Гюннар Столесен - Навеки твой. Бастион. Неизвестный партнер
Они поднялись на второй этаж.
– Я не хотела надоедать вам с нашими семейными дрязгами, да вот, видите, не выдержала, – всхлипнула Лиллиан. – Я живу как на вулкане, у меня уже нет сил. И когда вечером я нашла фру Халворсен…
– У тебя есть какое–нибудь снотворное? – Рудольф дружески похлопал ее по плечу. – Ничего, что я перешел на «ты»?
Лиллиан кивнула.
– У меня есть какие–то таблетки. Ты извини, что я так распустилась. У тебя и без меня хватает забот.
– Ничего страшного. А теперь ложись и постарайся уснуть.
Второй раз за этот день Рудольф стоял у двери и ждал, пока в замке повернется ключ. Только после этого он ушел к себе.
Принимая душ, он вдруг сообразил, что именно в словах Харри весь день тревожило его; Харри сказал, что когда–то играл в футбол с братом Венке, Пером Ларсеном. Но в гостевой карточке Венке написала, что она разведена! Правда, она могла выйти замуж за своего однофамильца. Или после развода взять свою девичью фамилию.
Нужно было дать задание Карстену, чтобы он еще раз опросил всех друзей Харри. Карстен должен был это сделать в тот день, когда Рудольф вылетел в Италию. Но тогда они не знали про Пера Ларсена.
Рудольф лег, и мыслями его завладел Кантагалли. Из–за него Рудольф непростительно долго задержался на дороге, где были найдены трупы. Он же настоял на том, чтобы пообедать в Фодже, причем явно не спешил закончить обед.
Мы могли бы вернуться в Бриндизи около девяти, подумал Рудольф, произведя в уме нехитрый арифметический расчет.
А вдруг Кантагалли умышленно тянул время?
Рудольф заснул.
19
В среду Рудольф тоже проснулся очень рано. Он принял ванну, побрился, оделся и позвонил в больницу. Ему сказали, что ночь у фру Халворсен прошла спокойно. Он может навестить ее в любое время после девяти.
Положив трубку, Рудольф написал на фирменной бумаге отеля: «Вернусь в десять. Жди», вложил записку в конверт с витиеватой надписью «Альберго континентале», надписал фамилию Лиллиан, отдал портье письмо и ключ и вышел на улицу, залитую прохладным солнечным светом.
На углу цветочница уже заняла свой пост, Рудольф невольно вспомнил о словах Кантагалли. Если действительно он здесь со всех сторон окружен мафией, то лучше всего позвонить в Норвегию с телеграфа.
Он вздохнул с облегчением, убедившись, что дежурная на телеграфе говорит по–английски, и даже лучше, чем он. Его быстро соединили с Карстеном.
– Я ждал, что ты позвонишь вчера, – упрекнул его Карстен, не дав ему сказать ни слова.
– Вчера меня целый день не было в городе. А теперь слушай!..
– Вот сволочи! – вырвалось у Карстена, когда Рудольф закончил свой рассказ. – Эти парни прут напролом. Возвращайся скорее домой. Между прочим, мы здесь тоже времени не теряем, хотя пресса все равно обвиняет нас в медлительности. Можешь себе представить нашу пресс–конференцию! Старик в ярости. Албректсен в ярости. Все в ярости. В квартире Гюндерсена ничего не нашли. Фру Холме вернулась вчера из Стокгольма. Она действительно его сестра. Помнишь список, который нам дала соседка Гюндерсена? Никакой читательской цепочкой там и не пахло. Портье в «Стар–отеле» так растерялся, что поведал нам кое–что интересное. Взяли всех, кроме кассирши из универсама, собственно, она не кассирша, а временно работала там одну неделю. Как тебе понравится, если я скажу, что дома у Эдварда Лиена мы нашли ам… Ты меня понял?
Амфетамин?
– Да, да, понял! Продолжай!
– В диванных подушках!
Рудольф живо представил себе грязные диванные подушки с разлохматившейся вышивкой и лопнувшими швами.
– Он впал в буйство. Три человека с трудом удерживали его, пока четвертый вызывал «скорую».
– А похоже на то, что главным был Гюндерсен?
– Трудно сказать. Но брата своего друга он, безусловно, снабжал, это точно.
– Может, всю операцию организовал Эдвард?
– Сомневаюсь. Он никогда не выходил из дому.
– Это проверено?
– Да. Соседи по дому – люди любопытные и к тому же все поздно ложатся спать. Они в один голос заявили, что не видели его уже много лет. Телефонная станция подтвердила, что за последние годы с этого телефона ни разу не звонили. И никаких гостей. Эдвард вообще ни с кем не общался. Пенсию он получал на почте. Мы там были. Эдвард дал брату доверенность на получение пенсии. Эта доверенность лежит на почте.
