Эд Макбейн - Там, где дым
– Четыре, – ответил он.
– Бальзамирование уже было проведено?
– Да, все четыре.
– Мужчины или женщины?
– Три женщины, один мужчина.
– Можете дать мне описание трупа мужчины?
– Он здесь. Посмотрите на него сами.
Мы прошли в ритуальную комнату. В глубине, перед открытым гробом, на складном деревянном стуле – в ряду точно таких же стульев – сидела женщина в черном. Она сидела с прямой спиной, сжимая руки. Комнату наполнял сильный запах цветов – венки лежали в головах и в ногах усопшего. Я почтительно кивнул женщине в черном и приблизился к гробу. На вид покойнику было около семидесяти – иногда бывает трудно определить возраст умершего. Ростом он был, вероятно, шесть футов четыре дюйма, лысоватым, с густыми усами. По моей приблизительной оценке, он весил около ста пятидесяти фунтов. Его скрещенные на груди руки лежали поверх Библии. Глаза, разумеется, были закрыты.
– Какого цвета глаза? – спросил я шепотом у мистера Пиерса.
– Голубые.
– Ко времени взлома уже провели бальзамирование? – еще раз спросил я.
– Да.
Я поблагодарил мистера Пиерса, занес описание умершего в записную книжку и снова стал ловить такси.
К шести вечера я побывал во всех четырех моргах и составил список пяти мужских тел, которые видел вор, плюс то, которое он в конце концов похитил. Я исключил автоматически все тела умерших женщин, так как решил, что вор искал покойника-мужчину, ведь выбрал он в результате Энтони Гибсона. Вот как выглядела страничка в моей записной книжке:
Из сравнительного списка следовало, что похитителю был нужен труп мужчины сорока двух лет, после бальзамирования, с каштановыми волосами и карими глазами, ростом пять футов одиннадцать дюймов и весом сто восемьдесят пять фунтов. Короче говоря, похитителю был нужен Энтони Гибсон – я снова вернулся в исходную точку. Я с трудом сдержал смех. Обычно люди большого роста выглядят глупо, когда ловят такси на углу улицы и при этом хихикают. «Нечего хихикать, – подумал я, – лучше представим себе, как размышлял похититель».
Я – похититель, сказал я себе. Я узнал, что в аварии погиб Энтони Гибсон. Как я узнал об этом? Способы разные. Пусть Рода Гибсон и не кричит об этом на каждом углу, однако новости о несчастных случаях со смертельным исходом распространяются очень быстро. Итак, представим себе, что я, будучи вором, узнал о смерти Гибсона и по какой-то причине желаю заполучить его труп. Я предполагаю, что тело отправится в один из моргов в округе, но я не знаю, в какой именно. Тогда отчего просто не позвонить семье умершего и не спросить прямо, куда можно прийти, чтобы отдать последний долг? Предположим, я не знаком с семьею покойника, – в данном случае я не могу, вероятно, звонить по телефону и спрашивать, где будет выставлено тело, особенно если у меня на уме похищение. Ну, ладно, пока все хорошо. Я рисую круг на карте расположения улиц, при этом центром круга является дом Гибсона на Мэтьюз-стрит, и беру произвольный радиус в двадцать кварталов, полагая, что тело попадет в один из моргов в пределах окружности с таким радиусом. Затем я выискиваю адреса и названия всех моргов внутри этой окружности и под покровом ночи начинаю разыскивать тело Энтони Гибсона. Мне везет в пятой похоронной конторе, куда я вламываюсь. Я забираю тело Гибсона и затем...
И что затем?
Возвращаю его!
Господи Иисусе, получается чепуха! Все равно чепуха. Все впустую, я вернулся к тому, с чего начал. Но вдруг какое-то радостное предчувствие охватило меня.
Я решил купить подарок моему ворону.
Глава 11
Клетка, купленная мною, была большая и некрасивая. Но я рассматривал ее только как временное помещение для птицы. Я собирался выпустить ворона на волю, когда поправится. Клетку я поставил на самый верх кухонного шкафа. На холодильнике Лизетт оставила мне простую и короткую записку:
«Птица ускакала. Я тоже! Лизетт».
Я нашел ворона в спальне. Он сидел на лампе у кровати, сгорбив плечи, с вызовом поблескивая глазами-бусинками, похожий на стервятника.
– Ну, давай, птичка, – сказал я нежно, – я купил тебе клетку.
Птица молчала в ответ.
– Это до тех пор, пока ты не выздоровеешь. Потом я отвезу тебя в парк и выпущу на свободу.
Птица молчала.
– Я заплатил за клетку семь долларов.
Тут ворон издал явно угрожающий звук. Казалось, он сейчас взмахнет крыльями и бросится мне прямо в лицо. Я отступил к окну. Птица все еще пребывала в той же позе – изготовившись к нападению. Клюв угрожающе открывался и закрывался, перья на крыльях взъерошились. Ворон внимательно наблюдал за моими передвижениями по комнате. Я открыл окно.
