Ольга Лаврова - Подпасок с огурцом
Томин оборачивается на голос Кибрит. Та вводит приземистого мужчину лет шестидесяти.
— Профессор Балиев. Крупнейший специалист по драгоценным металлам и по истории ювелирного дела.
Томин и Балиев знакомятся, обмениваются первыми общими фразами. Кибрит, заслышав свист чайника, достает кофе, открывает шкаф и восхищенно ахает:
— Откуда у тебя такая посуда?
— Это, Зинаида, не посуда. Это поповский фарфор. Я его выиграл в бильярд при исполнении.
— Шу-урик!
— Не было выхода.
Томин юмористически рассказывает о ситуации, в которую попал. Он обязан был выиграть — иначе плати деньги. А где взять инспектору три тысячи?
Гости смеются.
— Я просто не умею так играть, как я эту партию сыграл!.. Подал начальству рапорт — не знаю, что с этим выигрышем решат. Пока попользуемся.
Кибрит с удовольствием расставляет красивые чашки и заваривает кофе.
— Геннадий Осипович, я в пожарном порядке должен быть подкован по теме «Фаберже».
— Биографические данные? Творческий портрет?
— Нет, общие сведения.
— Карл Фаберже держал мастерскую в Петербурге — примерно с середины прошлого века, позже — в Одессе и Москве: Кузнецкий мост, 4. Фаберже был главой фирмы и, так сказать, ее художественным руководителем. Материалы использовались самые разнообразные: металлы, эмали, дерево, камни — от драгоценных до поделочных Ассортимент изделий перечислять бессмысленно, потому что Фаберже был мастером единичной вещи — двух одинаковых предметов из его мастерских не выходило.
— Одинаковых не было? — настораживается Томин.
— Нет. За исключением наградных портсигаров, которые делались по правительственным заказам в годы первой мировой войны. Некоторое время существовали филиалы фирмы в Париже и Лондоне. Отсюда лондонское издание книги Сноумена «Искусство Фаберже», отсюда и нынешняя мода на него — перекинулась к нам из-за границы. Впрочем, он вполне заслуживает своей славы… Что-нибудь почерпнули?
— Почерпнул. Стало быть, портсигары делались стандартными?
— По двум образцам, — офицерские и солдатские.
— А книгу Сноумена вы видели?
— Да, это богато иллюстрированный искусствоведческий и биографический очерк. В ведущих библиотеках она есть.
— А у частных лиц?
— Возможно.
— Так. Какова цена на изделия фирмы в сравнении с другими из того же примерно материала?
— Даже сравнивать трудно, цены астрономические. Еще вопросы?
— Пока все, профессор.
— Если набегут, Зинаида Яновна даст мой телефон. — Он встает. — Спасибо за кофе. Между нами: сервиз не поповский. Был такой промысел — подделка русского фарфора.
— Подделка?
— Прошу прощения, если огорчил.
— Ничуть. Напротив… Мне «зашла в голову мысль»… Еще одну секунду — как определяется принадлежность вещи Фаберже?
— Для профессионального глаза — это прежде всего безупречность, почти фантастическая безупречность изделия со всех точек зрения. Рассказывают, что старик Фаберже обходил по утрам мастерскую с молоточком и, если замечал малейший изъян, вдребезги разбивал вещь. На любой стадии работы. Ну, а вообще принадлежность определяется по клейму. Оно встречается в различных вариантах: «Фаберже», «К. Фаберже», просто инициалы «К.Ф.». Для вещей на вывоз употреблялся при этом латинский шрифт. Но тут уже начинаются тонкости для гурманов. И, наконец, доказательством подлинности являются фирменные коробочки.
— То бишь упаковка? Неужели они сохранились?
— В хороших руках сохранились. Ну, мне пора.
Он прощается, уходит. Томин в задумчивости вертит чашку.
— Значит, мне всучили лимпопо… Большое спасибо за профессора, Зинуля.
— А почему «лимпопо»?
— Погоди, не сбей смысли… — Томин набирает номер. — Алло, Сергей Рудольфыч?.. Снова я, что приобретает уже хронический характер. Два слова: те вещи, о которых мы говорили, — они были в коробочках?.. А пресс-папье — нет?.. Все. Еще раз до свидания.
Кладет трубку, подпирает щеку кулаком.
— Как мне быть, да как мне быть… В бильярд Фаберже не выиграешь, купить не могу, время жмет… Зинуля, кипяток остался? Налей-ка еще. Что воды в рот набрала?
— Сам же велел молчать.
— Слушай, есть безумная идея. Что, если я попрошу задержаться попозже вечером и подыграть мне в маленьком спектакле?
— Хорошо попросишь — соглашусь. А в каком?
— По жанру это будет водевиль. Конечно, при условии, что начальство позволит.
