Банда 2 - Виктор Алексеевич Пронин
С лифтом повезло — он подошел через минуту, распахнул железные створки и без помех доставил разбойную компанию в вестибюль. Омоновский пост и на этот раз не обратил на них внимания и только тогда Пафнутьев догадался — Невродов помог. Пробежав под дождем к машине, они погрузили в нее всю свою добычу и, не теряя больше ни секунды, отъехали.
— Сколько мы потратили времени? — спросил Пафнутьев.
— Двадцать семь минут, — ответил Андрей.
— Неплохой показатель, — заметил Худолей. — Если не считать понесенных жертв. Но при победе не принято считать жертвы, — добавил он бесконечно печальным голосом.
— Куда едем? — спросил Андрей.
— Да вот забросим нашу жертву домой... Пусть его там молоком отпаивают.
— Ни фига, ребята! — с неожиданным напором произнес эксперт. — Молоком не отделаетесь? Моей жизни грозила опасность, а вы мне молоко?! Мы так не договаривались!
— Успокойся, — проворчал Пафнутьев. — Береги силы. Очень много слов произносишь. Так и быть, заедем куда-нибудь по дороге, возьмем пару бутылок...
— На каждого! — успел вставить Худолей.
— Андрей не пьет.
— А я его и не имел в виду, — сказал Худолей, вскидывая голову на спинку сидения — силы у него все-таки были на исходе.
— Надо было бы все-таки взять этого Амона.
— По правилам — да. Но тогда вылезла бы вся незаконность кашей операции.
— Так наш налет незаконный? — встрепенулся Худолей. — Ты же говорил, что у тебя есть ордер на обыск?
— Говорил.
— Значит, врал?
— Да есть ордер, есть... Но я не могу его нигде предъявить. Ордер внутреннего потребления.
— Это как? — продолжал допытываться Худолей.
— Ну... Например, внутри этой машины, — усмехнулся Пафнутьев. — Тебе я могу предъявить этот ордер, Андрею, сам могу на него полюбоваться...
— Он что, ненастоящий? Поддельный? Фальшивый?
— Заткнись. — устало проговорил Пафнутьев. — Если замолчишь, возьмем три бутылки.
— На каждого, — уточнил Худолей и снова потерял сознание.
И наступил час, когда Андрей ясно понял, что хочет видеть Вику. Он набрал ее номер, но никто не ответил. Через полчаса снова позвонил и снова в ответ раздались лишь долгие протяжные гудки. Их размеренность и безответность создавали ощущение несчастья. Может быть, у кого-то другого они создали бы другое настроение, более радостное, но жизнь в последнее время приучила Андрея ждать беды. Это состояние было тягостным, но он привык к нему, как к чему-то естественному. Так люди привыкают к бедности, к зависимости, привыкают к затяжной болезни — и избавиться от нее не удается, и не добивает до конца.
Андрей прошелся по квартире, постоял у окна, вернулся к телефону — в квартире Вики никто не поднимал трубку.
— Что-нибудь случилось? — спросила мать, заметив его нервозность, которая проявлялась довольно, — своеобразно — движения Андрея делались замедленными, в них появлялась тягучесть, ленца.
— Не должно, — ответил он невпопад. Он опасался произносить что-то определенное, отвергающее или утверждающее. Мягкая манера поведения, замедленность в движениях вызывали невнятность и неопределенность в словах. Он ни на чем не настаивал, ничего не отрицал, ограничиваясь незначащими словами, которые можно было истолковать как угодно.
— Что-то эта девушка... Вика ее зовут? Перестала звонить... Вы не поссорились?
— Мало ли, — ответил Андрей, и непонятно было, относились эти слова к нему самому, к Вике ли, или к каким-то неведомым обстоятельствам.
Тревога в душе Андрея росла и он снова позвонил. Телефон молчал. Набрал прямой номер Пафнутьева — тоже никакого ответа. Тогда, не колеблясь больше, прошел в прихожую, нащупал в полумраке куртку, наощупь взял с крючка шлем, перчатки. Все это он проделал не торопясь, но в медлительности таилась неотвратимость. Он представлял собой запущенный механизм, остановить который уже невозможно. Андрей понимал, что поспешность даст выигрыш в минуту-вторую, но она же грозила и неприятностью куда большей — что-то забыть, упустить, не предусмотреть. Андрей остановился, подумал, не взять ли какое оружие... Но нет, ничего не взял, решил, что так будет лучше. Без оружия он неуязвимее. Только он сам, его руки, ноги, его мотоцикл и решимость.
— Далеко, Андрюша? — спросила мать, остановившись в дверях. Она тоже усвоила манеру общения с сыном, которая сводилась к таким вот коротким вопросам, коротким ответам.
— К Вике заскочу.
— А позвонить?
— Не отвечает.
— В это время она бывает дома...
— Бывала, — поправил Андрей.
— Что-то случилось?
— Я ненадолго, — Андрей оглянулся на мать, махнул рукой. — Узнаю, что там.
И на мотоцикл он садился, не торопясь, с замедленной основательностью. Поерзал на сидении, подвигал плечами, стараясь лучше влиться в куртку и, наконец, включил мотор. И начиная с этого момента больше не сдерживал себя. Скорость набрал на первых же пятидесяти метрах, шутихой выскочил на проспект, так что от него в разные стороны шарахнулись два слабонервных «жигуленка».
У дома Вики он был через пять минут. Где-то позади остались визги тормозив, свистки гаишников, проклятия прохожих, отшатывающихся при виде бешеного мотоцикла. Все это сейчас не имело для Андрея никакого значения. Он уже испытывал нечто похожее, когда надо было вот так же носиться по городу и окрестностям в отчаянной надежде успеть изменить, спасти. И вот все повторяется, все начинается сначала. Прежний опыт подсказывал, что и сейчас он не сможет ничего изменить.
Поздно, поздно, поздно, — стучало в висках. Но это нисколько не влияло ни на его планы, ни на поведение. Он просто отрабатывал вариант, независимо от того, каков будет результат. Во двор Андрей въехал спокойно, так что даже у случайной старушки, вышедшей с мусорным ведром, не возникло желания затаиться, переждать опасность. В подъезд вошел, не торопясь, все с той же ленивой тягучестью. Со стороны могло показаться, что он никуда не спешит. Но сейчас уже ничто не могло его остановить. И что бы ни произошло, он продолжал бы вот так же вроде бы неторопливо, но не теряя ни секунды отрабатывать свой вариант, который можно было бы назвать одним словом — «Вика».
На площадке стояли мужчина и женщина. Когда лифт подошел, Андрей невозмутимо отвел рукой мужчину в сторону, вошел в кабину и захлопнул за собой дверь. Мужчина от такой наглости онемел, вопросительно посмотрел на женщину — ты, мол, понимаешь что-нибудь?
— Ни фига себе, — пробормотала она рассеянно. — И такое, оказывается, уже бывает.
На девятом этаже Андреи вышел из лиф га, оставив
