Ольга Лаврова - Бумеранг
— Он, — говорит Пал Палыч. — Не было впечатления, что вот, мол, балбесы, а на редкость чисто орудуют?
— Мелькнуло, — признает Томин.
— А они балбесы?
— Да, Зиночка. Здесь, — Пал Палыч касается лба, — небогато. Между прочим, насколько слаженно они крали, настолько сейчас действуют вразброд.
— Отсутствует моральная сплоченность? — хмыкает Томин.
— И они абсолютно не собирались попадаться! К этому не готовились.
— Самонадеянность? К чему ты клонишь, Пал Палыч?
— Что кто-то их натаскал, Зинаида. Внушил веру в успех. Сплотил, — отвечает за него Томин. — Так?
— Так, Саша. Уровень замысла и исполнения выше, чем их способности. Пахнет башковитым режиссером!.. Я занимался арифметикой. Что изъяли при обысках, вы знаете. Сильно меньше, чем рассчитывали. Складываем: изъятые деньги, плюс стоимость купленных вещей, плюс то, что пропили-прогуляли. В итоге у каждого не хватает большой суммы, которая неизвестно куда делась. Они выражаются туманно: утекла.
— А не припрятали?
— Фокус, Зиночка, в том, что не хватает примерно поровну.
— Ты их шевельнул? — спрашивает Томин.
— На режиссерскую тему? В штыковые атаки ходил! Не пробьешься, рот на замке.
— Если был уговор четвертого не выдавать, значит, все-таки обсуждали… — начинает Кибрит.
— Вариант поимки? — заканчивает Пал Палыч. — Я грешу на очные ставки. Такая иногда коварная штука!
— Слушай, Зинаида, слушай! Новое слово в уголовном процессе! Я тебе выловил из водички Калмыкова, он назвал остальных, а те строят невинность. Как было не дать очных ставок? Да ты их вскрыл Калмыковым, будто консервным ножом!
— Но тот же Калмыков мог сигнализировать: признаемся от сих до сих, учителя оставляем за кулисами.
— А! Что толку гадать? Опять Томин, опять ноги в руки. Теперь ищи режиссера. Сколько одной обуви сносишь!
— Попробуем сберечь подметки, — улыбается Пал Палыч. — Составь мне список знакомых Колесникова, Калмыкова и Тутаева.
— И дальше?
— Есть одна мыслишка, авось сработает.
* * *Вероника Антоновна выходит из лифта, отыскивает нужный номер квартиры. Собравшись духом, нажимает кнопку звонка.
В дверях появляется хорошенькая, совсем еще юная девушка.
— Здравствуйте, вам кого? — вопросительно произносит она.
— Вы сестра Дашеньки Апрелевой?
— Да…
— Могу я повидать вашу маму?
Девушка делает движение внутрь, но какое-то сомнение заставляет ее вернуться.
— А зачем?
— Понимаете… Я Былова…
Девушка приглушенно ахает.
— Марат — ваш сын? — шепчет она.
Вероника Антоновна кивает. Девушка тянет ее из прихожей на лестничную площадку.
— Я не пущу вас к маме! Зачем вы пришли? Как вы могли прийти к нам?!
— Я должна узнать… что произошло тогда с Дашенькой и Колей… Мне намекнули, будто Марик… будто он в чем-то виноват…
— Он во всем виноват! Он их бросил, а мог спасти! Он все равно что убийца!
— Как вы можете это говорить?!.. — заклинает Вероника Антоновна в ужасе.
— Это все говорят! Все, кто там был!
* * *А Марат, не чуя беды, готовит новую «постановку». Будущие исполнители — «экскурсовод» Миша и водивший автобус Сергей — сидят у него над чертежом, по которому Марат водит указкой.
— Во дворе вас высадят, перед вами будет второй корпус от въездных ворот, — говорит он.
…Былова в своей комнате ставит на проигрыватель пластинку с собственной записью и тихо выходит в коридор.
… — План первого этажа, — продолжает инструктировать Марат. — Это коридор.
— Людный? — осведомляется Миша.
— Нет. Левая стена вообще глухая — зал заседаний. Справа — библиотека, медпункт и одна лаборатория. Коридор упирается в вестибюль, здесь касса. К ней надо успеть без четверти два: деньги будут уже готовы, а получатели еще не явятся. Третьим пойдет парень в форме военизированной охраны. Он блокирует коридор и в случае чего даст вам дополнительное время.
— На что нам лишний? — говорит Миша, испытующе глядя на Марата. — Шел бы сам.
— Я?..
— Ты же гарантируешь безопасность.
— Миша, меня там знают, — выворачивается Марат. — Иначе бы с радостью!
— Надежный? — спрашивает Сергей. — Парень-то?
— Надежный. Раньше выкупал у проводников пустые бутылки — с поездов дальнего следования. И, естественно, сдавал.
