышло, что Асенов раскошелился на целый телевизор?
