Андрей Кивинов - Работа с риском (сборник)

Мать на свидании сказала, что насчет китайской книги с ней никто не разговаривал. Я тогда сильно расстроился. Вежливый Добролюбов по ночам снился. Висел вместо груши, а я ему слева, слева…

На суде я попытался изменить показания, но еще больше запутался. Адвоката мне дали казенного – на коммерческого у матери денег не было. Он особо и не защищал – оно ему надо?

Потерпевший, конечно, кричал, что мы ворвались, избили его, несчастного, и отобрали последнюю копейку, нажитую исключительно честным трудом. А, уходя, пригрозили, что, если он заявит в милицию, его ждет медленная и мучительная смерть. Но он набрался гражданского мужества и заявил.

В итоге – четыре года строгого-престрогого режима. Козлу Сереже почему-то дали три общего. По минимуму. Помогли положительные характеристики с места работы. (Прекрасный специалист, большой опыт торговли экстази и коксом – ни одного нарекания от клиентов.)

А мне с дискотеки никаких характеристик не дали. В техникуме же я учился на тройки и нередко прогуливал лекции.

Распределили меня не очень далеко. Под Псков. Зона, конечно, хорошая жизненная школа, но лучше в ней учиться на заочном отделении…

Если б не Гера, было бы мне совсем скучно и печально. А он поддержал, в обиду не дал.

Под амнистию какую-нибудь я не попал по причине тяжести совершенного преступления. (Еще раз вспомнил злым словом Добролюбова.) На условно-досрочное освобождение тоже не надеялся – я не Ходорковский. В общем, исправлялся от звонка до звонка. Раз в год приезжала мать, привозила передачки. Она работает диспетчером в таксопарке, особо не пошикуешь, но, как могла, помогала. Невесту, если помните, я нажить не успел. Были еще бабушка с дедушкой, но они мирно жили за рубежом, в Харьковской области.

Откинувшись, то есть освободившись, я первым делом навестил отделение, где боролся с преступностью Добролюбов. Хотел просто поглядеть в его светлые очи и сказать: «Hello, boy!» Но моего злого гения перевели куда-то в управу.

Еще бы. С такими-то талантами…

Извините, если утомил вас своей live story. Но надо же кому-то душу излить. Не Анжелине же с Галькой… А единственной и неповторимой пока нет. Ибо никому не нужны подобные типы. Чем он может заинтересовать, кроме чистотой души и доброго сердца?

В каком-то американском фильме герой говорит, что мужчину оценивают по четырем вещам: дом, машина, жена и ботинки. Именно в такой последовательности – жена между машиной и ботинками. Но меня не очень волнует последовательность. Ничего из перечисленного все равно нет. В том числе и нормальных ботинок. Уперли на одном из «party», теперь хожу в старых. Дворовые друзья за четыре года переженились и теперь носы воротят. Если встретят на улице, делают вид, будто не заметили. Конечно – я же теперь прокаженный. С дефектом в биографии. Лучше держаться от меня подальше. А то еще ограблю или денег взаймы попрошу.

В нашем дворе играют дети. Судя по репликам, в распродажу.

– Так не честно! Мы договорились максимум на пять процентов скидки, а ты десять сделал!.. Я маме расскажу!

– Ничего я не делал!.. Просто у меня демпинговые цены! И оптовый покупатель!

– Лох позорный!

– Сама дура!

Мы в детстве играли в войну. Иногда в карты на раздевание…

У подъезда на лавочке тусуется молодежь. Сидят на спинке, поставив ноги на сидение, пьют пивко и разговаривают матом. Мне нет до них никакого дела, а им до меня.

Прохладный, освежающий парадняк. Родной почтовый ящик. Нет ли денежных переводов или благотворительной акции?

Есть! Повестка в военкомат. Вот кто у меня единственный друг! Не отвернулся в трудный час, не забыл – письма шлет. Я ведь по-прежнему военнообязанный.

Раньше вроде судимых не призывали – зачем армию разлагать? А нынче она и так разложена, а воевать некому. Мне двадцать семь стукнет в ноябре, а сейчас только май. Еще запросто успею выполнить священный долг в каком-нибудь стройбате.

Во вам, а не долг!

Рву и выкидываю повестку в пропасть, то есть – в подвал.

Ничего, до ноября продержусь.

Родной лифт. Родная надпись. «Зайка, я подарю тебе новую крышечку от фотоаппарата „Зенит“». Ответ: «Она не нужна мне на ХХХL».

Вот это, я понимаю, любовь!..

Родной пятый этаж, родная дверь.

Родная прихожая, родная комната.

На столе записка от матери: «Почини наконец кран, бездельник!»

Родной диван. Падаю и тупо пялюсь на выгоревшую фотографию за стеклом в серванте.

