Анатолий Силин - Убийца среди нас

— Это еще что?

— Ой, да у нас такое горе, даже сказать не знаю как, — ответила скороговоркой Галина Семеновна вместо сына. — После школы побили, а кто — не говорит.

— Ну и ну, — сузил глаза Парамошкин и внимательно посмотрел на Петра. Поздоровавшись с ним за руку, прошел в комнату, оглядел обстановку, развешенные фотографии в рамках, похвалил Галину Семеновну за чистоту и порядок. Она тут же хотела рассказать, с каким трудом выхлопотала квартиру, но Петр так на нее посмотрел, что мать ушла на кухню готовить чай.

Парамошкин сел, привалившись к спинке дивана. Помолчав, спросил:

— Это кто ж тебя так?

Петр рассказал как было. Парамошкину он никогда не врал, от него скрывать нечего.

— Не сынок ли нашего конкурента по ремонтным делам?

— Скорее всего он и есть, зараза! Из-за угла бил, чем-то тяжелым.

— А ты позволил! — упрекнул учитель. — Разве этому я тебя учил?

— Так он же по-подлому, не в открытую. Если б по-честному, я бы ему показал! — Петр прикоснулся ладонью к повязке.

— Не надо ушами хлопать. Так, чего доброго, и убить могли или калекой на всю жизнь оставить. Понимаешь это хоть сейчас своей больной головой? Ай-яй-яй, сколько раз говорил об осторожности. Пойми, без этого нельзя. Зачем в гараж ходил?

— Думал вас увидеть.

— Ну вот тебе раз, не было печали… Ладно, хватит об этом, — свернул он разговор, увидев, как из кухни вышла с подносом мать Петра. Тихо добавил: — Потом договорим.

Мать на радостях, что в гости явился такой уважаемый человек, старалась угодить. На подносе блестел чайный сервиз, которым давно никто не пользовался, и все, что положено к чаю. Щеки матери порозовели, губы в улыбке. — А может, чего покрепче? — предложила она. — У меня ради такого случая найдется. — Но Парамошкин замахал руками.

Разливая в чашки заварку, мать полюбопытствовала, все ли удалось уладить с милицией? Но учитель, разворачивая конфету, будто не расслышал, и мать больше не приставала.

Петр все делал как учитель. Тот отпивал чай маленькими глотками вприкуску с конфетой, и он точно так же. Как только учитель отодвинул от себя чашку, тут же и он закончил чаепитие.

Ослабив на шее светло-коричневый галстук и, расстегнув на рубашке верхнюю пуговицу, Григорий Иванович, улыбаясь, поблагодарил хозяйку за замечательный чай, а потом, вздохнув, сказал, что зашел не только навестить, но и кое о чем посекретничать. Мать, едва про «секрет» услышала, села с понятливым видом на диван и вся-вся — внимание. Настроение у Петра улучшилось, даже боль в голове стала не такой острой как раньше. Только вот непонятно — какие тут могут быть секреты? Петра эти слова насторожили.

А Парамошкин начал издалека:

— Хочу, Петя, поговорить с тобой не как учитель с учеником, а как со взрослым человеком, которого уважаю. — Мать при этих словах даже слезу пустила.

А потом — будто обухом по голове: работать и жить в Полянске после того, что произошло, стало невозможно. С женой посоветовались и решили уехать в областной центр. Переедут сразу, как только продадут гараж и утрясут кое-какие формальности. Григорий Иванович хотел добавить что-то еще, но Петр, не выдержав, спросил с болью и надеждой:

— А как же я?

Григорий Иванович поглядел на него так, будто в чем-то перед ним провинился. Ответил не сразу и как можно спокойней.

— Тебе, Петя, школу надо кончать. Это сейчас важнее важного, а вот как устроюсь, тогда и определимся.

— Возьмите меня с собой, дядя Гриша, — сказал с дрожью в голосе Красавин. — Возьмите! Я буду для вас все что хотите делать!

Мать подобного от сына явно не ожидала. Скрестив на груди руки, молча глядела на учителя. Отъезд сына ее никак не устраивал.

— Но это же несерьезно! Как я могу тебя взять, если сам не устроен. Подумай, как? Вот закончишь школу, тогда и поговорим. Я же сказал — определимся.

— Петя, а ведь Григорий Иванович дело говорит, — робко вздохнула мать. Она никогда с сыном не спорила, а всегда вот так вежливо вроде как советовала. — Зачем же школу бросать?

Григорий Иванович согласно кивал головой. Он понимал, какие мысли бродят в голове мальчишки. Да, он помог ему утвердиться, да, приобщил к полезному делу. Петр нравился Парамошкину необычным упорством. Со временем из него получится незаменимый помощник в любом деле. Но свои карты учитель раскрывать пока не собирался, всему свое время. Еще раз повторил. Что как устроится — пригласит в гости.

