Железная роза - Обер Брижит
Семнадцатый день — суббота, 24 марта
Кто-то стучался в дверь, хотел войти… Надо бежать, предупредить Марту, спасаться… Они уже там, за дверью… Марта! Где Марта? Ее место на кровати рядом со мной было пусто. Еще не вполне проснувшись, обливаясь холодным потом, я закричал:
— Марта!
Марта сидела рядом и протягивала мне стакан молока. Она погладила меня по взмокшему лбу.
— Тебе приснился кошмар… Ты звал меня…
— Мне снилось, будто кто-то стучится в дверь… Слышишь?
Тот же отрывистый стук! Я весь напрягся, но тут же расслабился. Просто это ветка с регулярными интервалами ударяла по окну. Все так же лил унылый, хмурый дождь, который почему-то наводил на мысль о медленно текущих реках, по которым плывут утопленники. Марта подала мне стакан:
— Выпей. А потом я сменю тебе повязку.
Я выпил молоко. Она начала обрабатывать мне руку умело и энергично и при этом продолжала говорить. А я испытывал нервное возбуждение и все думал и думал про эту проклятую аварию.
— Послушай, Марта, но как так получилось, что я взял пассажира и совершенно забыл, что это был мой родной брат?
— Мы уже об этом говорили с тобой. Ты забыл все, что происходило до, во время и после аварии. Классический случай травматической амнезии, характерный для такого рода катастроф.
— Но Грегора, черт возьми, я вспомнил бы!
— Вовсе нет, если ты действительно считал, что берешь автостопера. Возможно, Грегор не пришел на встречу в этот ресторан. Не забывай, он был беглец, скрывался, к тому же прошел специальную подготовку, привык не доверять, хитрить. Возможно, он встал у дороги чуть подальше. Может, хотел сохранить инкогнито, сперва изучить тебя, прежде чем открыться.
— И он погиб в тот день рядом со мной, и мы даже не успели поговорить. Это ужасно!
Марта положила мне руку на плечо и ласково сжала. Она перевела разговор на другое, но новая тема тоже была отнюдь не веселая.
— А кто был тот человек, который пытался убить нас тогда в нашем доме?
— Фил, мой сообщник. Я, как дурак, позволял Максу, другому моему сообщнику, крутить мной, как он хотел. Господи, мне это все кажется таким далеким…
— А ограбление в Брюсселе — это ваше дело, да?
— Да. Я женился на шпионке, ты вышла замуж за грабителя…
— А ты мне до сих пор еще не сделал предложение.
Я повернул голову и взглянул на Марту, которая старательно занималась повязкой.
— Не думаю, что я могу стать идеальным кандидатом в мужья. И потом, что будут делать наши детишки, когда я буду отбывать срок в тюрьме, а ты гоняться за военными преступниками?
Марта улыбнулась и аккуратно закрепила повязку на плече лейкопластырем.
— Ну вот и все. Жорж, а почему бы нам не взять и не уехать? Пока не поздно. Махнуть рукой на всю эту историю. Мне все равно, кто ты. Уедем на юг, пока полиция не вышла на твой след. Зильберман мертв, Грубер мертв, да и «Железной Розе», чтобы выйти на тебя, понадобится много времени. Давай уедем вдвоем.
— А я думал, ты посвятила свою жизнь делу бригад.
— Теперь я свою жизнь посвящаю тебе. Похоже, у меня пропало желание жить всю жизнь в мстительной злобе. Думаю, мне нужно плюнуть на прошлое.
— Но я не могу позволить этим сволочам спокойно осуществлять свои планы, не могу.
— И что ты собираешься делать?
— Найти этот список и опубликовать. Я хочу уничтожить их.
Марта вздохнула:
— Жорж! Невозможно найти этот проклятый список. Грегор умер и унес с собой свою тайну. Ты только погубишь себя. Себя… и меня.
Я понимал, что Марта права. Понимал, что совершенно бессмысленно сражаться с призраками. Если бы только не эта горечь, отзывавшаяся болью в голове. Не потребность в уверенности. Как я понимал людей из бригад, которые в течение пятидесяти лет продолжали дело тайного мщения! Я вспомнил свою мать, вспомнил эту опустившуюся шлюху с садистскими наклонностями, которая была моей матерью, но ведь когда-то она, наверное, была юной студенткой в весеннем платье. Нет, я не мог так просто бросить это.
Пронзительная боль, к которой я уже привык, начала стучать мне в виски.
— Что с тобой?
— Ничего особенного, голова болит. Такое ощущение, будто сквозь череп пытается пройти сверло.
В комнате стояла серая полутьма. Хмурый, пасмурный день, как после сильного перепоя. В этой пустой комнате мы в нашей грязной одежде смахивали на потерпевших крушение в жизни, и матрац, на котором мы сидели, был похож на спасательный плотик.
— Интересно бы знать, к какому острову он нас вынесет…
— Каждый человек — свой собственный необитаемый остров, разве не так? — вставая, бросила Марта.
Она сняла свое слишком нарядное платье и надела мои запасные джинсы и свитер. Джинсы оказались ей велики, и она подпоясала их ремнем. Я тоже поднялся, содрал грязную рубашку, натянул чистую водолазку, протер лицо смоченной в воде ватой. Марта права. Невозможно вечно прятаться здесь, подобно крысам, боящимся света. Я застегнул ремень.
— Дай мне двадцать четыре часа. После этого уедем.
Она взглянула на меня:
— Ладно. С чего начнем?
— Вот с этого.
Я притянул ее к себе и поцеловал. Пусть день начнется с хорошего.
Было раннее утро. Запах мокрых листьев и влажной земли успокаивал, как прохладная рука, положенная на пылающий в горячке лоб. Шлепая по лужам, мы под дождем добежали до машины. Где-то лаяла собака. Лаю вторил звон коровьего ботала. Над трубами в деревне поднимался дым, наводя на мысль о чашке горячего кофе, толстенном бутерброде и свежей газете, принесенной почтальоном. А ведь я никогда не знал такой вот мирной и надежной жизни, в которой всякое твое действие является одновременно вчерашним, сегодняшним и завтрашним.
Я был еще слишком плох, чтобы вести машину, и за руль села Марта. По пути она рассказала, что к нам приходили мусора. Как раз в тот день, когда я позвонил. Комиссар Хольц, женевский коллега Маленуа, самолично явился и задал кучу коварных вопросов, однако все время оставался крайне учтив. Марта играла полную идиотку. Но за нашим домом, очевидно, установлено наблюдение. Так что о том, чтобы заехать туда и взять вещи, нечего и думать.
