Виктор Пронин - В позе трупа
— Это не умственная работа. Это так… Забава. Простите, — он посмотрел на Овсова, потом на Пафнутьева, — вы так и не представились… Кто вы?
— Пафнутьев. Павел Николаевич.
— Это я уже слышал…
— Следователь прокуратуры.
— Ага… Значит, разговор был серьезным?
— Вполне.
— Простите… А зачем вы приходили?
— Мне необходимо было убедиться, что у моего друга Овсова есть такой вот клиент, что он выглядит вот так и что у него именно те проблемы, о которых говорил Овсов.
— А теперь? В чем ваша задача теперь?
— Для начала я хочу знать твое имя.
— И вы мне его сообщите?
— Немедленно.
— Тогда я найду этого типа в зеленых штанах, — как бы про себя проговорил больной. — Ведь сейчас он меня не узнает, верно, Степан Петрович?
— Да, ты немного изменился, — смешался Овсов. — Узнать тебя действительно трудно даже для тех, кто хорошо тебя знал.
— Это облегчит мою задачу.
— А в чем твоя задача? — вкрадчиво спросил Пафнутьев, обернувшись от двери.
— Я найду его, — повторил больной, откидываясь на подушку.
— Это будет непросто, — предупредил Пафнутьев. — Сейчас половина парней в возрасте от шестнадцати до шестидесяти ходят в зеленых штанах, кожаных куртках, выстригают затылки и притворяются крутыми ребятами. А иногда и ведут себя достаточно круто, потому что вынуждены так себя вести, чтобы не осрамиться перед приятелями и приятельницами. Наглость стала признаком хорошего тона. Въезжаем в рынок, дорогие.
Зомби слабо улыбнулся и закрыл глаза.
* * *Вернувшись в ординаторскую, Овсов усадил Пафнутьева на кушетку, выплеснул в чашки остатки синей жидкости из заморской бутылки, тут же выпил свою долю и вопросительно посмотрел на следователя.
— Что скажешь?
— Ничего напиток, — ответил Пафнутьев, чуть сморщившись. — Когда ничего другого нет, сойдет и этот.
— Я не о напитке.
— Знаю… Шучу. Знаешь, мне кажется, он не притворяется.
— Ну ты, Паша, даешь! Мне это известно давно. Ведь он без сознания лежал три недели, потом начал постепенно в себя приходить, первые слова произнес! Первый вопрос: где я? В больнице, говорю. Через несколько дней спрашивает: кто я? Нет, он нас не дурачит.
— Ты знаешь, какая дикая мысль посетила мою голову? — спросил Пафнутьев. — Мне показалось, что, когда он перестанет быть твоим клиентом, он сделается клиентом моим.
— В каком смысле?
— Я, Овес, выражаюсь только в прямом смысле. Ты видал его твердое намерение найти типа в зеленых штанах? Такое стремление посещает далеко не всех наших законобоязненных граждан. Наши граждане в большинстве своем довольно трусоваты. Дочь насилуют во дворе собственного дома, а отец не может решиться на ответные действия. Братья, родные братья, не могут набраться гнева и отваги, чтобы ответить насильнику по-мужски. И она сама, шестнадцатилетняя девчонка, вынуждена брать на себя исполнение святого закона мести. Подстерегает подонка в полупустом зале кинотеатра и, пристроившись сзади, во время сеанса втыкает ему нож в шею!
— Это было?! — Овсов и Пафнутьев, обернувшись, видят в дверях Валю — они даже не заметили, когда она подошла и что тоже слушает страшноватый рассказ Пафнутьева.
— Было, — ответил следователь. — Позавчера.
— И что?
— К сожалению, «Скорая помощь» приехала слишком поздно, — с преувеличенной скорбью проговорил Пафнутьев. — Спасти не удалось.
— А девушка?
— Будет жить.
— На свободе?
— Суд решит, — Пафнутьев развел руками.
— А что он решит? — Валю, похоже, потрясла история страшной мести во время показа фильма.
— Что следствие ему на стол положит, то и решит. Мы немного ушли в сторону от нашей главной темы… С девушкой, ладно, разберемся. Но ваш Зомби что делает! Едва придя в себя, оторвав голову от смертного одра, твердо говорит — найду. Поэтому мне стало интересно — кто же он?
— Что ты намерен делать? — спросил Овсов.
— Для начала хочу познакомиться с этой красавицей. — Пафнутьев похлопал себя по карману, где лежала фотография в целлофановом конверте.
— Это возможно?
— Для меня? Обижаешь, Овес. — Пафнутьев поднялся. — Спасибо за угощение, теперь я внутри совершенно синий. Было очень приятно познакомиться, — он неуклюже поклонился Вале. — Будут сложности — заходите, звоните, пишите.
