Карен Фоссум - Глаз Эвы
***
Никто из техников про зеленый комбинезон ничего не помнил.
Фонарик они тоже не видели, не говоря уже про обрывок бумаги с именем и номером телефона. Бардачок был обследован очень тщательно, там лежали вполне обычные вещи, которые все обычно хранят в бардачках: техпаспорт, инструкция, карта города, пачка сигарет, обертка из‑под шоколада. Две пустые одноразовые зажигалки. И – несмотря на утверждения жены об отсутствии интереса к женщинам – упаковка «Black Jack». Все было тщательно внесено в протокол.
Потом инспектор позвонил в пивоварню. Попросил соединить с отделом кадров. Трубку взял нужный ему человек, у него еще сохранился акцент – Сейер понял, что он с севера страны.
– Эйнарссон? Ну конечно, я его помню. Действительно ужасная история, ведь, насколько я понимаю, у него же семья осталась. Он был один из самых наших добросовестных работников. За семь лет практически ни одного пропуска. А это говорит о многом. Но вот что касается сентября, октября минувшего года… Минуточку! – Сейер слышал, что его собеседник роется в бумагах.
– Трудно найти сразу. Это может занять какое‑то время. У нас ведь сто пятьдесят человек работает. А я не могу вам сам перезвонить?
– Я предпочел бы подождать.
– Ладно, тогда ждите.
В трубке зазвучала застольная песенка. «Пока муж ходил за пивом». Немного странно, конечно, но все‑таки лучше, чем осточертевшая фоновая музыка. Это была датская версия, с аккордеоном. Исключительно забойная.
– Да, точно. – Кадровик кашлянул. – Вы слушаете? Он пришел на работу довольно поздно один‑единственный раз, в октябре. Второго октября. Появился только в полдесятого. Возможно, проспал. Они иногда ходят в пивную, наши парни. Сейер забарабанил пальцами по столу.
– Спасибо вам. И еще один маленький вопрос, пока не забыл. Фру Эйнарссон осталась одна с шестилетним сыном. Она не получила от вас никаких денег. Это правда?
– Да, правда.
– Как же такое могло произойти? У Эйнарссона ведь была страховка, не так ли?
– Да, разумеется, но мы же не знали точно, что произошло. А правила очень четкие. Случается, что люди просто уезжают. Бегут от чего‑то, никогда не знаешь наверняка, что человеку в голову может прийти.
– В таком случае ему пришлось бы сначала потрудиться и зарезать, например, курицу или что‑то в этом роде, – сухо заметил Сейер. – А всю кровь выпустить прямо в машине. Я исхожу из того, что кое‑какие детали вам известны?
– Да, конечно. Но я обещаю, что теперь дело будет взято под особый контроль – сейчас у нас есть вся необходимая информация. – В его голосе чувствовалось беспокойство, и акцент стал сильнее.
– Рассчитываю на вас, – сказал Сейер.
На самом деле забавно, подумал он, но, разумеется, это может быть простым совпадением. Что Эйнарссон проспал именно в этот день. На следующий день после того, как была убита Майя Дурбан.
Чтобы попасть в «Королевское оружие», инспектору пришлось переехать через реку. Он ехал медленно, наслаждаясь скульптурами, стоявшими по обе стороны моста на расстоянии нескольких метров друг от друга. Они изображали женщин за работой, женщин с кувшинами на голове, женщин с младенцами на руках и танцующих женщин. Невероятно красивая выставка высоко над грязной рекой. Потом он повернул направо, миновал старую гостиницу и медленно въехал на улицу с односторонним движением.
Сейер припарковался, вышел и запер машину. В заведении было темно, воздух – спертый, стены, мебель и весь инвентарь были пропитаны табачным дымом и потом, все это въелось в древесину и придавало пабу именно такой вид, который ценили клиенты. На стенах, оклеенных обоями под краску, действительно висело королевское оружие: старые мечи, мушкеты и ружья, даже старинный арбалет, по правде говоря, очень красивый. Сейер остановился у барной стойки, давая глазам привыкнуть к темноте. В конце зала он увидел двойную дверь‑вертушку. Она открылась, и на пороге показался невысокого росточка парень в белой поварской куртке и брюках с узором «пепита».
– Могу ли я видеть управляющего?
Сейер с удовольствием рассматривал парня. Ему понравился этот старомодный поварской костюм, он вообще любил все традиционное.
– Это я. Но мы ничего не покупаем.
– Полиция, – представился Сейер.
– Тогда дело другое. Сейчас, только морозильник закрою.
И он снова исчез. Сейер осмотрелся. В пабе было двенадцать столиков. Расставлены они были подковой, за каждым могло разместиться шесть человек. Сейчас тут не было ни души, пепельницы стояли чистые, а в подсвечниках отсутствовали свечи.
