Андрей Ильин - Криминальный отдел

— Спокойно! — показал он губами. — Спокойно!!

Женщина испуганно взглянула на него. И взяла себя в руки.

— Требуйте дочь! — тихо сказал Грибов. — Дочь!

— Где моя дочь? Я хочу услышать ее голос, — напряженно потребовала женщина. — Позовите к телефону мою дочь! Если вы не дадите поговорить с моей дочерью, я прекращу разговор.

Грибов закрыл глаза и утвердительно кивнул.

— Молодец! Так и говори дальше Именно так!

Григорьев прижал к уху отводной наушник. До боли прижал. Другой рукой лихорадочно набирая номер на мобильном телефоне.

И тут же услышал голос девочки.

— Мама. Это я. У меня все хорошо Меня никто не обижает. Я очень соскучилась…

— Светочка, где ты… В наушнике телефона что-то хрустнуло.

— У нас она. На магнитофоне, который вы слышали. И не на магнитофоне — тоже. И с ней действительно все хорошо. Пока хорошо. Пока мы не потеряли надежду получить то, что просили.

— Что вы от нас хотите?

— Материальной помощи в уже известном вам размере.

— Но у нас нет такой суммы…

— Тогда у вас нет дочери… И тут же гудки.

Гудки.

Гудки…

Грибов отбросил ставший бесполезным наушник. И обеими руками схватил мобильный телефон.

— ЦАБ? Дежурный? Черт. Забыл! Какой сегодня пароль?

— Кажется, Ромашка, — подсказал вовремя подоспевший Грибов. — Да, точно, Ромашка.

— Говорит Ромашка. Откуда был звонок на телефон… Да, да, только что. Секунду назад.

Так, понял. Понял вас.

— Ну? — нетерпеливо спросил Грибов. — Где он? Откуда звонил?

— Улица Красная. Телефон-автомат номер 212. Возле магазина «Продукты». Недалеко!

— Совсем рядом. Давай ходу!

Спотыкаясь и перепрыгивая сразу по три-четыре ступеньки, следователи бросились вниз. Из подъезда. Через небольшой двор к стоящей на импровизированной стоянке машине.

Плюхнулись на сиденье. Запустили мотор.

— Мигалку!

— Что мигалку?

— Мигалку поставь!

Грибов опустил стекло и налепил на крышу проблесковый милицейский фонарь.

Машина рванула с места, вывернула на улицу и, распугивая транспорт, покатила по указанному телефонистами адресу.

— Мигалку!

— Что мигалку?

— Мигалку сними! Мы уже близко.

Грибов снял мигалку. И милицейская машина превратилась в обыкновенный, не первой молодости «жигуль».

Направо.

Налево.

Еще раз налево.

— Придержи. Мы уже гражданские, — напомнил Грибов, — не хватало еще нацеплять на себя гаишников.

Последнюю сотню метров машина прошла на самой малой скорости.

— Кажется, вон тот.

В телефонной будке живо общалась с неизвестным абонентом пожилая женщина. Злодея-шантажиста она напоминала мало.

— Давай так — ты посмотришь, что и как, там, на месте. А я вокруг покручусь, — предложил Григорьев. — Может, он не успел уйти далеко.

— Тогда тормози здесь. Дальше будет опасно.

Машина резко затормозила возле самой бровки тротуара. Грибов стремглав выскочил наружу из машины.

— Спасибо! — сказал он, сунув водителю несколько смятых купюр.

— Не за что. Может, подождать? — предложил свои услуги явно довольный щедростью пассажира водитель.

— Нет. Не надо.

От машины Грибов прямым ходом двинулся к ближайшему телефону-автомату. И попытался открыть дверь.

— Ты что, не видишь, что здесь занято? — истерично вскрикнула женщина. Словно непрошеный визитер рвался не в телефонную будку, а совсем в другое, примерно такое же по архитектурным формам и габаритам, помещение. — Занято! Занято!

— Я понимаю, мамаша. Извините, мамаша. Но дело не терпит отлагательства. Вы здесь папку не видели?

— Какую такую папку?

— Такую коричневую кожаную. С документами. Я ее здесь оставил. Буквально десять минут назад.

— Нет. Не видела. Ничего я здесь не видела! Дайте мне спокойно договорить…

— Ай-я-яй! — жалобно вскрикнул Грибов и выкатил на щеку одинокую мужскую слезу. — Теперь все. Конец! Теперь мне за нее голову свернут! Теперь я не жилец!

Женщина взглянула на ворвавшегося в будку молодого мужчину уже без прежней ненависти.

— Простите, а вы давно здесь разговариваете?

— Всего минутку. Одну. «Значит, пять», — внес поправку Грибов.

— А до этого никого не видели? Мне без этой папки нельзя. Ну просто никак нельзя!

— Нет. Никого. Когда я подошла, будка пустая была.

