Марко Незе - Спрут 3

Марко Незе

СПРУТ 3

Судебный процесс

Боже мой, неужели все-таки бывает, что люди вершат суд над человеком действительно по справедливости? Или же правосудие — один обман, фикция, фальшивая монета?

Когда в зал судебного заседания вошел комиссар Каттани, наступила глубокая тишина. Он шел по залу, высоко подняв голову, щурясь от слепящих вспышек камер фоторепортеров. Все уставились на него, чтобы получше рассмотреть. Стоявшие в проходе полицейские почтительно расступились, пропуская его. Этот процесс был детищем комиссара. Он выстроил его, кирпичик за кирпичиком. На редкость интересное дело!

Да нет, мало сказать — интересное. Просто захватывающее!

Коррадо Каттани был мужчина лет сорока, высокий и довольно плотный, темноволосый, с суровым смуглым лицом. За несколько лет до того его направили в квестуру[1] города Трапани руководить оперативным отделом — полицейским подразделением, постоянно находящимся на передовой как при выполнении специальных операций, так и при несении обычной службы.

Все в городе сразу заметили, что он настойчив и непреклонен, не боится, а даже любит рисковать. Он очень энергично повел несколько дел и вскоре смог лично убедиться в том, насколько иногда обманчива внешняя оболочка: он раскрыл, что некоторые деятели, пользовавшиеся в обществе хорошей репутацией, в действительности оказались весьма сомнительными личностями.

Глазам Каттани открылся истинный облик видного адвоката, известного банкира, нескольких предпринимателей. Хищные звери — вот кто они. Жадные, ненасытные, как пиявки. Ради денег способные на все.

Их богатство и высокое положение было плодом различных грязных махинаций. Они контролировали подпольный рынок наркотиков, международную торговлю оружием, занимались незаконными валютными операциями. И самое поразительное — эти люди связаны с Римом, где у них имелись сообщники в некоторых прогнивших политических кругах, а также и в секретных службах.

Каттани собрал неопровержимые улики. Но использовать их не смог. Комиссара связали по рукам и ногам, полностью обезоружили, похитив его дочь Паолу.

Девочка и после освобождения не оправилась от пережитого шока и через несколько месяцев покончила жизнь самоубийством. Шантаж, жестокая месть, которым подвергся Каттани, не могли не оставить в его душе навсегда глубокого следа.

Один за другим были уничтожены также и друзья и самые преданные сотрудники комиссара. На него самого тоже было произведено покушение, и он остался жив только чудом. Но за спасение комиссара заплатила своей жизнью его жена Эльзе. В последний момент в отчаянной попытке защитить от пули она прикрыла мужа своим телом.

В итоге вокруг имени Каттани создался ореол некоего легендарного героя. Но жизнь его разлетелась вдребезги, сердце было разбито, и он остался совершено один на свете.

Сейчас этот судебный процесс приобретал для него, помимо всего, значение реванша, сведения личных счетов. «Вы оставили вокруг меня выжженную пустыню, — наверное, так думал Каттани, — но, черт вас дери, вы все дорого мне за это заплатите: до конца своих дней будете обречены гнить в тюрьме». И словно прочтя его мысли, адвокат Терразини послал ему из клетки обвиняемых[2] презрительную усмешку.

Профессор же Лаудео, наоборот, совершенно не удостоил его вниманием. Это был глава таинственной и влиятельной ассоциации, он обладал важными связями и знакомствами почти во всем мире. Лаудео лелеял надежду втянуть в свою организацию и Каттани, чтобы сделать сговорчивее и держать под контролем. Но тщетно. Комиссар не клюнул на посулы, все попытки подкупить его были напрасны.

Беспокойнее всех вела себя за прутьями клетки графиня Ольга Камастра. Она то и дело метала на комиссара испепеляющие взгляды. Не могла простить ему, что он стал ее любовником лишь для того, чтобы до конца выведать секреты их шайки.

Каттани уселся в сторонке в последних рядах. Зал гудел от шума приглушенных голосов. Этот неясный гул волнами докатывался до комиссара. Голова у него была словно пустая. Не раз он уже успел пожалеть, что пришел сюда. «Зачем я здесь?» — спрашивал он себя.

Он находился здесь потому, что в этот день должен был быть оглашен приговор. «Это мой последний шанс», — говорил он себе. Какой-то журналист отвлек его на минуту идиотским вопросом: «Какое чувство вы сейчас испытываете?» И комиссар вместо ответа лишь опустил голову, пытаясь сдержать раздражение.