Ученик средней школы Паша Угрюмов. Пятый «а» класс.

Глава 3

Мой дом расположен в спальном районе, но не на окраине. Просто здесь нет ни тяжелых, ни легких промышленных предприятий. И это не многоэтажные безликие новостройки, характерные для подобных районов. В данном уютном уголке города-героя Санкт-Петербурга сочетается архитектура послевоенных лет (пленные немцы строили) с современными панелями (свободные таджики строили). Есть зеленые насаждения, небольшой пруд с утками и кустом ракиты, но есть и коммерческие парковки. Словом, полная эклектика.

Некоторые здания построены еще до войны. Соответственно, и публика в основном коренная, с традициями и мировоззрением. Многие знают друг друга не только в лицо, но и по маркам автомобилей. Попадаются и приезжие. Лично я родился в этом месте, взрослел, мужал, меня здесь каждый камень помнит, не говоря уже о злачных заведениях.

К чему я это все нудно и неинтересно рассказываю? Чтобы отвлечь вас от размышлений на вечную тему – где взять денег на жизнь? Вас ведь наверняка мучает сия проблема. А уж меня как мучает… В сейфе старинного бюро последняя сотня мелочью. Потом придется продавать и бюро, и сейф. Рассчитывать на матушкину диспетчерскую десятку не позволяют моральные принципы. К тому же положение усугубляется тем, что я сижу в долговой яме и залезать в другую нет никакого смысла. Все вероятные кредиторы знают о моем финансовом положении и скажут «нет», прежде чем я успею открыть рот.

Вот с такими мрачными мыслями я выползаю из темного подъезда и топаю в направлении железнодорожной станции. Но не чтобы уехать в волшебную страну, где нет богатых и бедных, судимых и несудимых. Просто возле станции есть небольшой рынок, где в случае острой нужды можно обменять физический труд на наличные деньги или натуральный продукт. Несколько раз я уже использовал этот резерв Ставки.

На мне по-прежнему залатанная курточка цвета мокрого асфальта, футболка «ME BUSCA POLICIA!», джинсы и суточная небритость. Боль терзает мозг, а отсутствие углеводов – желудок.

Прохожу мимо Дома культуры, где начинал свой трудовой путь.

Дискотеки уже нет, сейчас здесь ночной клуб, принадлежащий какому-то бывшему организованному преступнику среднего уровня.

Публики крайне мало, вышибала на рамке зевает. По пятницам и субботам случается наплыв гостей, но небольшой. Все-таки не центр, а ценовая политика хозяев неразумна – бутерброды с сыром по две сотни. Человек состоятельный найдет местечко и получше, для местной же урлы – дороговато.

Лучше бы библиотеку открыли. Детскую.

В переулке свежая рекламная растяжка «Дадим денег! Почти без процентов! Тел…» Очень актуально, но смущают слова «почти» и «дадим».

При напоминании о деньгах настроение падает так, что хочется разбить чей-нибудь «лексус». Даже голыми руками.

Шучу. Хочется разбить клумбу, подмести дворик и надуть воздушный шарик, блин!

Нечаянно задеваю плечом идущую навстречу женщину. Она кричит что-то ругательное, но мне по фиг. Мне вообще всё по фиг. Даже если вдруг узнаю, что смертельно болен какой-нибудь чесоткой. По фиг. Если не сказать жестче.

Перед входом на рыночек притулился газетный киоск. Бабуля, поставив авоськи на землю, бурно жалуется продавцу на городские и кремлевские власти. «Пенсию не проиндексировали, льготы зажали…» и все такое.

Миновав киоск, притормаживаю. Что-то резануло глаз.

Оборачиваюсь.

Киоск закрыт, и внутри никого нет. Но бабулю это не останавливает. Говорит и говорит. Наверное, она уже в волшебной стране.

Железнодорожная станция – это, конечно, громко сказано. Обычная платформа для электричек с прилегающей площадью, на которой и раскинулись торговые ряды и небольшой цветочный павильон.

Чуть на отшибе – лоток для сбыта краденого. Рекламы, конечно, нет, но все про него знают. Даже местный участковый, получающий свой законный процент от реализации. Здесь по дешевке можно прикупить паленый мобильник, золотишко, часы и прочие товары не первой жизненной необходимости, но весьма украшающие быт.

Торгует вещичками парень из Абхазии без регистрации. Потому что считает, что Абхазия – это часть России, и регистрация ему не нужна. Товар поставляют его земляки.

Я нахожу Керима – тощего курчавого бригадира азербайджанских купцов, торгующих фруктами-овощами. С Керимом у меня полное понимание. Два месяца назад, возвращаясь поздним вечером с праздника пива, я вписался в разборку между ним и тремя миловидными переростками в черной коже, стриженными под Бритни Спирс в период депрессии.