Николай Леонов - Пир во время чумы
– Не у каждого человека брат убийца и известный авторитет, – возразил полковник со своей лучезарной улыбкой. – Мы знаем, брат по матери и отношений с ним ваша семья не поддерживает. Но какой ни есть, а Тишин Николай Николаевич по кличке Акула – ваш брат.
Неизвестно почему, но Семен Николаевич, человек далеко не смелый, скорее трусливый, ответил вдруг очень резко, даже грубо:
– Вы ошиблись кабинетом, уважаемый, – и поднялся. – Вам следовало бы забежать в другой кабинет, там оставить все дерьмо, которое раскопали о человеке, – и спать спокойно. Зачем сюда явились?
– Браво, Семен Николаевич! – Полковник театрально зааплодировал. – Выпить у вас не найдется? Ваш предшественник держал бар в той вот тумбе шкафа. – Он указал на крайнюю тумбу. – Не беспокойтесь, я достану. Никто не войдет, не побеспокоит, девочка – наш человек.
Кондрашев достал из тумбы бутылку коньяка, две стопки, налил обе.
– Символически. Нам известно, что вы не употребляете. А брат – это, конечно, неприятно. Но и на солнце есть пятна…
Тишин пригубил. Полковник выпил, все убрал в тумбу, закурил, сел на место.
– Я, собственно, пришел представиться как куратор. Человек-то живой, никто не застрахован от ошибок, ты должен знать, куда в случае чего позвонить. Вот и все. О брате постоянно думать не стоит, но и забывать не следует. Журналисты у нас народ дошлый, черт-те о чем спросить могут. Ваш ответ: «Мне известно, что у матери от первого брака был сын. Он с нами не жил, я его практически не помню, где он и что – мне неизвестно». Договорились? Ну и отлично.
– Договорились, Валентин Петрович, – ответил Тишин.
Полковник исчез без рукопожатия.
«Вот я и на крючке, – подумал новый министр, – наверняка у них с каждым так – у всех свое. Таков порядок, и не мне его нарушать».
Прошло еще два года, правительство дважды менялось. Семен Николаевич Тишин оставался в своем кабинете. Не то чтобы место тихое, но министр умел лавировать, обещать, не доводить дело до конфликта. Он славился уживчивым характером, и у него сохранялись прекрасные отношения с большинством думских фракций. Если между ними и правительством возникали шероховатости, в Думе появлялся Тишин, и все улаживалось. Если отношения накалялись всерьез и улаживать их приезжал в Думу председатель правительства, то одним из сопровождавших непременно был Семен Тишин. Он беседовал с бывшими приятелями уважительно, без апломба. И как-то так получалось, что дело улаживалось к всеобщему удовлетворению.
В очередной свой визит, дело было поздней осенью, полковник Кондрашев улыбался меньше обычного, зато выпил сразу же, как только пришел. Заматеревший министр привык к визитам молчаливого полковника, они не беспокоили его. Заметив кислую физиономию обычно улыбающегося чекиста, Тишин среагировал:
– Обострение геморроя?
– Можно сказать и так, – ответил полковник. – Я не хотел тебя беспокоить, но генерал настоял.
Тишин бросил ручку, отодвинул бумагу, над которой работал.
– Ну? Короче.
– Короче? Я вынужден обратиться к твоему брату с просьбой.
– На кой черт? Странная идея, но еще более странно, что ты мне это говоришь. Это же коррупция в чистом виде.
– Сотрудничество. Спецслужбы всего мира изредка обращаются к своим мафиози. Последние также обращаются порой к спецслужбам. Организм один, кровоток обязателен, – нехотя объяснил полковник.
– Обратиться? С какой целью? – возмутился Тишин.
– А зачем тебе знать? Ты спишь хорошо? Ну и спи себе на здоровье, ни к чему тебе знать лишнее.
– Так иди и решай свои вопросы сам, не вмешивай меня, – отрезал Тишин.
– С одной стороны, ты прав. – Полковник помолчал. – С другой – Николай твой единоутробный брат, а не мой. Мы тебя не трогали и берегли несколько лет. Следует выразить за это благодарность.
– Что я должен сделать? Спрашиваю исключительно из любопытства и сегодня не иду к премьеру.
– Решение верное. – Полковник кивнул. – Иди и не забудь захватить с собой прошение об отставке. У министра России не может быть брата-бандита, о котором министр столько лет молчал.
– Мы вместе молчали! – чуть не крикнул министр.
– Не понял. О чем я молчал, если ничего не знал? Не прикидывайся дурачком, тебе это не к лицу. – Полковник в этот свой визит не улыбался.
– А тебе известно, что я уже три месяца вице-премьер? – очень тихо спросил чиновник.
– Естественно. Мы визировали твое представление, – так же тихо ответил полковник.
– Ладно. Что я должен сделать?