* * *Поздним вечером на Петровке, когда из лифта выходят Томин и Руднева, в пустынных коридорах нет никого, кто бы мог сказать: «Привет, Саша» или «Добрый день, товарищ майор». Спокойно можно чувствовать себя «Сашей с юга».
— Мы люди доверчивые, — говорит он, размашисто жестикулируя. — Но гордые. Покупаем настоящую вещь — не торгуемся. А хотят обмануть — из-ви-ни-те!
— Правильно, Саша! — воинственно поддерживает Руднева.
— Я за сервиз не обижаюсь, ладно. Но где один раз надули, там и второй раз могут, правильно?
— Еще как!
— Поглядел я на ваш портсигар и загорелся два заказать. Себе и старшему брату. Хоть я человек не бедный, однако это уже сумма!
— Я тоже не нищая, но такие деньги на ветер кидать — пусть другую дуру найдут!
Томин стучит в дверь:
— Кажется, сюда.
Слышен голос Кибрит: «Входите».
Они входят в криминалистическую лабораторию.
— Ты слишком долго ехал, милый. Я уже начала ревновать. — Кибрит окидывает Рудневу «женским» взглядом. — Здравствуйте. Меня зовут Зина.
Руднева энергично пожимает протянутую руку.
— Альбина.
Томин осматривается: батюшки, сколько тут всяких мудреных приборов! — написано на его лице.
— Значит, здесь ты и работаешь? — восхищается он.
— Присаживайтесь, Альбина. Что стряслось?
— Понимаете, приобрела портсигар Фаберже. Клеймо есть, вроде все на месте… — Она показывает Кибрит портсигар. — Но напало сомнение: вдруг что не так? Саша сказал, вы можете проверить.
— Давайте подумаем… Время обработки металла выяснить несложно. Попрошу девочек — проведут спектральный анализ. Я только возьму соскоб.
— А вещь не попортится?
— Нет, нам требуются буквально пылинки. Но как быть с проверкой клейма? Его ведь надо сравнить с подлинным.
— Зинуля, Фаберже есть в музеях.
— В Эрмитаже, в Историческом и Оружейной палате, — бойко цитирует Руднева.
— Тогда не проблема. Делаем фотографию клейма с вашего портсигара и сличаем с оттисками на музейных вещах.
— Академик! — восклицает Томин. — Лобзаю тебя!
Кибрит едва сдерживает смех.
— Шурик, перестань!
— Альбиночка не осудит.
— Чего там, дело житейское, — снисходительно улыбается Руднева.
— Если опасаетесь за него, — говорит Кибрит Рудневой о портсигаре, — пойдемте, будете присутствовать.
— Н-нет… уж понадеюсь на вас.
Кибрит уходит в смежное помещение.
— Сделает? — спрашивает Руднева, не спуская глаз с затворившейся за Кибрит двери; хоть и решила понадеяться, а сердце не на месте.
— Как в аптеке! — заверяет Томин. — Она каждый год отдыхает у нас на юге, в меня — по уши.
— Ну, если фальшивый, я ему устрою! Вселенная у него, видите ли, расширяется! Так сужу — с овчинку покажется!
* * *— Добрый вечер, Зинаида, — входит Томин в лабораторию. — Вероятно, я вчера выглядел несколько?..
— Искупается результатом, — улыбается Кибрит.
— Да? Чем порадуешь?
— Ну, во-первых, серебро: переплавляли его от силы месяц назад.
— Красиво! «Мадам стройматериалы» получила портсигарчик с пылу с жару!
— Что она предпримет, когда узнает?
— Подождем сообщать, всех распугает… Ну, Зинаида, ты мне сдала очень крупный козырь!
— А про клеймо не желаешь послушать?
— Напиши заключение для следователя. Мне ситуация ясна.
— Не так все просто, как воображаешь. На портсигаре сегодняшнего изготовления стоит подлинное клеймо фирмы. Одно из старых московских.
Томин присвистывает:
— Ни малейших сомнений?
— Ну посуди, можно имитировать изгиб шерстинки, попавшей в заливку клейма? Или расположение крошечных воздушных пузырьков в букве «Ф»?
— Нда… Прелюбопытное разматывается дело!
* * *А у полковника Скопина ход расследования вызывает сомнение.
— Вы не забыли, что ведете дело о краже картин? — замечает он, слушая доклад Зыкова. — Я слышу только о Фаберже.
— Надеюсь кружным путем прийти все-таки куда нужно. Если по дороге обнаруживаешь еще одно преступление, трудно закрыть глаза, товарищ полковник.
— Закрывать не надо, но держите в уме и главную цель.
— Уперся я в Цветкова и застрял. Хотя уверен, что он замешан, тем более что имел неприятности по линии фарцовки.