– Убирайся, – сказал я. – Если ты хочешь носиться по городу, я очень рад. Я хотел отвезти тебя туда, где мы познакомились. Но раз ты такой неблагодарный и злой, убирайся. Улетай, чего ты ждешь?
Ворон скептически смотрел на меня. Затем, вместо того чтобы лететь к открытому окну, он вдруг снялся и пролетел через дверь в коридор. Я побежал следом. Он опустился на мебель в гостиной.
– Если изгадишь мне кушетку, застрелю на месте, – сказал я. Но вместо того чтобы стрелять, я пошел на кухню, взял из холодильника пару ломтиков салями и бросил их в клетку. Потом отнес клетку в гостиную и, распахнув дверцу, поставил на кофейный столик. Сам отошел в сторону.
Ворон заподозрил ловушку.
– Угощайся, – сказал я.
В три прыжка ворон добрался до клетки, снова взглянул на меня, вошел внутрь и стал клевать ближайший кусочек салями. Я прыгнул через комнату и захлопнул дверцу. Ворон взлетел, стал бить крыльями по клетке, визжать, орать и греметь.
– Как только мне заменят ветровое стекло, – сказал я, – которое ты разбил, я поеду в парк и наконец избавлюсь от тебя. А пока что заткнись и ешь.
Тут раздался звонок. Я еще раз поглядел на ворона и пошел к телефону.
– Алло, – сказал я немного резко.
– Я подобрала имя для твоего ворона.
– Мне это неинтересно, – ответил я, – я отвезу его в парк, как только починят мою машину.
– А где твоя машина? – спросила Мария.
– В ремонте. Это надолго. Ты придешь ко мне, или я – к тебе?
– Лизетт ушла?
– Ушла.
– Я приду.
– Хорошо, – сказал я.
– Это очень милое имя, – настаивала Мария.
– Ну, какое?
– Эдгар По.
– Еще не хватало! – воскликнул я. Однако в глубине души я чувствовал, что это как раз та глупая, отвратительная кличка, которая попала в точку и прилепится навсегда.
Глава 12
Больше всего я люблю Марию за то, что с ней никогда не знаешь, какую роль она выберет в час любви. Она приходила ко мне с невинно раскрытыми глазами, как шестнадцатилетняя девчушка, и являлась сладострастно изобретательная, как стодолларовая проститутка. Она выходила из ванной, воплощенная гурия, в вуали и шароварах. Лежа подо мной, она сыпала испанскими проклятиями, как барселонская цыганка. Я любовался ею, когда, в поясе и чулках (редкость в эту проклятую эпоху колготок), она приближалась к кровати, пахнущая мимозой, с обнаженной грудью, распущенными волосами и блестящими глазами. Я помню, как она преображалась в английскую гувернантку, в жертву изнасилования, в принцессу и в секретаршу. Мария Хокс соединяла в себе целую толпу женщин: я никогда не знал, какой она будет в следующий раз.
Сегодня она была медсестрой.
Сегодня она воплощала все эротические фантазии о сестре милосердия, какие лелеял любой полнокровный американец, попадая в больницу. Ее светлые волосы были собраны на затылке в аккуратный пучок. Она приблизилась к кровати – я лежал голый под одеялом. На ней были белые трусики, белые колготки танцовщицы и белые лодочки. Присев на край кровати, левой рукой она взяла мое правое запястье, как будто для измерения пульса, и – я не успел опомниться – ее правая рука уже гуляла под одеялом. Она говорила мне успокоительные слова, утешала, уверяла, что операция пройдет хорошо, убеждала расслабиться – тем временем ее неутомимая рука добивалась обратного. На минутку отлучившись, она сняла трусики и вернулась к кровати облаченная только в бюстгальтер, колготки и лодочки. Она попросила прощения за то, что разделась, но в больнице так жарко – а вам не жарко? Просунув снова руку под одеяло, она воскликнула в тревоге: «Вас лихорадит», затем сорвала вдруг одеяло и расширила глаза, разыгрывая удивление, и улыбнулась, и встала, и отошла в сторону. Потом она перестала улыбаться. Не отрывая от меня глаз, она расстегнула бюстгальтер и бросила его через всю комнату на стул, но не попала. Продолжая смотреть на меня, она скинула лодочки, потом, зацепив большими пальцами пояс колготок, медленно стянула их с бедер и живота, затем ниже и наконец грациозно выскользнула из них. Она снова приблизилась к кровати, протянула руку к затылку и распустила свои длинные светлые волосы. Я прижимал ее к себе, и она бормотала мне в ухо, что все будет хорошо, мне не надо волноваться, я хорошо перенесу операцию, – и тут зазвонил телефон.