– Написать брату записку. И только. Простую записку с ерундовой просьбой.
– С какой просьбой? Я даже не знаю его адреса! – вновь взвился Тишин.
– Неважно, я знаю и лично передам. Не кривляйся и пиши. «Николай, дай двух ребят на неделю. В долгу не останусь. Семен».
– Может, мне дачу надо поправить? – догадливо спросил Семен.
– Именно дачу. А ты подумал черт знает что! – Полковник улыбнулся. – Только не пожалей страничку из своего личного блокнота.
Слова вора в законе о брате-депутате, за которым теперь стоит государство, поначалу как бы пролетели мимо сознания Николая. Просиживает брательник задницу в Думе – ну и что? Ест из чужих рук, говорит что велено, шаг влево, шаг вправо – считай побег, тоже мне счастье. Семен всю жизнь полз именно к такой жизни, никогда своего мнения не имел, вечно угождал, и, если б не старший брат, не бил бы его в детстве только ленивый. Но вот Николай узнал, что братишка его прошел на самые верха – стал министром культуры, потом – вице-премьером. Дела твои, господи, чудные!
Николай был человеком далеко не ординарным, способным взглянуть на свою жизнь если не абсолютно трезво, то достаточно критично. Да, он сам держит карты, сам сдает, порой даже объявляет козыри, братва уважает и боится его, сейчас под ним уже более сотни стволов. Все так, но ежели задуматься, то и он тоже не управляет игрой, существуют определенные правила, и он должен их соблюдать. А если так, то чем он отличается от мозгляка Семена? Да он может распорядиться чужой жизнью, но и ему в любой момент могут засадить в спину нож.
Тут разница невелика, и еще неизвестно, чьи козыри сильнее. Николай начал специально просматривать газеты, выискивая свою фамилию, и частенько находил. То вице-премьер Тишин беседует с иностранцами, то куда-то летит, откуда-то возвращается. Подписывает какие-то приказы.
Николай стал внимательнее смотреть информационные передачи по телеканалам. И понял, что братец у самого высокого начальства не в большой чести, все больше на втором плане, но первые лица менялись, а Семен Тишин неизменно оставался. Его теперь не узнать – спина выпрямилась, смотрел поверх голов, а свита суетилась рядом, угодливо улыбалась.
Николай стал щедрее подавать нищим, но меньше их в городе не становилось, скорее прибавлялось. Люди кланялись, униженно благодарили, но, когда, отойдя на несколько шагов, он резко поворачивался, то читал на лицах побирушек почти открытую ненависть. Однажды не вытерпел, вернулся к нищему старику и сел рядом на пустой ящик.
– Ты что, отец, полагаешь, что в твоей хреновой жизни я виноват?
Серые, со вздувшимися жилами руки старика задрожали, он рукавом вытер глаза, глянул затравленно:
– Стреляй, чего уж. Мне все равно немного осталось, – и криво улыбнулся.
– А где ж твой мэр? Ты, старый, пенсию сколько месяцев не получал? Если меня убьют, тебе слаще будет?
– Одна команда, прости меня господи. Ты дал мне деньги, а к вечеру участковый половину заберет. Человеку жизни нет и никогда не было. Я при старой власти «червонец» ни за что оттянул. Сегодня в тюрьму не гонят, так я от голода здесь, в луже, помру.
– Хреново, – согласился Николай. – Хоть те, хоть эти – один черт.
– Я на точильном станке могу, так твои хлопцы такой налог мне задвинули, что осталось сидеть и побираться, выгоднее получается.
На них уже обращали внимание, черный джип остановился неподалеку, одетые в кожу «быки» тупо смотрели, но не смели подойти.
– Ты уйдешь – меня зарежут, – равнодушно произнес старик.
– Не тронут, не бойся, но всем я помочь не могу, – задумчиво сказал Николай. – Блядская жизнь. – Он махнул рукой водителю джипа, крикнул: – Подойди!
Парень в коже с трудом выгрузился из огромной машины, шлепая по осенней жиже массивными ботинками.
– Слушаю тебя, Акула.
– Кто улицу держит? – осведомился Николай.
– Косой.
– Давай его сюда.
– Момент! – Бандит снова тяжело зашлепал по грязи.
– Тебя как зовут, отец? – спросил Николай. – Трофим Иванович, – ответил старик. – Не надо, Акула, мне хуже будет.
– Ты, Трофим Иванович, меня пацаном из лука стрелять учил, плавать в пруду обучал. Понял? Меня Николай зовут.
Подбежал выпивший малый лет двадцати, утерся рукавом, сказал:
– Звали, Николай Николаевич?
– Звал. Понимаешь, какое дело, парень, – начал Николай. – Вот Трофим Иванович меня малолеткой жизни учил, сейчас его жизнь с дороги выбила. Он хочет станок точильный поставить.
