Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный - Хантер Эван (Ивэн)

Убить ее.

Я убил ее, подумал он.

Рот Эмилии закрыл его рот, ее язык был неутомим, 1убы толстые, мягкие, влажные. Он почувствовал, что падает спиной на кровать, она была на нем, не отпуская его. Своей грудью он почувствовал мягкость ее груди. Его охватила дрожь. Она сняла лифчик, когда была в ванной, он понял, что она без бюстгальтера. Его руки скользнули у нее под свитером, по спине. Он внезапно со стоном перекатился на иее, целуя ее груди, темные набухшие соски. «О Роджер, — шептала она. — О Роджер, я люблю тебя, я люблю тебя».'

Он погрузился в аромат ее теплого тела, в головокружительную настойчивость ее iy6, и в это же время он думал так ясно, как никогда с тех пор, когда прошлой ндчью он столкнул холодильник в реку. Он думал, что нужно немедленно заставить ее уйти, потому что он был уверен, что не пощадит ее. Он не пощадил Молли, которая вначале ему совсем не нравилась, он сделал это только тогда, когда она вывела его из себя. Но сейчас он уже чувствовал гнев против этой девушки, которая была так красива и… «Она цветная! — скажет его мать. — Зачем ты привел ко мн? в дом эту маленькую цветную распутницу?» Ему нравились ее губы и как она руками… Она опасна, если он не освободится от нее, они все узнают про Молли. Он сделает ей плохо, если она позволит любить себя…

если позволит войти в нее, в ее горячее пульсирующее тело, такое теплое, прижимающееся к нему… и эти гладкие, темные, не дающие ему вздохнуть груди, если она позволит любить себя… «Ты ведь теперь главный мужчина в семье…» Ему придется убить ее, ничего другого нельзя… придется убить ее… они все узнают про Молли… Уйди, уйди от меня, думал он.

Он резко отстранился.

Она смотрела на него, широко раскрыв глаза.

Ее свитер высоко взбился над обнаженными грудями, юбка совсем задралась. Он стоял на коленях перед ней, дрожа от любви. Она медленно протянула ему руку, и нежно и ласково дотронулась, успокаивая его.

— Нет! — крикнул он.

— Что?

— Уйди… Нет! — резко сказал он.

Он встал с кровати. Повернулся к ней спиной.

— Уходи, — приказал он. — Иди домой. Уходи отсюда. Уходи!

— Что?

Он уже стоял у шкафа. Открыл дверь, вынул ее пальто, принес к кровати и положил его рядом с ней, не глядя на нее, зная, что она еще не одернула свитер, любя ее и боясь, что он возненавидит ее. «Пожалуйста, пожалуйста, уйди, пожалуйста…» И не знал, думает ли он это или говорит вслух.

Она молча встала с кровати. Поправила свой свитер, молча надела пальто. Взяла сумочку с комода, пошла к двери, открыла ее. ,

— Сколько буду жить, никогда не пойму, — сказала она и ушла.

Было около семи часов, когда он вывел грузовик и подъехал на нем к полицейскому участку.

Он поставил его напротив участка, но на другой стороне улицы, затянул ручной тормоз, выключил зажигание и посмотрел туда, где по бокам входа светились шары, с яркими цифрами восемь и семь на каждом.

Он знал, что сейчас сделает то, что нужно.

Ему казалось, что это очень хорошо, что он не сделал ничего дурного Эмилии. Казалось, что это очень хороший знак. Он не знал, почему он так не делал сначала, почему он просто не привез сюда Молли прошлой ночью, сразу как убил ее, вместо того, чтобы запихивать ее в холодильник и бросать в реку, где ее никогда не найдут. Он мог бы тогда же рассказать кому-нибудь и избавить себя от страха и…

Разве они?..

Найдут ее?

