Николас Мейер - Пылай, огонь (Сборник)
Необходимо напомнить, что этот убийственный покров густого тумана был рутинной приметой Лондона, где я провел детство и молодость. И все же сегодня туман обладал необычайной плотностью. К тому времени, когда я на Пичин-Лейн нашел кеб, он и не думал рассеиваться. Я с раздражением выглянул в окно экипажа, еле различая какие-то приметы местности, говорившие, что мы движемся в правильном направлении. Ганновер-сквер, Гроссенвор-сквер, Уайтхолл, Вестминстер и наконец Вестминстерский мост еле проступали из пелены, по мере того как мы про-' двигались к улице, на которой обитал мистер Шерман, натуралист, чей великолепный пес Тоби не раз помогал Холмсу в его расследованиях.
Обладай Тоби настоящей родословной, его можно было бы назвать подлинной ищейкой. Но поскольку по его внешнему облику сказать это было невозможно, даже мистер Шерман — мнению его я безусловно доверяю — не мог определить породы. Он считал, что Тоби — наполовину спаниель, наполовину шотландская овчарка с примесью борзой, но я не был в этом убежден. Его обвислых ушей, бело-коричневой шкуры и неловкой походки было достаточно, чтобы у меня зародились сомнения относительно его предков.
Более того, недавнее заболевание лишило его значительной части волосяного покрова, в результате чего трудно было относиться к нему без предубеждения. И все же Тоби был веселым дружелюбным псом и не собирался считать себя ниже всех прочих соплеменников, какие бы ни были у них родословные. Он обладал уникальным даже для собаки обонянием, вполне заменявшим высокую родословную. Насколько я могу судить, когда он пускал в ход свой нюх, соперников у него не было. Читатели могут припомнить великолепную работу Тоби, описанную мною в «Знаке четырех», где на нем лежала главная ответственность за поимку высокородного Джонатана Смита и его ужасного приятеля. Он шел по их следу едва ли не через весь Лондон, руководствуясь лишь слабым запахом креозота, в который попала босая нога одного из преступников. Правда, в ходе преследования он завел нас в какой-то тупик, где стояла бочка с креозотом, но лишь потому, что след беглеца пролегал неподалеку от нее. Собаку нельзя было осуждать за то, что она спутала два одинаковых запаха. Но когда мы с Холмсом вернули Тоби на подлинный след, он тут же осознал свою ошибку и повел нас в правильном направлении, о чем я уже рассказывал.
Но при всем полете фантазии я и представить не мог, до каких высот вырастет гений Тоби.
В конце концов, ориентируясь по собачьему вою и лаю, я понял, что мы прибыли на место, и попросил кучера обождать. У него не было никаких возражений. Путешествие в таких условиях было исключительно трудным и даже опасным.
Выйдя из экипажа, я оглянулся в поисках ряда запущенных домов, которые, как я знал, окаймляли лужайку, но они были недоступны взгляду. Только руководствуясь путеводной нитью в виде голосов питомцев Шермана, я добрался до его дверей. Постучав, я громко позвал хозяина, чтобы перекрыть звучный хор обитателей зверинца, которые выражали недовольство густой туманной пеленой, скрывавшей от них солнце. Правда, мне пришло в голову, что привычка к молчанию им вообще несвойственна, и я попытался представить, какое действие эта постоянная какофония оказывает на Шермана.
Я встречал его несколько раз, когда по поручениям Холмса забирал у него Тоби. Хотя при первой нашей встрече пес обнажил клыки, его недружелюбие тут же исчезло, едва он понял, что я друг мистера Холмса. С тех пор при моих визитах он кидался к дверям, радостно приветствуя меня. В последний раз мы виделись с ним около года назад. В тот раз Холмс решил воспользоваться способностями Тоби, чтобы выследить орангутана в трущобах Марселя. Несмотря на мои настояния, Холмс все же убедил меня, что история эта лишена «интересных примет», и я не предал ее гласности, лишь мельком упомянув, что польское правительство признало заслуги Холмса, наградив его орденом Святого Станислава второй степени.
Дверь наконец открылась.
— Успокойтесь, вы, маленькие бестии!.. — Прищуренные глаза натуралиста воззрились на меня из-за оправы очков. — Никак доктор Ватсон! О, прошу прощения! Входите же, входите! Я-то думал, что опять явились маленькие бездельники, которые пользуются туманом. Как вы только нашли ко мне дорогу?! Входите!