— Вы тоже нас не забывайте, — улыбнулась девушка. — В случае чего — сразу к нам. Починим, заштопаем, залатаем, в случае если бандитская пуля… Верно, Степан Петрович?
— Лучше, конечно, увернуться от этой самой пули, но если что… Вне всякой очереди первым под нож пойдешь.
— Больно жутковатые у вас приглашения.
— Работа такая, — Валя протянула руку. — Не забывайте нашего Зомби.
— К сожалению, это уже невозможно.
* * *На обратном пути в прокуратуру Пафнутьев попросил водителя сделать небольшой крюк.
— Заглянем в одно место.
— Обед, Павел Николаевич! — жалобно протянул водитель.
— У всех обед. За десять минут управлюсь.
— Не управитесь.
— Спорим?
— На спор кто угодно управится.
— Тебе, старик, не угодишь, — усмехнулся Пафнутьев.
Он хотел поговорить с родителями Светы. Год назад они виделись мельком, и единственное, что он запомнил, — это сжавшиеся от горя мужчина и женщина. Они не плакали, ни о чем никого не спрашивали, пребывая в каком-то оцепенении, словно до конца не веря еще в случившееся. Они, казалось, боялись произнести хоть слово, чтобы не сорваться, не потерять самообладания, чтобы не вырвалось, не выплеснулось из них горе. Пафнутьев сам тогда пришел к ним и рассказал, как все произошло. Они выслушали его молча, не задав ни одного вопроса. Пафнутьев хорошо их понимал и не стал терзать подробностями. А сейчас, увидев в дверях Сергея Николаевича, он сделал над собой усилие, чтобы узнать этого человека. Да, это был он, отец Светы.
— Здравствуйте! — громким голосом Пафнутьев хотел всколыхнуть Сергея Николаевича, да ему и самому надо было избавиться от неловкости, убедить себя в том, что поступает правильно. — Моя фамилия Пафнутьев. Павел Николаевич. Следователь. Если помните, мы встречались с вами в прошлом году.
— Как же, припоминаю. — Сергей Николаевич отступил в глубину квартиры: — Проходите. А вы изменились.
— Вы тоже, — брякнул Пафнутьев неосторожно и тут же пожалел о своих словах.
— О нас и речи нет, — чуть улыбнулся Сергей Николаевич, — давние знакомые не всегда узнают. А напомнишь — неловкость… Слушаю вас. — Он показал на стул.
— Начальником вот стал, — Пафнутьев произнес это извиняющимся тоном, словно что-то непотребное совершил.
— Это, наверно, по результатам того дела?
— Не только. — Пафнутьев чертыхнулся про себя: опять сказал что-то некстати. — Я к вам на несколько минут… Вернулся Андрей, его почти год здесь не было.
— Да, он звонил мне.
— И вы поговорили с ним довольно круто?
— Для крутого разговора у меня нет ни оснований, ни духа… Попросил его больше нас не тревожить. Мне кажется, я сделал это достаточно мягко.
— Сергей Николаевич… Послушайте меня, — Пафнутьев положил ладони на колени. — Вы вправе относиться к нему, как сами того пожелаете. Тут я вам не советчик. Но для полноты картины могу сказать — он вел себя достойно. Во всех смыслах этого слова.
— Да? — вежливо удивился Сергей Николаевич. — Надо же…
— Он сделал то, на что ныне способен один человек из миллиона.
— Что же он такого замечательного совершил? Уехал к тетке на черешню?
— Он уничтожил всех прямых виновников… То есть преступников. Он бы и с остальными расправился, да я его остановил.
— И много этих… остальных?
— Трудно сказать… Но троих бы он на тот свет отправил. Это уж точно.
— И это было бы правильно? Справедливо?
— Вполне.
— Зачем же вы его остановили? — Сергей Николаевич сидел бледный, с напряженно выпрямленной спиной, на Пафнутьева старался не смотреть, вопросы задавал мертвым, бесцветным голосом, словно до сих пор боялся выдать свои чувства или опасался, что они выплеснутся наружу помимо его воли.
— Четверых вам мало? — негромко произнес Пафнутьев.
— Простите, я не то говорю.
— Сергей Николаевич, скажу вам еще… Был момент, когда Андрей сам хотел отправиться вслед за Светой. И опять я остановил. Удалось схватить за руку в последний момент. Поймите, у вас нет оснований упрекать его в самом малом. Если вам это не очень тяжело, позвоните ему, снимите камень с его души. Он до сих пор в шоке. Я опасаюсь, что он до сих пор не вполне отвечает за себя. Не хотите звонить — не надо. Но просьба моя такая. — Пафнутьев поднялся.
— Вы полагаете, я должен это сделать.
— Это было бы хорошо. Все, что произошло… Это очень печально… Но жизнь продолжается. И схватка продолжается.