Петр молчал. А что сказать, если учитель, конечно, всегда прав. Он невесело подумал, что еще не раз придется столкнуться с дикими выходками Козлобаева и его новых дружков. Был бы учитель… Но что теперь об этом.

Парамошкин стал посматривать на часы и на Галину Семеновну. Та сообразила, что учитель хочет остаться с Петей наедине, и засобиралась к соседке, решать какой-то домашний вопрос. Как только она ушла, Григорий Иванович спросил Петра:

— Так говоришь, Козлобаева сынок постарался?

Кивнув забинтованной головой, Красавин ожидающе посмотрел на Парамошкина.

— И что дальше? — спросил тот. Спросил таким тоном, что, мол, я тебе ничего не собираюсь советовать, но сам должен соображать.

— Это ему с рук не сойдет, — ответил Петр не сразу. Вначале он не собирался говорить, как его пытались избить у туалета, но рассказал и об этом. Видел, как учитель тер пальцами лоб, щеки, значит, новость его задела.

— Только не надо спешить, — сказал тихо. — Сам знаешь, что бывает, когда поспешишь… — Парамошкин дал понять, что тоже зол на старшего Козлобаева. Это он, теперь точно известно, написал в милицию анонимку. Никто другой не мог знать, кому и что ремонтировал Парамошкин и чем подторговывал. Он, старший Козлобаев, заложил его. Хорошо, что штрафом отделался, могло быть и хуже. А вот сынок действует внаглую, да еще и других привлекает. Такого следует хорошенько проучить, чтобы впредь борзеть было неповадно. Глаза Парамошкина зло сверкнули.

Словно читая мысли учителя, Петр преданно смотрел на него и точно слышал то, о чем думал сам. Он неплохо изучил характер Парамошкина, знал, когда и чем можно ему угодить. — Глазами сверкнул, подумал он, значит семейка Козлобаевых ему не просто досадила. Лишиться работы и с позором уехать из Полянска — такое не прощается. Ладно, спешить он не станет, все как надо продумает, пусть только страсти поутихнут. А с младшим Козлобаевым он обязательно рассчитается…

Парамошкин легонько обнял Петра, потом встал и пошел одеваться.

На следующее утро он привез на машине продолговатый узкий железный ящик и попросил Красавиных, чтобы тот постоял пока у них в кладовке.

XVI

Прошло несколько месяцев, как Парамошкин с женой уехали из Полянска. За все это время он не подал о себе ни единой весточки, будто в воду канул. Петр Красавин места себе не находил. Как же так, ведь сам говорил, что непременно известит и… ни ответа, ни привета. Если бы даже что и случилось, все равно надо дать сигнал. Вместе с сыном переживала и Галина Семеновна. «Не может быть, — говорила она, — чтобы такой хороший человек нас обманул. Тут что-то другое, видно, жизнь в Каменогорске не клеится». Убеждала сына, что прописка в большом городе — дело сложное, а устроиться на работу — проблема из проблем. Постепенно острота переживаний стала понемногу спадать. «Значит, тому и быть», — думал Петр. Нажимал на учебу, тем более, предстояли выпускные экзамены на аттестат зрелости. Вспоминал слова Григория Ивановича, что школу надо закончить как можно лучше. Да и времени на учебу теперь стало куда больше. Не надо ходить на занятия в автокружок и в спортивную секцию, нет теперь работы в гараже. Тренировки он не забросил. Дома никто не мешал, и в тренировках Красавин находил для себя успокоение. Знал, что это и в армии пригодится. В армию пойдет сразу после школы: в четвертом классе Красавин из-за болезни учился два года, так что никакого перерыва не будет. Да он и сам хотел поступать в институт только после армии.

Красавин подружился с Гунькиными, которые давно рассорились с Мишкой Козлобаевым. Они оказались не такими уж плохими ребятами. А Мишка хвост поджал: его новые приятели один раз попытались с Петром «поговорить», но ничего из этого не вышло. Красавин их не только рядком на землю уложил, но и пригрозил, чтоб больше не путались под ногами. После этого они с Мишкой раздружились.

С Козлобаевым Петр счеты сводить не спешил. Пусть забудется их вражда, и особенно последние стычки. Чтобы потом не было всяких подозрений. А иногда думал даже, что, может, и злоба на Мишку как-то забудется, притупится. Мало ли что бывает. Может, Мишка и одумается. Кулакам он теперь волю не давал, а вот насмешки сыпались постоянно, его это явно забавляло. Потому и обида не гасла. Из себя выводило и Мишкино бахвальство: мол, вот у него все есть, а Петух (он только так его и звал) — нищий. «Что ж, пусть забавляется, пусть… Цена ему известная, а свое, придет время, получит, обязательно получит…» — твердил, успокаивая сам себя, Красавин. И он сделает это без особых усилий. Отец был хоть и пьяница, но подсказку однажды сделал верную. Главное, никто не подумает, что это Красавин сотворил. Нет, для всех он останется хорошим, примерным…