На руках он держал маленькую обезьянку, а мне пришлось переступить через создание, в котором я опознал беззубого барсука. Зоопарк внезапно затих, словно с моим приходом на него набросили одеяло. Если не считать воркования двух голубков, примостившихся на шкафу, и повизгивания поросенка где-то на задах дома, питомцы натуралиста погрузились в полное молчание. Я даже слышал, как неподалеку от дома плещется Темза. Из-за окна еле доносились крики чаек, бесцельно носившихся в тумане.
Шерман осторожно снял со спинки стула старого одноглазого попугая и предложил мне присесть. Хотя у меня не было намерения долго рассиживаться, я все же принял предложение. Весь облик хозяина свидетельствовал, что он соскучился по человеческому общению, и это заставило меня помедлить с прощанием, хотя я понимал, что любая задержка, тем более учитывая трудности путешествия в сторону Хаммерсмита, может помешать использовать возможности собаки.
— Очевидно, доктор, вам нужен Тоби? — спросил Шерман, разнимая лапки обезьянки, обвившиеся вокруг его шеи и осторожно усаживая ее на большую закрытую птичью клетку. — В таком случае подождите, я приведу его. У вас не будет времени выпить со мной чашечку чая? — со слабой надеждой спросил он.
— Боюсь, что нет.
— Понимаю. — Вздохнув, он через боковую дверь направился в питомник. Донесшиеся оттуда лай и повизгивание сказали мне, что собаки рады видеть своего хозяина. Я различил голос Тоби.
Шерман вернулся почти сразу же вместе с псом, оставив остальных питомцев в разочаровании. Узнав меня, Тоби рванулся вперед, натягивая поводок, ясно давая понять, что он полон энергии. Я встретил его куском сахара, кото-рым всегда ознаменовывал нашу встречу. Как обычно, я предложил Шерману плату авансом, и в соответствии с его манерой вести дела — по крайней мере, с Шерлоком Холмсом — он отказался.
— Держите его столько, сколько он вам понадобится, — настаивал он, провожая меня к дверям, для чего ему пришлось обойти стайку цыплят. — Позже мы обо всем договоримся. Пока, Тоби! Будь хорошей собачкой. Передайте мои лучшие пожелания мистеру Холмсу! — крикнул он мне, когда, ведя с собой Тоби, я направился к кебу.
Я крикнул ему в ответ, что обязательно передам, и позвал кебмена, ответный отклик которого сообщил мне, где я его оставил. Следуя в этом направлении, я нашел кеб, и мы забрались в него. Я назвал адрес, по которому Холмс слал свои телеграммы (и где я сам побывал ночью), и мы, нащупывая путь в непроглядном тумане, двинулись в дорогу.
Мы пересекли Вестминстерский мост — едва не столкнувшись с экипажем компании «Уотни Ман» — и затем направились прямо на запад, к Хеммерсмиту. Единственное здание, которое мне удалось опознать по дороге, был железнодорожный вокзал Глочестер.
Повернув на пустынную Мунро-роуд, мы сориентировались по единственному уличному фонарю и остановились у нужного дома.
— Прибыли! — с нескрываемым облегчением объявил кучер, а я осторожно выглянул из экипажа, опасаясь наткнуться на Холмса. Вокруг было совершенно тихо и пустынно, и мой голос, когда я позвал его по имени, странным эхом отразился от плотной стены тумана.
Несколько мгновений я постоял, прислушиваясь, и уже собрался двинутьея к дому профессора — который, как я знал, был где-то сзади меня, — как вдруг услышал. звук шагов по мостовой справа от себя.
— Алло?
Ответа я не услышал: раздавалось только неровное постукивание трости о мостовую. При этих звуках Тоби слегка насторожился, как и я, и растерянно заскулил.
Постукивание тросточки приближалось.
— Эй? — настойчиво повторил я. — Кто там?
— «Невесты из Макселтона лучше всех! — внезапно донесся из тумана высокий тенор. — По росе они встают, Энни Лори честь поют, и хоть строг у ней отец, я ведь тоже молодец!»
Пораженный, я застыл на месте, волосы на затылке встали дыбом от ужаса, потому что эти звуки на пустынной туманной улице Лондона не несли в себе ни цели, ни смысла.
Шаркающей походкой он медленно возник из тумана, окруженный ореолом света от фонаря, — оборванный менестрель в поношенном распахнутом кожаном жилете, старых кожаных бриджах и неряшливо завязанных ботинках. Седая щетина покрывала его щеки, а на голове у него была кожаная шапка, круглая форма которой сказала мне, что ее владелец имел отношение к шахтерскому ремеслу. Я употребил прошедшее время, потому что на глазах его были темные очки, которые обычно носят слепые,
Я в ужасе продолжал смотреть на это создание, которое, приблизившись ко мне, завершило, наконец, песню, В воздухе повисло молчание.