Он сидел неподвижно за рулем грузовика в темноте, покрывшей весь город, глядя на круглые фонарики перед участком, слабо светящиеся на той стороне улицы и окрашивающие в бледно-зеленый цвет сугробы снега по бокам лестницы. Слышался звук скребущих по тротуару лопат, звяканье цепей на колесах машин. Дыхание морозным облачком выходило у него изо рта в холодной кабине, где стекла уже начали замерзать.

Она жила в городе только неделю, никто не знал, что она приехала сюда, если не считать, конечно, служащих гостиницы, где она остановилась. Наверное, она записала свое имя в книге проживающих, да… как же было название той гостиницы, испанское какое-то… Это неважно. Они будут думать, что она просто съехала, не уплатив по счету, вот и все. Все зависит от того, что у нее осталось там. Она ведь говорила, что приехала сюда только с чемоданом и денег взяла немного. Да, так. Но если они и сообщат об ее исчезновении, даже если и сообщат, что Молли Нолан, остановившаяся в их гостинице, пропала, не забрав одежду из комода, — ну, что ж, будем считать, что они это сделали. Будем считать, что сообщили в полицию.

Она глубоко на дне реки, думал Роджер.

Она не всплывет потому, что она заперта внутри тяжелого холодильника. Я его еле-еле поднял до пола кузова. Я сбросил этот холодильник с высоты… Может быть, сто пятьдесят футов[45], а может быть, и больше. Я всегда плохо определял расстояния. Наверное, он ушел на глубину десять футов или уж не меньше пяти футов, пусть даже трех[46]— все равно, это уже не имеет значения. Даже если просто лег на дно, его никто никогда не увидит. Он с мертвой Молли будет лежать там до скончания веков, и никто никогда не узнает, что она там. Родителей нет, ее единственная подруга на Гавайях, никто не заметил Роджера и ее в баре, никто не видел, что они вместе пришли в его комнату, никто никогда не узнает.

Ему осталось только уехать.

Никто никогда не узнает.

Если он не пойдет через улицу в этот полицейский участок и не скажет им, что он убил ее, — да они никогда и не узнают об этом. Они никогда ничего не узнают.

Лучше пойти и сказать им, подумал он.

Он вылез из машины.

Он почти начал переходить улицу, когда дверь открылась, и двое мужчин вышли из участка. Он сразу узнал высокого. Это был тот, кого он провожал в ресторан и обратно, и он подумал: «Господи, ведь именно ему я хотел все рассказать». Второй был лысым. Роджер подумал, что он тоже детектив. Зеленые лампы у входа окрасили зеленью его лысину. Из-за этого он выглядел странно.

Оба спустились с лестницы на тротуар.

Давай, думал Роджер. Иди и скажи ему. Он тот, кому хотелось рассказать.

Он не решался.

Второй, с лысой головой, подбежал к обочине, наклонился, захватил снега и швырнул снежок в высокого. Высокий засмеялся, поднял двумя руками целый пласт снега и вывалил его на голову лысого. Оба захохотали, как дети.

— Завтра увидимся, — сказал высокий, смеясь.

— Хорошо, Стив. Спокойной ночи, — отозвался лысый.

— Спокойной ночи.

Они разошлись в разные стороны. Роджер все смотрел на высокого, пока тот не исчез из вида.

Он влез в кабину, повернул ключ зажигания, заурчал двигатель. Он еще раз взглянул на здание участка и поехал домой.

К маме.

notes

Примечания

1

Иисус идет к нам. Готовьтесь к своему освобождению! — Здесь и далее — примечания переводчика.

2

Да (исп.).

3

Понимаешь? (исп.)

4

Род фейерверка.

5

Район, квартал (нсп.). '

6

Что случилось, голубок? (исп.)

7

Жилец, находящийся на полном содержании в пансионе.

8

Хрен! (исп.)

9

Козел (исп.).

10

До свидания (исп.).

11

Да, я понял (исп.).

12

Рис с курицей (исп.).

13

«Вильгельм Телль» — опера Дж. Россини (1792–1868), написана в 1829 г.