Но вот в развевающихся тогах появились присяжные. Гуськом, с насупленными физиономиями, шли с трехцветными лентами через плечо, за ними шествовал председатель суда — господин величественного и властного вида, который очень понравился Каттани.

Кто знает, а вдруг человек и впрямь может дождаться справедливости?

Председатель суда устремил взгляд в глубь зала. Человек двадцать стоя ожидали в тишине оглашения приговора. Председатель водрузил на нос очки в золоченой оправе и прочистил горло.

«Именем итальянского народа…» — начал он. И зачитал далее решение суда. Графиня Ольга Камастра оправдана ввиду недостаточности улик. Адвокат Терразнни приговаривается к двум годам тюремного заключения за вывоз капиталов за границу. Однако осужден условно и может спокойно считать себя свободным.

Для Лаудео сошло не так гладко: ему влепили пять лет тюрьмы за некоторые уж слишком некрасивые финансовые махинации.

В первом ряду адвокаты защиты обменивались сияющими улыбками. За прутьями клетки в глазах Терразини сверкали торжество и вызов. Все наиболее серьезные обвинения полностью отпали. Все то, что сообщил суду Каттани, по существу, не возымело никакого действия.

Душу комиссара переполняло острое чувство возмущения. Он готов был громко закричать, наброситься с кулаками на судей. Отчаянным усилием волн ему удалось взять себя в руки и поспешить к выходу.

Вслед устремились репортеры, суя ему под нос свои микрофоны. Каттани спрашивал себя, как же теперь он будет жить дальше. Он думал о дочери, но никак не мог вспомнить ее лицо в тот день, когда похитители ее отпустили. В том городском сквере у девочки на бледном личике застыло выражение отчаяния. Когда он попытался ее обнять, она его даже не узнала. Начала кричать, охваченная диким страхом.

У него в мозгу запечатлелся и другой образ, теперь он всплыл, пронзая сердце острой режущей болью: обезумевшая дочь, бросившаяся в чашу фонтана в парке клиники и там утонувшая…

Душу ему жег огонь ненависти и острой обиды. Перед глазами встало изрешеченное пулями тело судьи Бордонаро. Вспомнились и заместитель комиссара Альтеро, и полковник Ферретти, которых застрелили, когда те вот-вот должны были раскрыть имена виновников самых скандальных махинаций…

Все одни и те же: Лаудео, Терразини и их влиятельные друзья. Каттани возлагал надежды на закон. Он называл их имена в докладе, где точно и подробно изложил все факты. Но ничего не попишешь. Судьям оказалось этого недостаточно, и все кончилось ничем.

Да нет, разве может человек рассчитывать на справедливость?

До самого вечера комиссар, борясь с душившей его яростью, бродил по улицам без всякой цели. Наконец сел на набережной и стал глядеть на реку. Тибр тяжело катил свои воды меж церковных куполов и серых громад зданий. В темных его волнах тускло отражались вечерние огни.

Каттани встряхнулся, провел ладонью по лицу, словно желая стереть следы гнетущего отчаяния. Сел в машину, направился к дому. Магазины были уже закрыты, городские улицы опустели.

Он свернул на окраинную улочку, и ему открылась сцена, заставившая его резко затормозить. На перекрестке он увидел костер, освещавший гревшуюся у него совсем юную проститутку, почти девочку.

Он повернулся, чтобы получше разглядеть ее сквозь стекло машины. А она, вертя бедрами и покачиваясь на худых ногах без чулок, ему широко улыбнулась.

Каттани подошел к ней.

— Чао! — промяукала девица, стараясь придать своему голосу возможно большую сексуальность. Вблизи она казалась еще моложе. Лицо у нее лоснилось от крема, на губах было слишком много помады.

— Эй! — зазывно пропела она. — Знаешь, как меня называют? Принцессой. Ну давай, иди сюда, убедись, что за молодчина Принцесса.

За версту было видно, насколько притворны ее веселость и развязность. В глазах у «принцессы» застыло выражение той безысходной печали, отпечаток которой лежит на таких слишком рано созревших девушках.

— Сколько тебе лет? — спросил Каттани,

— Скоро шестнадцать.

Комиссар подошел к ней почти вплотную. С горечью и болью он всматривался в ее лицо. Губы его дрогнули. Наконец ему удалось выдавить:

— Теперь моей дочери было бы примерно столько же, сколько тебе…

Он снял пиджак, хотел набросить его на плечи «принцессе»,