Элена Форбс - Умри со мной
Адам забрал обе ее руки в свои, заглянул в глаза серьезно и почти оскорбленно:
— Ты передумала?
— Нет, но…
Ну и дурища же она! Еще не хватало портить вечер с Адамом из-за какого-то расследования! Все равно уже поздно, Никола, конечно, давно спит.
— Тогда пойдем.
Адам крепко взял ее под руку.
Бросив напоследок взгляд на окно Энджела, Донован позволила себя увести. Какой смысл сейчас тревожиться? Работа подождет до утра. Она надеялась, что завтра не опоздает и не будет мучиться похмельем. Тогда и позвонит Николе.
Они пересекли шоссе и зашагали вдоль лужайки.
— Это здание называется Пицхэнер-мэнор, — пояснил Адам, когда они проходили мимо большого дома, стоявшего поодаль от дороги за оградой кованого железа. — Когда-то, еще в девятнадцатом веке, он принадлежал архитектору сэру Джону Соуну. Теперь, как ни печально, он перешел в собственность муниципалитета — здесь Публичная библиотека Илинга — и смотреть стало не на что.
Донован кивнула, имя ничего ей не говорило, только почему-то напомнило о книжной лавке Энджела. Энджел… Никак не удается выкинуть его из головы. На нее вдруг навалилась ужасная усталость. Пожалуй, ей и вправду лучше отправиться домой. Пусть сейчас поздно звонить Николе, зато можно успеть хорошенько выспаться. В теперешнем настроении ей лучше всего побыть одной.
Внезапно остановившись, Сэм повернулась к Залески:
— Послушай, Адам, ты не очень огорчишься, если я пойду домой?
— Тебя что-то беспокоит?
— Да работа… Прости. Никак не могу от нее отключиться.
— Уверена, что дело только в этом?
Донован разглядела разочарование в его глазах и вдруг почувствовала себя виноватой, из-за того что заговорила о работе. Эта чертова работа! Вечно встает у нее на пути.
— Конечно. Я чудесно провела вечер. Спасибо тебе.
— Хочешь пойти домой — пожалуйста. Я действительно ничем тебя не обидел?
— Да что ты, вовсе нет! — Сэм улыбнулась, стараясь ободрить его. — Правда, причина одна — наше расследование. Я очень сейчас занята, вот и все.
— Понимаю. — Адам медленно покивал. — Твоя работа, видимо, очень для тебя важна. Даже на один вечер не получается отключиться.
Важна? Разумеется, И все-таки Донован ругала себя, что вылезла с этой темой.
— А как насчет одной-единственной рюмочки? — спросил он. — Мой дом на самом деле совсем рядом. Потом я вызову для тебя такси.
Донован колебалась, видя у него на лице нетерпеливое желание, и наконец кивнула:
— О'кей. Всего по одной, это будет чудесно.
Он опять взял ее за руку, и они отправились мимо стены, окружающей большой сад особняка Пицхэнер, и дальше, по боковым прилегающим улочкам, вдоль низких краснокирпичных эдвардианских домов.
Квартал оказался странно безлюдным, навстречу им попалась лишь полная пожилая женщина, закутанная в мешковатый анорак. Она выгуливала маленького коричнево-белого рассел-терьера. Когда они проходили мимо, собачонка подскочила к Залески, начала бегать вокруг его ног, подпрыгивала, лаяла, словно желая поиграть. Им пришлось остановиться.
— Вы что, не можете унять собаку? — закричал Залески вслед женщине, пытаясь отогнать терьера. — Ее положено водить на поводке!
— Простите! — Хозяйка собаки бегом кинулась к ним и подхватила выдирающуюся собачонку на руки. — Обычно Фрэд так себя не ведет.
Она оправдывалась, однако по тону было ясно, что в поведении собаки женщина винит Залески. Она ушла своей дорогой, крепко удерживая под мышкой терьера, все еще яростно сражающегося за свободу.
— Ненавижу собак! — злобно буркнул Адам, как только женщина отошла. Он обмахнул брюки, как бы стирая собачьи следы, взял Сэм под руку, и они двинулись дальше.
— Эта была определенно чересчур резвая, — заметила Донован, желая развеять возникшее напряжение.
Любопытно, как собаки и кошки чувствуют людей, которым они не нравятся. Донован любила собак, да и вообще всякую живность, и ей реакция Адама показалась неадекватно бурной и неприятной. Впрочем, обсуждать эту тему она не собиралась: может, он рос в доме, где было не принято держать животных.
Залески в ответ натянуто улыбнулся, и дальше они шагали в молчании. Через две-три минуты Залески остановился перед невысоким домом на две семьи, похожим на все другие на этой улице, и толкнул невысокую деревянную калитку, придержав ее для Донован. Калитку не мешало бы покрасить, но небольшой садик выглядел ухоженным и аккуратным, даже мусорные баки спрятаны под навес. От дороги сад отделяла высокая, красиво постриженная живая изгородь.
