Просто ненависть - Эван Хантер
— Или стреляли разные парни, но из одной и той же пушки, — заметил Карелла.
— Вдове сообщили?
— Да, поехали к ней прямо с места преступления, — ответил Уиллис.
— Насчет краски выяснили?
— Известная марка, продается повсюду, — отозвался Мейер.
— Что насчет парнишки Инверни?
— Пожалуй, стоит навестить его еще разок.
— Зачем?
— К религии относится своеобразно.
— В чем это проявляется?
— Считает, что все это дерьмо и чушь собачья.
— А разве не все так считают? — встрял Паркер.
— Лично я — нет, — пожал плечами Дженеро.
— Но это еще не означает, что он бросился убивать всех этих мусульман, — возразил Бернс. — Впрочем, потолковать с ним еще раз не помешает. Выясните, где он находился прошлой ночью в… Хэл? Когда схлопотал пулю этот таксист?
— Двадцать минут третьего.
— Было бы славно, если б этот Инверни оказался нашим парнем, — заметил Браун.
— Да, было бы очень даже неплохо.
— Разве что во сне, — язвительно заметил Паркер.
— А у тебя есть другие подозреваемые?
Паркер задумался.
— Ведь ты у нас настоящий эксперт по арабийским именам...
— Арабским.
— Вот я и подумал, может, у тебя есть идея получше, — насмешливо пробормотал Бернс.
— А что, если превратить в таксистов наших людей?
— Блестяще! — воскликнул Бернс. — Ты знаешь хоть одного копа-мусульманина?
— Как-то не подумал, — пробормотал Паркер и пожал плечами.
— Где произошло вчерашнее убийство?
— На углу Букер и Лоуэлл. В Риверхед, — ответила Эйлин. — В шести кварталах от стадиона.
— Похоже, он бродит повсюду, наш загадочный киллер.
— Думаю, системы в выборе мест нет, — подал голос Браун.
— Надо прочесать все окрестности, — предложил Клинг. — Возможно, кто-то слышал выстрел в два часа ночи.
— В два двадцать, — уточнил Паркер.
— Лично я собираюсь задействовать всех наших сотрудников, — буркнул Бернс. — Никаких выходных, отпусков, отгулов и отсутствия по болезни. Все силы должны быть брошены на расследование этого дела. До сих пор удивляюсь, почему не позвонил комиссар. Когда происходит столь не. — У него на столе зазвонил телефон. — Словом, достаньте мне этого сукина сына хоть из-под земли! — рявкнул Бернс и жестом приказал всем детективам удалиться из кабинета.
Телефон продолжал звонить. Он тоскливо возвёл очи к потолку и снял трубку.
«ТРЕТЬЕ УБИЙСТВО НА ПОЧВЕ НЕНАВИСТИ!
ЧИСЛО ЖЕРТВ СРЕДИ МУСУЛЬМАН МНОЖИТСЯ!»
По всему городу граждане хватали дневные выпуски «жёлтых» газет с кричащими заголовками на первых полосах, тут же находили статью на третьей и читали. Наверняка полиция утаивала очень важную информацию — ни единого ключа, ни намека на то, кто мог быть преступником. И от этого люди начинали нервничать. Им было совершенно ни к чему, чтобы эскалация загадочных убийств привела к ситуации, которая наблюдается в настоящее время в Израиле. Они не хотели, чтобы одно насилие порождало другое. Не хотели, чтобы ненависть порождала еще большую ненависть. Но предотвратить это, похоже, было уже невозможно.
И вот первое такое событие — полиция от души надеялась, что оно станет последним, — произошло в тот же день, 5 мая.
Паркер, который вообще много чего знал, мог бы поведать другим детективам из участка, что дате 5 мая всегда придавалось особое значение в мексиканских сообществах и среди чиканос.[2] А в этом быстро растущем городе их было немало. «Синко де Майо» — так назывался этот день по-испански. Именно 5 мая отмечалась победа мексиканской армии над французами в 1862 году. И мало кто сегодня знал — разве что за исключением Паркера, — что в «Ла баталья де Пуэбла» сражались и победили метисы и индейцы народности пуэбло. В наши дни почему-то многие испаноязычные обитатели города считают 5 мая днем независимости Мексики. На что Паркер мог бы возразить, мол, день независимости датируется 16 сентября 1810 года, а вовсе не 5 мая 1862-го. Сослуживцы прозвали Паркера учёным чудаком, но были правы лишь наполовину. Паркер действительно очень много читал.
Этим прекрасным и солнечным майским днем мексиканское население города готовилось отметить праздник фольклорными танцами, пением уличных музыкантов марьячи и распиванием национальных напитков типа коктейля «Маргарита». А усталые детективы из Восемьдесят седьмого участка разошлись по трем районам города, где, как кричали заголовки утренних газет, произошли «мусульманские убийства». И примерно в это же время мужчина с элегантным узким дипломатом фирмы «Гуччи» вошел в кинотеатр, где показывали иностранный фильм о японской проститутке, ставшей великой виолончелисткой и международной знаменитостью. Уселся в двенадцатом ряду, в самом центре, какое-то время смотрел рекламные ролики мебельных магазинов, местных ресторанов и антикварных лавок, и вот наконец, в час тридцать семь, как раз перед началом художественного фильма, поднялся и отправился в мужской туалет.
Дипломат «Гуччи» он оставил под сиденьем кресла.
Взрывчатки в этом узком кожаном портфеле было достаточно, чтобы разнести ближайшие семь рядов кресел. В нем также был установлен часовой механизм, должный привести в действие адскую машину ровно в 3.48 дня, как раз в тот момент, когда на экране бывшую японскую проститутку торжественно принимали в струнный квартет Джуллиарда.
Весенние каникулы закончились недавно, и многие студенты университета Рэмси щеголяли отменным загаром, приобретенным в Мехико и Флориде. Атмосфера в кампусе царила самая оживленная, и Мейеру с Кареллой пришлось пробираться к регистрационному офису сквозь толпы студентов. Там они рассчитывали получить информацию о программе и расписании студента Энтони Инверни и уж затем потолковать с ним еще раз. Но это оказалось непросто. Каждому детективу пришлось сначала продемонстрировать свой жетон, затем — удостоверение личности. Мало того, еще произнести слова священного заклинания: «расследование убийства». Лишь после этого суровая желтоволосая дама с пучком на макушке поведала им о местонахождении Энтони Инверни в этот столь значимый для части населения день, Синко де Майо.
Произошло это в 1.45 дня.
Они нашли Инверни в аудитории, он сидел в первом ряду. Программа занятий была обозначена следующим образом: «Мораль в произведениях Шекспира». Он сидел и болтал с девушкой, на голове у нее красовался шарф, прикрывающий часть лба. Из чего детективы тут же сделали вывод, что девушка мусульманка, хотя, конечно, могли и ошибаться. Они спросили Инверни, нельзя ли потолковать с ним минут пять наедине. Паренек поднялся и сказал девушке: «Извини, Халима», — что подтверждало предположение детективов, однако еще ни о чем
