Джеффри Линдсей - Последний дубль Декстера
Где-то в глубине коридора оглушительно хлопнула дверь ванной, и я, вздрогнув, открыл глаза. С минуту я слушал, как хныканье Эстор сменилось угрозами, а потом и вовсе злобным визгом, перекрывшим невозмутимые реплики Риты, а потом снова понизилось до недовольного бормотания. Опять хлопнула дверь; заплакала Лили-Энн, голос Риты стал утешительно-убаюкивающим, так что спустя еще минуту воцарился мир, и я вернулся к блаженным мыслям о интимных увечьях.
Убийца хотел, чтобы его заметили, – вот почему тело оставили в таком людном месте. Но главное, он хотел, чтобы жертва обратила на него внимание, на него и только на него, чтобы она оценила его значимость. Я поразмыслил над этим еще немного, и все вроде ложилось в строку. Ты должна была заметить меня, но не сделала этого. Ты не обращала на меня внимания, и теперь твой глаз заплатит за то, что твои глаза не сумели сделать.
Я снова закрыл глаза и попробовал увидеть все так, как это произошло: как я заставил ее почувствовать Меня и осознать, как глупо она поступала, не замечая моего присутствия, моих взглядов. Я надеялся, что она меня увидит, а она этого так и не сделала, и поэтому теперь я проучу ее, проучу страхом, и болью, и увечьями, и жаждой новой боли. И она медленно, постепенно достигнет кульминации, когда поймет и примет, и я увижу ее прелестную окровавленную головку в ореоле золотых волос, и это наполнит меня возбуждением, и тут наконец я…
Наверно, виновата была жареная свинина. Она, да еще тяжелый, непривычно долгий рабочий день в сочетании со стрессом от неотступно следующего по пятам Роберта – как тут не утомиться? Так или иначе, я уснул. Но не провалился в ту бесконечную, лишенную видений черноту, которая обыкновенно становится мне наградой за дневные труды. Нет, я продолжал видеть: я стоял над телом, в котором еще теплилась жизнь, я смотрел на дело своих рук, и нарастающая в душе волна возбуждения и восторга заставила меня опуститься на колени, и запустить руку в эти роскошные золотые волосы, и рывком заставить ее повернуться – так, чтобы она смотрела на меня. И лицо ее медленно повернулось ко мне, и я замер при виде ее безупречных черт, и безукоризненно-гладкой кожи, и глаз, полных влечения ко мне, и я заглянул в бездонные фиолетовые глаза, и понял, что это Джекки Форрест, и то, что я собирался сделать, стало вдруг совсем другим.
Я отложил в сторону нож и просто смотрел на нее, на безукоризненный изгиб губ, и на россыпь веснушек на носу и вокруг него, и в эти невероятные, бездонные глаза, и одежда ее вдруг разом куда-то исчезла, и я придвинулся ближе к ее лицу, а она подалась мне навстречу. И вот оно, это мгновение, когда мы почти коснулись друг друга и почти совершили то, что абсолютно немыслимо…
Я открыл глаза. Я лежал на диване, а в доме было темно и тихо, но образ лица Джекки Форрест все еще стоял перед моими глазами.
С чего это я вдруг начал думать о ней? Я лежал, тешил себя видениями абсолютно нормальной вивисекции, и тут она каким-то образом протиснулась в эти мысли и все испортила своими сексуальными запросами – настолько, что я даже забыл про нож и начал себя вести как простой смертный. На кой мне сдались эти ее штучки – мне, Декстеру-Уничтожителю? Джекки силой заставляла меня стать кем-то другим – каким-то уродом, который поддается обыкновенному женскому соблазнению и испытывает обычные человеческие чувства, желая чего-то такого, что для меня недосягаемо, как планета Марс.
Я понимал, что это совершенно лишено логики, но не мог отделаться от мыслей о Джекки, словно она играла какую-то роль в том, что мне надлежало делать. К огромному своему удивлению я обнаружил, что до сих пор возбужден – по-настоящему, не только во сне. И что это вызвало у меня такую эрекцию, мысли о жертве – или о Джекки Форрест? Я никак не мог понять, что именно, и это раздражало еще больше.
Имелось в ней нечто такое, что меня интриговало, даже привлекало. И вовсе не то, что она телезвезда: сам-то я этого и не узнал бы, если бы не начальство. Звезды меня никогда не интересовали, и я был уверен, что не интересуют и сейчас. И уж наверняка я слишком погряз в своих странных пристрастиях, чтобы интересоваться чем-то другим, связанным почти исключительно с сексом.