— Сколько имел? — с живым интересом спрашивает Миша.
— Точно не скажу, но жил не тужил. А теперь насчет бутылок, сами понимаете… Обиделся человек, озлился. Надежный.
— Всех прижали, дышать нечем! — ярится Миша. — Кому, к примеру, мешали наши экскурсии? А нашлась сволочь — стукнула! Сторожа нашего с автобазы поперли, такое милое дело загубили! Тут хуже сатаны озлишься!
— И еще комиссия, — сопит Сергей.
— Какая комиссия?
— По трудоустройству, — отвечает Миша. — Довели нас с Серегой: идите работать, идите работать…
— Это не страшно. Оформлю вас в сторожа. Ночь дежуришь — практически просто присутствуешь, — двое суток гуляешь. Тепло, светло, диванчик, и не обязательно коротать время одному. В самый раз для румяных молодых людей.
Приятели переглядываются: пожалуй, годится.
— А чего платят? — вопрошает Сергей.
— Ты намерен жить на зарплату? Что вам зарплата, други, когда деньги везде! Читаешь вывеску «Продмаг», думаешь: это сколько же? «Почта» — то же самое. По улице пройти невозможно — сплошные искушения! «Парикмахерская» — деньги, «Аптека» — деньги. «Сувениры», «Мебель», «Кафе», «Парфюмерия» — везде лежат, родимые, ждут умелых рук! Обезуметь можно!
В глазах Марата и впрямь тлеет диковатый огонек. Парни наэлектризованы соблазнительными речами. Через минуту Серега нарушает воцарившееся молчание, прислушиваясь к меланхолическому романсу за стеной.
— Это мать, да? Как жалостно поет-то, прям за сердце…
— Однако вернемся к делу. — Марату претит обсуждать с ними материнское пение.
— Главный вопрос — влезть в кассу. Шухер подымется, — говорит Миша.
— Предусмотрено, — кивает Марат. — За что себя уважаю — умею придумать нестандартный ход. Кассирша отопрет сама.
— Шутишь!
— Ничуть. Под дверью кассы ты, Миша, — у тебя натуральней получится — кричишь отчаянным голосом: «Марья Петровна! Скорей, Федор умирает!» Это хорошенько отрепетируем.
— Кто такой Федор?
— Обожаемый муж кассирши, трудится рядом в лаборатории, — показывает на плане, — больное сердце. Естественно, она бросится к умирающему супругу. Как только откроет дверь, зажимаете ей рот и оглушаете по голове.
— Это давай ты, — говорит Миша приятелю.
— Ладно.
— Остается взять деньги и уйти через подъезд, который я показывал. Там будет ждать синий «Москвич»…
— На словах все проще пареной репы.
— Не на словах, Миша. Люди со мной уже работали, и весьма успешно!
…Мы видим переднюю, где Вероника Антоновна, стоявшая под дверью комнаты Марата, медленно отступает, держась за голову. Она все слышала и все поняла о сыне до конца.
* * *Пал Палыч осуществляет свою «мыслишку».
— Держите бумагу, — вручает он Сене Калмыкову чистый лист. — Пишите сверху: «Следователю Знаменскому». Пониже: «По вашей просьбе собственноручно составляю перечень своих знакомых».
— А для чего? — подобострастно спрашивает Калмыков.
— Для приобщения к делу. Следствие, суд и адвокаты должны знать, в каком кругу вы вращались. Если сочтут нужным, кого-то попросят вас охарактеризовать.
…Теперь перед Пал Палычем Сема Тутаев. Он заполнил лист донизу, перевертывает, задумывается.
— Всех-всех писать?
— Конечно. Наверно, будут и положительные отзывы?
— Обо мне? А то как же!
— Вот и пишите. Учтем.
…Завершение процедуры мы наблюдаем с участием Ильи Колесникова.
— Вот, пожалуйста. Все. — Он протягивает Пал Палычу три листка, густо испещренных именами. — Отдельно я озаглавил «Друзья», отдельно «Разные знакомые».
— Многочисленное общество.
— Старался уж никого не забыть, гражданин следователь!
* * *— Какой вечер чудесный, — говорит Стелла, выходя с Барсуковым из подъезда его дома. — Где ваши окна?
Он ведет ее за угол и показывает.
— Отсюда слышно, если кто-нибудь из ребят проснется и заплачет?
— Они не просыпаются!
Однако Стелла садится на скамью, и он опускается рядом. За незначительными фразами, из которых вяжется разговор, проглядывают взаимный интерес и симпатия.
— Почему плаксики, Леша? Боевые ребята. Оптимисты.
— До года стоял дружный рев — прозвище по старой памяти. А моя мать зовет барсучата. Барсуков — барсучата… Спасибо вам, что пришли.
— Вам спасибо, очень вкусно накормили. Для мужчины вы образцово ведете дом.
