Елена Топильская - Белое, черное, алое…
— Куда вы, Мария Сергеевна? Квартира — вот она, — показал Голицын на дверь на площадке второго этажа.
— Эта? Вы уверены?
— Абсолютно, я там уже был, — заверил он меня.
— А вторая где? У него же две тут?
— Вторая напротив.
— Странно… А что же тогда на пятом этаже?
— А при чем тут пятый? — удивились оба моих спутника.
— Сама не знаю, — ответила я, соображая, зачем прокурор города, лично посетивший место преступления, что бывает крайне редко, заходил в квартиру на пятом этаже. Я-то, увидев, как он выходил из квартиры, и не засомневалась, что он бегал выражать соболезнование, но раз это была не бисягинская квартира — что он там делал? Странно… Конечно, у него там могут знакомые жить, и он, к примеру, зашел узнать, не пострадали ли они от взрыва, но все-таки…
Мы деликатно позвонили в дверь, нас долго обозревали через видеоглазок, и наконец решились открыть. Войдя в необъятный холл с шелковыми обоями, кожаными диванами и антикварными вазами, Мигулько тихо сказал:
— Ранние трупные явления…
— Чего-чего? — не поняла я.
— Такие жилищные условия — верный признак скорой смерти хозяина. В таких интерьерах долго не живут.
— Что, в восьмикомнатной коммуналке с ранее судимыми спокойнее живется? — намекнула я на мигулькинские жилищные условия.
— Я тебя уверяю!
Держась за стену, к нам вышла вдова депутата. Я спросила, не позволит ли она сотрудникам уголовного розыска осмотреть в общих чертах квартиру, и в основном кабинет ее мужа, — возможно, они найдут что-то, что поможет розыску преступников.
— Ах, делайте что хотите! — махнула рукой вдова и, одной рукой придерживая на лбу мокрое полотенце, а второй опираясь на стену, ушла, как я поняла, в спальню.
Мы с Костей переглянулись: «Карт-бланш, батенька!» Хорошо, что можно обойтись без обыска и культурно оформить все осмотром. Суть та же, а разница огромная, особенно с таким контингентом.
Голицын предложил помочь Костику. Видно было, что генерал хочет заняться чем-то дельным, вспомнить свое боевое прошлое. Я со спокойным сердцем оставила их в квартире, подумав, что на чердак следует идти после осмотра места происшествия, и вернулась к станку, в смысле — к протоколу. Криминалист Болельщиков показал мне в углу рассроченной лифтовой кабины место, куда, судя по всему, было вмонтировано взрывное устройство, и вскоре уже Лева Задов диктовал мне омерзительные подробности. Осмотр парадной занял у нас пять с половиной часов; скалывая скрепкой восемнадцатый лист протокола, заполняемый под копирку, я с грустью подумала, что сегодня опять не проверю у ребенка домашнее задание, а у него, между прочим, тройка по английскому; и опять он уснет, меня не дождавшись…
Наконец Лева с треском содрал с рук окровавленные резиновые перчатки и швырнул их в угол лифта. Болельщиков, свою часть работы завершивший давным-давно и теперь сидевший без дела на ступеньке лестничного марша с какой-то газеткой в руках, поднял голову и оживился:
— Ну чего, пора подписывать — и по коням?
— Ребята, сходите кто-нибудь за понятыми, они на улице курят, — попросила я.
Болельщиков даже обрадовался поводу размять старые кости и, кряхтя, зашевелился, складывая газетку.
— Что у нас за закон такой дурацкий, — заворчал он. — Зачем какие-то понятые нужны? Ну, я понимаю, если обыск делать, пусть будут понятые, но труп-то зачем с понятыми осматривать. Мы все люди привычные, а простого гражданина и стошнить может. Если уж следователи в обмороки падают… Вон мы с Левкой давеча со стажерочкой какой-то ездили, она сдуру к трупу подошла, а Левка руку трупа так приподнял и говорит: «Трупное окоченение разрешилось», — и руку отпустил.
Рука-то ей по коленке и мазнула. Она — хлоп, и рядом на пол. Колготки порвала и шишку себе набила на башке. Пришла в себя и бормочет: «Правильно мне мама говорила — иди в юрисконсульты, а я романтики захотела»… Вот ты, Машка, падала в обморок на осмотрах?
— Не падала, я выродок. Между прочим, американцы нам завидуют: говорят, у вас понятые есть, а у нас такое не предусмотрено, поэтому нам никто не верит.
— Выродок Швецова, а ты почему закон нарушаешь, понятых с места происшествия выпустила?