Повар, он же и управляющий, вышел из вращающейся двери и приветливо кивнул. Поварского колпака на его голове не было, но волосы были обильно смазаны жиром, или гелем, или каким‑то фиксатором, они были черные и блестящие и напоминали панцирь навозного жука. Лишь урагану было бы под силу поднять хоть один волосок, оторвать его и швырнуть, например, в суп. «Очень практично», – решил про себя Сейер.
– Вы здесь каждый вечер работаете? – Он уселся на табурет у стойки бара.
– Yes, sir, каждый божий вечер. Кроме понедельника, потому что тогда мы закрыты.
– Не очень‑то удачный распорядок работы у вас, мне кажется. И открыты вы каждую ночь до двух часов?
– Если у кого жена, дети, собака, машина и дом в городе‑то вы совершенно правы. Но у меня ничего этого нет. – Он широко улыбнулся. – Для меня это то, что надо. И потом, работа мне нравится, и ребята, что сюда ходят, тоже. Знаете, мы, как говорится, как одна большая семья.
Он обнял руками воздух, показывая, насколько они большая семья, и подпрыгнул, чтобы влезть на табурет.
– Отлично.
Сейер улыбнулся, разглядывая человечка в клетчатых брюках. Лет ему было где‑то между сорока и пятьюдесятью, белый китель сиял чистотой, ногти тоже.
– Вы ведь знаете парней из пивоварни, которые здесь ошиваются, правда?
– Ошивались. Сейчас они, по правде говоря, больше не приходят. Не совсем понимаю, почему. Примуса нет, наверное, в этом все и дело.
– Примуса?
Эгиля Эйнарссона. В компании его звали Primus Motor[12]. Он как бы всех их объединял. Вы ведь наверняка из‑за него пришли?
– Они что и правда его так называли?
Управляющий улыбнулся, выудил два арахисовых орешка из плошки и пододвинул ее к Сейеру. Орешки показались инспектору похожими на маленьких жирных гусениц, и он не стал их есть.
– Но компания ведь была большая?
– Всего человек десять‑двенадцать, но завсегдатаев было четыре‑пять, и вот они‑то сидели здесь почти каждый день. Честно говоря, в этих ребятах я был уверен, думал, что они‑то останутся. Не понимаю, что произошло. Знаю, конечно, что Примуса кто‑то зарезал. Но никак не могу понять, почему другие‑то не приходят! Весьма прискорбно. Эти парни, знаете, они давали неплохой доход. И им здесь нравилось. Хорошие ребята.
– Расскажите, а что они здесь делали, когда приходили? О чем говорили?
Собеседник инспектора откинул волосы назад, жест был, впрочем, совершенно бесполезный.
– Они постоянно играли в дартс. – Он показал на огромную мишень в глубине зала. – Даже соревнования проводили, и все такое. Болтали, смеялись, что‑то обсуждали. Пили и дурачились, короче, как большинство других парней. Здесь они могли расслабиться без жен. Это место для парней.
– А о чем они говорили?
– О машинах, о женщинах, про футбол еще. И о работе – если происходило что‑то особенное. И о женщинах – я сказал?
. – А случалось, что они ссорились?
– Ну да, но ничего серьезного. Я хочу сказать, расставались они всегда по‑дружески.
– А вы их знали по именам?
– Ну да, если считать Примуса, Педро и Графа именами. Я понятия не имел, как их звали на самом деле. Кроме Арвесена, самого молодого из них. Ника Арвесена.
– А кто такой Граф?
– Художник, график. Делал плакаты, рекламные материалы для пивоварни, кстати, очень неплохие. Я не знаю, как его на самом деле зовут.
– А мог ли кто‑то из них прирезать Эйнарссона?
– Нет, да что вы! Это наверняка сделал кто‑то чужой. Ведь они все были друзья.
– А они знали Майю Дурбан?
– Ее все знали. А вы нет?
Инспектор пропустил вопрос мимо ушей.
– В тот вечер, когда убили Дурбан, у вас ведь было шумновато, правда?
– Точно. И если я этот вечер помню, то только из‑за ваших мигалок. Обычно это не проблема. Но в таких случаях это как бы всех касается.
– А скандал начался до или после того, как вы увидели наши патрульные машины?
– Ой, надо подумать. – Он жевал арахис и облизывал губы. – До того, по‑моему.
– А вы знаете, из‑за чего?
– Да по пьянке, из‑за чего ж еще? Педро выпил больше, чем следует. Мне даже пришлось звонить Майе, хотя я терпеть не могу это делать. Я считаю, что это для меня дело чести – убирать все самому, но в тот вечер не получилось. Он совсем с катушек слетел, я не врач, конечно, но мне кажется, это было очень похоже на белую горячку.
