Чужие грехи - Валерий Георгиевич Шарапов
В половине седьмого вечера никто не расходился. По пространству плавал табачный дым. Некурящий Островой включил вентилятор, гнал дым от себя.
– Сделаем неутешительные выводы, – объявил Варламов. – Зверски убита женщина 27 лет по фамилии Ермолова, предположительно преподаватель 24-й средней школы. Повторяю – предположительно. Неизвестно, как долго у нее валялась эта грамота, она могла сменить работу. О родственниках ничего не известно. Патрульные съездили на адрес, указанный в паспорте, дверь никто не открыл. По словам соседей, после развода женщина жила одна. О том, что она погибла, сотрудники промолчали. На место убийства ее привезли в ночное время – связанную, с кляпом во рту, ударили по голове и сбросили в канаву. Почему именно на этом участке шоссе – неизвестно. Гражданин Голубков, обнаруживший тело, ничего полезного не сообщил. Каморка сторожа находится в двухстах метрах от места происшествия, но он, естественно, ничего не видел. Спал, поди, без задних ног… Полового контакта с жертвой не было – Борис Давыдович уверен. Ни естественного, ни противоестественного. Это не ограбление, деньги и кулон на месте. Чужих отпечатков пальцев на ручках сумочки эксперты не выявили. Время смерти остается тем же – два-три часа ночи. На теле есть ссадины и синяки – жертва оказывала сопротивление. Кляп во рту – белое вафельное полотенце. На нем сохранился размытый штамп, но в таком состоянии, что эксперты не смогли его прочесть. Можем предположить, что изначально полотенце числилось за неким учреждением. Руки связаны обычной бельевой веревкой, такие продаются в каждом хозяйственном магазине. По тому, как она вдавилась в кожу, эксперт сделал предположение, что в связанном виде потерпевшая находилась долго, не меньше четырех часов. Видимо, преступник ждал, пока уснет город. Также Борис Давыдович предположил, что орудие убийства – тяжелый разводной ключ с рукояткой не менее тридцати сантиметров и продолговатым заостренным клювиком, которым, собственно, и нанесли удар. Острый предмет раскроил череп – причем с одного удара. Убийца явно мужчина.
– Почему решили, что он был один? – вставил Алексей. – Убийц могло быть двое и даже больше. Среди них могла быть и женщина.
– Соглашусь, – допустил Варламов. – И все же смертельный удар нанес мужчина.
– И еще, – сказал Крюгер. До этого казалось, что он спит. – Преступник явно не возражал, чтобы мы узнали имя убитой – любезно оставил в сумочке ее паспорт.
– Мы бы все равно узнали, – поморщился Варламов.
– Но когда? Могли провозиться неделю. Чем дольше проводится идентификация, тем больше у преступника шансов избежать ответственности.
Мысль была, возможно, интересной. Но обсудить ее не успели. Отворилась дверь, вошла подрагивающая от смеха Лида. За ней, потупив голову, плелся практикант. Кисть левой руки была перебинтована, на свободе оставались только пальцы. Сотрудники замерли в предвкушении.
– Объяснись, Лидок, – потребовал Варламов. – Нашего сына полка вроде собака в ногу укусила?
– Опять смеяться будете, – буркнул практикант и двинулся к своему столу.
– Будем, – подтвердила Лидия. – Извини, Виталий. С ногой как раз порядок. Отсидели очередь, врач осмотрел, подлечил, на всякий случай сделал укол и сказал, что дело житейское. Ветер подул, а окно забыли закрыть на шпингалет – распахнулось. Виталик был ближе всех, доктор попросил его не в службу, а в дружбу закрыть окно. Виталик закрыл… после чего пришлось обрабатывать еще и руку… – Лида всхлипнула: – Малыш, не обижайся, понимаю, что тебе было больно, от души сочувствую, но это правда смешно…
Народ оживился, посыпались комментарии. Практикант исподлобья взирал на свой новый коллектив (очевидно, ничем не отличающийся от студенческого), потом отвернулся, выражая полное презрение.
– Так, хватит, – Варламов смахнул с глаз набежавшую слезинку. – На чем мы остановились? Сегодня уже поздно, все закрыто. Утром проработаем школу, коллег – если потерпевшая в ней работала. Что она делала вчера, как собиралась провести вечер. Возможно, делилась с кем-то планами. Отработать круг знакомых, выяснить, есть ли у нее родственники, с кем общалась помимо работы. Бывший муж, нынешний молодой человек – если таковой в природе существует. Были ли конфликты, разногласия, кто последним видел ее живой… Не знаю, поможет ли эта информация, но на потерпевшей было нарядное кружевное белье – явно не из дешевых. Я не эксперт, есть дамы, которые всегда носят дорогое белье, скажем, для повышения самооценки…
– Вы точно не эксперт, Виктор Павлович, – перебила Лида. – Но я уже сделала предположение и не собираюсь от него отказываться: Ермолова собиралась на встречу. Рискну добавить, что на свидание.
Виталику надоело сидеть, он поднялся, прошелся вдоль стены, уставился на портрет Дзержинского в тяжелой застекленной рамке. Отошел на шаг, присмотрелся. Портрет висел немного криво. Он подошел, чтобы поправить, вытянул руки.
– Виталя, нет! – запоздало ахнула Лида.
Капроновая веревка, на которой висел портрет, сорвалась с гвоздя! Портрет не разбился, но чувствительно ударил парня по макушке! Все ахнули. Почему изделие не упало на плинтус, а сменило курс, осталось загадкой. Виталик машинально перехватил картину, дрожащими руками приставил ее к стене. Что-то хрустнуло, ясный лик Феликса Эдмундовича подернулся морщинами.
– Твою-то мать… – выдохнул Шабанов. Виталик застонал, доплелся до своего стола, сел, обхватив голову. Смеяться не хотелось – все в меру. Подскочила Лида, стала ощупывать парню голову.
– Все в порядке, кость цела, – вынесла она вердикт, – Ничего, маленький, поболит и перестанет. Слушай, калека по работе, и часто с тобой такое?
– Я понял! – прозрел Островой. – Это «человек-катастрофа»! Он же «33 несчастья», что там еще? Бывают такие люди, которые на пустом месте наживают себе неприятности! Постоянно во что-то влипают, попадают под машины, ломают руки-ноги, их бьет током, они горят, тонут, любая работа валится из рук. Если из стены вываливается кирпич, то именно им на головы. Они притягивают к себе проблемы – к счастью, мелкие, иначе жили бы недолго…
– Да перестаньте вы! – взмолился студент и ахнул, схватившись за голову. Старый рассохшийся стул под парнем хрустнул, но устоял. Виталик застыл, уперся ногами в пол.
– Ну, все, – Варламов захлопнул лежащую на столе папку. – На этой мажорной ноте позвольте закончить этот непростой рабочий день. Завтра попрошу не опаздывать. А вас особенно, Виталий Сергеевич, не забывайте, что до сентября вы работаете в нашем отделе. Вам тоже будут поручения.
Виталик оторвал руки от головы и, кажется, удивился…
– Слушай, это странно, – изрекла соседка Валентина, всматриваясь в лицо лежащего рядом мужчины, – мы провели замечательные выходные, я старалась, ты старался, и даже моя мама старалась. Все было так хорошо, что тебя опять ко мне потянуло? Не верю. В этом заложен подвох. Колись, сосед. Раньше