Это доктор Задов решил меня подразнить, вот еще один контролер на мою голову. Прекрасно он знает почему: конечно, закон требует, чтобы понятые находились туг неотлучно и видели все, что видит следователь; но мы-то перебираем эти кровавые куски человеческого мяса по служебной необходимости, а чем вознаградить законопослушного пенсионера или учителя, который пришел домой после трудового дня с мечтой о тихом отдыхе и имел неосторожность открыть дверь участковому? Жестоко заставлять людей, ничем закону не обязанных, в течение многих часов, зачастую ночами, рассматривать изуродованные трупы, дышать нестерпимой вонью разложившейся плоти… Да и свежие трупы — не подарок, манипуляции судмедэксперта с ними для неподготовленного человека выглядят кощунством.
На освобожденное Болелыциковым место плюхнулся доктор Задов и с наслаждением вытянул длинные худые ноги. Но, как деятельная натура, долго сидеть молча он не смог.
— Где участковый? — стал громко спрашивать он, одновременно разворачивая брошенную Болелыциковым газетку.
Появились два опера из убойного и начальник территориального отделения милиции, немногословный подполковник Бурачков. Он, в отличие от большинства лиц начальствующего состава, на местах происшествий не распекал во всеуслышание своих подчиненных и не суетился, зато на любой вопрос дежурного следователя мог, открыв свою папочку, обстоятельно ответить.
— Участковый дворничиху опрашивает, а что, надо что-нибудь? — спросил он.
— Надо, — заявил Лева. — Что за человек-то был покойный, чем занимался?
Бурачков с сомнением оглядел ступеньки, но придраться было не к чему, и он присел рядом с Задовым. Леву он знал и его любопытству не удивлялся. В принципе, и вопрос-то был по существу. Я не стала задавать его только потому, что понимала — нашему району дело такой общественной значимости не расследовать, завтра сдам материалы осмотра в городскую прокуратуру, и привет: леди с дилижанса, пони легче.
Бурачков раскрыл свою папочку и стал рассказывать, что дом вообще очень спокойный, квартиры только отдельные и только приватизированные, некоторые жильцы занимают по целому этажу.
— Первое происшествие в этой парадной в мою бытность, — с некоторым даже удивлением сказал он. — А фамилию Бисягина я сегодня только в первый раз услышал. Какой-то тихий был депутат, на экране не мелькал, фамилия не на слуху.
По политической принадлежности — умеренный, демократ.
— Кому же он на хвост наступил? — задумался Лева.
— Черт его знает, генерал Голицын с Думой уже связывался, там сказали, что Бисягин был одним из авторов законопроекта об оказании населению банно-прачечных услуг, законопроект был подготовлен два года назад, до сих пор не рассмотрен, но Бисягин никакого беспокойства по этому поводу не проявлял и вообще не нарушал регламента. Исправно ездил в Москву на заседания Думы, а здесь у него офис, где он граждан принимал. Может, конечно, все это и не так, да разве нам правду скажут?
Болельщиков привел измаявшихся понятых. Пока те подписывали каждую страницу протокола с двух сторон, Задов углубился в чтение Жениной газеты.
Бурачков с папочкой сидел рядом с ним, я попросила его подождать, имея в виду поход на чердак трехэтажного дома.
— О! Император Тит организовал водные бои гладиаторов, — громко стал читать Лева, — и приказал обучить плавать быков и лошадей. Интересно, как можно научить плавать быков и лошадей?
— Ты, Лева, не понял, что ли? — рассудительно сказал подполковник Бурачков. — Тит велел. Велит завтра министр, чтобы участковые летали, будут летать.
— Жень, — спросила я Болелыцикова, — у тебя переноска есть? Освещение дотянем до чердака?
— До какого чердака? — испуганно вскинулся Болельщиков. — Осмотр закончен.
Пора на базу. Лева, слышишь? Она еще на какой-то чердак прется!
— Одно слово, выродок, — откликнулся Задов. — Какой еще чердак?
— Да мы недолго, ребята, только глянем одним глазком. Может, там пульт управления взрывным устройством валяется и визитная карточка исполнителя. Всем операм по медали, Задову резиновые перчатки на меху, а Женьку пожизненно возят на происшествия в трейлере.
— Я не собираюсь пожизненно ездить на происшествия! — возмутился Болельщиков.
— А я бы не отказался от резиновых перчаток на меху, а то зима на носу, а на морозе так холодно осматривать, — мечтательно вздохнул Задов. — А тебе что?
— А мне выговор, как обычно.
— За что?
— Найдут за что. Между прочим, не понимаю ваших претензий: вы оба, насколько я знаю, в двадцать один не меняетесь, до утра дежурите. Вы бы лучше меня пожалели, мой рабочий день кончился несколько часов назад.