– Значит, один раз Эдвард все–таки выходил, когда оформлял свою доверенность, – заметил Рудольф. – Как думаешь, что еще могло заставлять его выходить из дому? Мне уже не верится, что он такой домосед, каким прикидывается.
– Это мы проверим, не беспокойся! Между прочим, небезызвестный тебе Уле переехал вчера к Каю и Мартину Ронемам. Во всяком случае, он прибыл туда вчера вечером с тяжелым чемоданом и с тех пор не выходил из дому.
– Ладно. Я позвоню тебе, как только что–нибудь выяснится насчет нашего отъезда, – сказал Рудольф и уже собирался дать отбой.
– Подожди! – крикнул Карстен. – Если не забудешь, передай от меня привет Лиллиан Бек, – равнодушно сказал он и положил трубку.
После телеграфа Рудольф взял такси и поехал в больницу Святой Марии Магдалины.
Там он прежде всего попросил разрешения повидать Харри. Сестра замялась:
– У него сейчас синьор Кантагалли. Может, вы немного подождете? – Она предложила ему сесть. – Я думаю, синьор Кантагалли уже скоро уйдет. Он беседует с больным… – она сверила свои часы с большими стенными часами, – уже сорок пять минут.
Ну и хитрец же этот Кантагалли!
– А можно мне тем временем проведать синьору Халворсен?
Он чуть не произнес ее фамилию на итальянский лад, проглотив начальное «х».
– Третий этаж, палата триста четырнадцатая.
Рудольф поблагодарил, поднялся по лестнице и, борясь с одышкой, остановился перед дверью с табличкой «314». Нет, тому, кто хочет похудеть, в Италии нечего делать: спагетти, равиоли, лазанья, пицца…
Фру Халворсен сидела в постели. Увидев Рудольфа, она радостно улыбнулась.
– Почему я здесь? Что со мной? Я ничего не помню. – Она обеими руками сжала его руку. – Я отравилась, да?
– Вы отравились, – ответил он. – А как вы сейчас себя чувствуете?
– Превосходно!
– Что вы вчера делали в мое отсутствие? Расскажите мне все по порядку.
– Ничего особенного. Я легла спать и спала, пока меня не разбудил стук в дверь. Мне принесли целый поднос еды. Я выпила немного вина. – Она взглянула на Рудольфа. – Может, мне от него стало так плохо?
– А потом? – спросил Рудольф, не отвечая на ее вопрос.
– Я плотно поела и выпила две рюмки вина. После еды я почувствовала такую усталость, что снова легла. И спала до семи. Когда я проснулась, у меня сильно кружилась голова. У меня так бывает, если я пересплю. Я умылась холодной водой, и это меня освежило. Потом я увидела, что у меня помялось платье, и решила переодеться. Только переоделась, в дверь опять постучали – принесли обед. Господи, чего там только не было! И мясо, и рыба, и овощи, и грибы, и салат, и… Прямо как в сказке. Горячие блюда были закрыты крышками. А какой милый официант принес мне обед! Он даже немного говорил по–шведски. Все знал о Харри! Он так тепло расспрашивал меня, как Харри себя чувствует. Я ему сказала, что Харри, слава богу, поправляется и скоро его, очевидно, переведут в отдельную палату. Может, даже уже перевели. Он очень сокрушался, что невеста Харри убита. «Она вовсе не была его невестой, – возразила я. – Кто же обручается с девушкой, которую знает всего месяц!» Он стал говорить про великую любовь. Я ему не возражала, эти итальянцы такие странные. Но мне стало интересно, откуда он все знает про Харри. Я спросила у него, и он сказал, что все это ему рассказала одна сестра, которая работает в больнице Святой Марии Магдалины. Еще он сказал мне, что два года жил в Швеции, работал там официантом. Он жил и в Норвегии, но очень недолго. Потом он вытащил бутылку, обернутую салфеткой. В другой салфетке у него были две рюмки. «Меня зовут Дино, – сказал он. – Не откажитесь выпить с простым итальянским официантом, мне хочется выпить с вами за здоровье Харри». Он стал наливать вино и нечаянно облил рюмки. Помню, он попросил разрешения воспользоваться моей ванной, чтобы вымыть их. Мне это показалось странным. Я спросила, нельзя ли их просто вытереть салфеткой, но он хотел непременно вымыть. «Все нужно делать как полагается», – сказал он. Он вымыл рюмки, и мы чокнулись. Мне не хотелось пить, но я боялась его обидеть. Вино оказалось невкусным. «Зато оно очень полезное», – сказал Дино и велел мне есть, пока еда не остыла. Он ушел, и я принялась за еду. Мне было Гак любопытно открывать одну крышку за другой! Никогда в жизни я не ела таких вкусных вещей. Я уже предвкушала, как расскажу об этом обеде фру Торкилдсен. А потом… Что случилось потом, я уже не помню. Я пришла в себя только в больнице.