— А рядом? Может, кто-нибудь рядом был? Ну там парень или девушка. Которые чуть раньше вышли? Не видели?

— Нет.

— Никого?

— Никого.

— Тогда… Тогда разрешите позвонить? Мне очень срочно надо! Иначе… — И следователь выпустил на щеку еще одну слезу.

— Конечно, конечно, — засуетилась женщина. — Маша, я тебе попозже перезвоню. Тут у молодого человека несчастье случилось… Какое? Он папку оставил. Какую? Не знаю. Наверное, с документами. А может быть, даже с деньгами. С какими? Наверное, с большими… Представляешь, я с тобой разговариваю, а тут он подбегает. Такой весь расстроенный… Как кто? Молодой человек. У которого папка пропала. С деньгами…

Молодой человек вежливо кашлянул.

— Ладно. Я тебе потом расскажу, а то он очень торопится. Очень, говорю тебе! Вопрос жизни и смерти! Чьей? Да нет, его…

Молодой человек вежливо полез в будку. Ему не нужен был телефон. Ему нужна была трубка. Именно эта трубка. И никакая другая.

Левой рукой он вытянул из кармана блокнот. И случайно выронил его на пол. Из блокнота выпали, рассыпались по полу несколько бумажных купюр. Которые, вполне естественно, привлекли внимание женщины. И любых других возможных соглядатаев. И тем, как в цирковом фокусе, отвлекли их внимание от другой руки. В ладонь которой молодой человек, потерявший папку, уложил спецпленку для снятия отпечатков пальцев.

— Спасибо. Спасибо вам, — поблагодарил потерпевший женщину, помогающую ему подобрать деньги. — Большое спасибо…

Обжал правой рукой трубку. Промокнул, припечатал пленку к эбонитовой поверхности. Набрал номер. Первый, пришедший ему в голову.

— Офис? Тут такое дело. Понимаете, я папку… — сильно волнуясь, произнес он. — Как, у вас? У вас?! Точно у вас?! Ну слава богу! А я до смерти испугался. Ну, тогда все в порядке. Все, еду.

И вышел из кабины. С чувством исполненного долга.

— Все нормально. Уж извините. Папку в офисе забыл, — обрадованно сказал он.

Женщина вздохнула. Не столько облегченно, сколько разочарованно Папка нашлась. Рассказывать подруге было не о чем…

В машине Грибов аккуратно раскрыл ладонь и с помощью пинцета снял и уложил пленку в полиэтиленовый мешок.

— Ну что? — спросил Григорьев.

— Ничего. Ничего не видела. Ничего не слышала. А что у тебя?

— Примерно то же самое. Зафиксировал несколько выехавших с улицы машин. Передал номера гаишникам. Попросил проверить.

— И что?

— Остановили. Проверили. Записали все данные. На первый взгляд все чисто.

— Значит, он пешком пришел. И пешком ушел. Разумно.

— Скользкий, гад. Как вазелин в… насосе.

— Скользкий. Потому и миллион «зеленых» затребовал. А не ящик водки.

Ладно. Поехали пальчики отвозить. Вдруг… Хотя, чувствую, кроме бабушкиного подсолнечного масла, там ничего не будет. Если он раньше, когда письма писал, об отпечатках думал, то и теперь не забудет…

Глава 12

— Ты в постель писаешься? — спросил врач.

— Писаюсь, — честно признался сидящий напротив него мальчик. Стоящая неподалеку его мама громко всхлипнула.

— Ты когда писаешься? — спросил врач.

— Когда попью.

— Когда попьешь, тогда и писаешься?

— Да. Когда попью, тогда и писаюсь.

— А когда пописаешь?

— Снова пью.

— Понятно. Значит, снова пьешь… И снова писаешься. А телевизор смотришь?

— Смотрю.

— И перед сном смотришь?

— И перед сном.

— Вот что, дружок. Ты пока выйди. И посиди в коридоре. А я с твоей мамой поговорю.

Мальчик сказал «До свидания» и вышел.

— Ну?! — с надрывом спросила мама. — Что?!

— Успокойтесь. Я думаю, с вашим мальчиком все в порядке.

— Но он же писает! В постель.

— Но он же смотрит телевизор.

— Я не понимаю. Не понимаю связи.

— Он рекламу смотрит. Памперсов. Где мальчик пьет и писает. Снова пьет. И снова писает. Наверное, он думает, что всех, кто пьет и писает, показывают по телевизору. И его, значит, тоже, если он будет делать так же. Дети, знаете, очень впечатлительны. И очень часто действуют на подсознательном уровне.

— И что мне делать?

— Ничего. Не давайте ему перед сном пить. И смотреть телевизор.

— А если вдруг…

— «Если вдруг» — приходите еще раз. До свидания.

— Спасибо, — поблагодарила женщина врача. — И вам спасибо, — повернулась к молчаливо наблюдавшему прием еще одному врачу.