— Вот мы и пришли! — объявил Залески, ведя Сэм по короткой дорожке к входной двери. — Это мой дом!
Закончив разговор с Николой, Тарталья тут же позвонил на сотовый Дикенсон. Она ответила; фоном в трубке Тарталья услышал шум машин.
— Проверь для меня одно имя, — попросил Тарталья.
— А я уже по пути домой, на Хаммерсмитском мосту.
Конечно, ведь уже поздно. Тарталья никак не мог винить Дикенсон, тем более в ее-то положении, однако сейчас совсем не то время, чтобы сбегать домой.
— Кто-нибудь из наших остался?
— Дэйв с Ником только что вернулись. Они проверяли информацию, которую вы мне дали. Извините, я думала, мне уже можно уйти.
— Послушай, это срочно! Думаю, что Адам Залески и есть Том. Позвони им, пусть проверят, работал ли он когда-нибудь в КАП, а если да, то кем.
В трубке повисла напряженная тишина. Затем Дикенсон проговорила:
— Залески… Вы говорите про нашего свидетеля? Про гипнотизера?
— Ну да! — резко ответил Марк — ему было не до длительных объяснений.
— Боже мой! Сэм сейчас как раз ужинает с ним!
— С Адамом Залески? — Сердце Тартальи ухнуло вниз. — Как же… Черт! Где?
— Не знаю. Господи!
— Срочно звони Дэйву и Нику! Мне требуется адрес Залески. Срочно!!! Живет он где-то в Илинге. И пошли туда людей с ордером. Мы должны разыскать его, прежде чем…
Голос у него сорвался при мысли, что может произойти. Слава богу, у него есть мотоцикл. В Илинг он домчится минут за двадцать. Даже за пятнадцать, если повезет…
34
Донован подождала, пока Залески отопрет дверь, и вошла следом за ним. В доме пахло сыростью и чем-то затхлым, но после холодного вечернего воздуха было приятно тепло. Первое, что бросилось Сэм в глаза, когда Адам включил свет в холле, — большой портрет маслом человека в берете и военном мундире. Похожие портреты она видела в Польском клубе.
— Это мой дед, — пояснил Адам из-за спины Сэм. — В свое время был настоящим героем.
Она обернулась:
— Совсем не похож на тебя. Какой у него свирепый вид!
— Он и был свирепым, — мрачно ухмыльнулся Залески. — Теперь, слава богу, он мертв. И моя бабка — тоже. Это был их дом. Тут я и вырос.
Адам помог Сэм снять куртку и пристроил на прибитую высоко на стене вешалку темного лакированного дерева. Крючками служили рога неведомых маленьких зверушек. В середине тускло поблескивала медная табличка с надписью, но прочитать ее Донован не сумела.
Адам провел ее в небольшую гостиную:
— Располагайся как дома. Сейчас принесу водку.
Донован присела на диван, ей вдруг стало не по себе. Их дом в Туикнеме, где семья жила до того, как Сэм поступила в университет, был похож на дом Залески, но атмосфера в нем царила совсем иная: шумная, безалаберная и веселая. Полно животных, постоянные гости, которые то приходили, то уходили, а в результате — вечный беспорядок и ощущение, что вещи находятся в состоянии непрерывного перемещения. А тут все так чинно и официально: жесткая спинка дивана, резные подлокотники, накидка из дорогого камчатного полотна — в их доме она не продержалась бы на месте и секунды. Выцветшие шторы с туго натянутым ламбрекеном, висящее над каминной полкой зеркало в резных позолоченных завитушках, слишком громоздкое для такой небольшой комнаты, будто предназначалось оно для просторного зала. Тихонько тикают в углу на карточном столике красного дерева часы. В сумеречном свете Сэм почудилось, будто она шагнула в прошлое и в другой мир, не совсем английский. Дом напоминал ей музей, где все предназначено для показа, а не для житья. Неужели Адам здесь вырос и живет до сих пор?!
Залески вернулся с небольшим деревянным подносом в руках. Из серебряного ведерка со льдом выглядывала бутылка с ярко-желтым ярлыком; две рюмки, уже наполненные до краев, запотели от ледяной жидкости. Адам поставил поднос на длинный низкий столик, накрытый вышитой салфеткой; в ее расцветке преобладали бледно-красные и синие цвета, повторяющийся узор изображал что-то вроде герба, очевидно, герба семьи Адама. Он протянул Сэм рюмку, присел с ней рядом, небрежно закинув руку на спинку дивана. Донован вдруг взволновала его близость, она гадала, когда он поцелует ее и собирается ли это сделать.