И тем не менее вот она, Джекки, красующаяся во весь экран моего личного воображаемого телевизора, встряхивающая гривой своих роскошных волос и улыбающаяся мне одному, и по какой-то безумной причине мне это нравилось, и хотелось…
Чего именно мне хотелось? Дотронуться до нее? Поцеловать ее? Нашептать какую-нибудь приятную ерунду на ушко? Идеальное, похожее на морскую раковину ушко? Вздор какой, прямо картинка из комикса: Обуреваемый Похотью Декстер. Подобное с нашим темным братом не случается. Земные страсти мне не грозят – я их просто не ощущаю, не могу ощущать. Такого со мной никогда не было, такого я никогда не хотел – и, чего бы там со мной ни делали мысли о Джекки Форрест, никогда не захочу. Наверняка это просто преходящее ощущение, последствие идентификации с убийцей, путаница образов, и уж почти наверняка виной всему отток крови от мозга к переполненному свининой желудку.
А впрочем, чем бы это ни вызывалось, не важно. Я устал, и мой бедный обожравшийся мозг изменял мне, направляя на путь, по которому я не хочу и не буду идти. Я, конечно, мог и дальше сидеть, скрежеща зубами от досады на это, а мог пойти спать в расчете на то, что здоровый, крепкий сон прогонит все беспокойные, вздорные мысли прочь, в темные джунгли, где им самое место. Завтра наступит новый день, суббота, день безделья, а безделье, как известно, исцеляет все твои тревоги и печали.
Я встал и пошел в спальню.
Глава 5
На следующее утро я проснулся от доносившихся с кухни лязга кастрюль и ароматов кофе и жареного бекона. Я чуть было не выпрыгнул из кровати, но тут вспомнил, что сегодня суббота, и повалялся еще несколько блаженных минут в постели, наслаждаясь мыслями о том, что мне никуда не нужно идти, ничего не нужно делать, а Рита уже приготовила восхитительный завтрак. И главное, я могу кататься как сыр в масле, не сомневаясь в том, что в мире царят тишина и порядок и мне не нужно подниматься на бой с каким-нибудь драконом. Я мог посвятить весь день ничегонеделанию, и – что еще лучше – никто не будет таскаться за мной по пятам, запоминая каждый мой жест и поступок.
Я лежал в полудреме, наслаждаясь ароматами из кухни, позволяя мыслям лениво ворочаться в голове, и все было прекрасно до того момента, пока в памяти не всплыл давешний сон на диване. И стоило образу Джекки Форрест снова возникнуть перед моими глазами, как я едва не вывалился из кровати. Ну почему, почему она никак не оставит меня в покое?!
Все умиротворение разом испарилось; я встал, доплелся до ванной, принял душ, оделся и отправился на кухню, надеясь, что завтрак вернет мне хорошее настроение. Лили-Энн сидела на своем высоком стульчике, сражаясь с яблочным пюре. При виде меня она лягнула стол и радостно завопила: «Дада-а!» – как называла меня в последнее время.
Я задержался у ее стульчика и пощекотал ей подбородок.
– Лили-Вили, – сказал я, и она радостно захихикала. Я вытер яблочное пюре с пальца и сел на свое место.
Рита с улыбкой повернулась ко мне от плиты.
– А, Декстер, – сказала она. – Кофе готов. Завтракать будешь?
– Помру, если не позавтракаю, – признался я, и спустя пару секунд передо мной оказалась кружка дымящегося кофе и груда тостов собственноручного Ритиного приготовления. Не знаю, что она туда кладет, но других таких я не пробовал. После четырех тостов и дольки идеально спелой дыни с тремя ломтиками хрустящего бекона я отодвинулся от стола и не спеша допил вторую кружку кофе, размышляя о том, что смысл в нашем недолгом и болезненном существовании, возможно, все-таки есть.
Где-то на половине третьей кружки на кухне появились Коди и Эстор. Они вошли вдвоем, ворчливые и помятые со сна. Коди щеголял в пижаме с Трансформерами, Эстор – в безразмерной футболке с изображением чего-то похожего на утконоса, и оба плюхнулись на свои стулья так, словно из них разом вынули все кости. Явно еще не проснувшийся Коди молча впился зубами в тост, а вот Эстор уставилась на свою тарелку так, словно увидела большую груду опарышей.
– Если я съем все это, то растолстею, – заявила она.
– Ну, не хочешь – не ешь, – жизнерадостно отозвалась Рита.
– Но я хочу есть, – заныла Эстор.
– Хочешь, дам вместо тостов йогурт? – предложила Рита.
– Терпеть не могу йогурт, – продолжала ныть Эстор.
– Не любишь йогурт – ешь тосты, – невозмутимо ответила Рита. – Или ходи голодная. Только, пожалуйста, не ной, ладно?
– Я не ною! – заныла Эстор, но Рита, не обращая на нее внимания, вернулась к плите. Эстор метнула в ее спину убийственный взгляд. – Не семья, а уроды какие-то, – буркнула она, но все же откусила кусок тоста, а к моменту, когда я поставил на стол пустую чашку, уже покончила с ним и принялась за второй.
