Стивен Джонс - Ужасы. Замкнутый круг
— Тетя Хельга! — вскричала Люси. — Ты же сказала, что они спаслись, что невредимыми добрались до Палестины!
— Такова их Земля обетованная, — сказал Гаральд. — Бедные маленькие дьяволята…
— Луиза, я тебе солгала, — ответила тетя Хельга. — Все это слишком грустно.
Семью Ротмайеров выследили и арестовали на окраине города, пока они ожидали машину, которая должна была отвезти их к швейцарской границе.
— Господи боже мой, что я могла сделать?! — заламывая руки, вскричала тетя. — Я помогла фрау Ротмайер застегнуть их пальтишки, надеть ботиночки. Вечером, когда я уже благодарила Всевышнего за спасение, позвонил герр Штейн, ее брат. Машина приехала слишком поздно… Он видел, как арестовали его сестру и детей. Бедняга, я думаю, что от этого разум его и помрачился. На следующий день я уезжала к Августу. Уже даже вещи собрала… На получение разрешения ушли недели.
— Ты уверена, что всех Ротмайеров… не стало? — прошептала Вики. — И матери, и троих малышей?
— Я уверен! — рявкнул Гаральд.
— Мы посылали запрос в Красный Крест, — с трудом проговорил Август. — Я писал в Америку. Надеяться бессмысленно.
Но все же с этого мгновения Люси стала надеяться. Теперь ее занимали окна, выходящие на дорогу. То и дело она выглядывала в окошки и видела, как они идут по дороге. Такие же тощие, как Гаральд, они шли, прижимая к себе игрушечного тигра, мишку и маленькую деревянную лошадку.
Эти грезы ей нравились куда больше снов, которые сделались стылыми и тревожными. Когда Люси смотрела на брата, то видела безжизненное выражение лица и шевелящиеся губы, словно тот беззвучно молился. В доме постоянно слышались постукивание, царапанье и такой звук, словно что-то сверлят, это продолжалось вновь и вновь, порой будто бы доносились голоса — то ли младенца Христа, то ли пропавших детей, просящих их впустить. По ночам она просыпалась от воплей отца, которому снились кошмары, и мать успокаивала его.
В канун шестого декабря, дня памяти святого Николая Чудотворца, возле двери кабинета все выставили по башмаку. Люси и Джо положат каждому тщательно выбранные подарки из американского магазина: мыло, носки, духи. Но что они получат взамен?
— Наверное, они пошутят, — решил Джо.
— Шшш, — тихонько прошептала Люси, совсем как мама или тетя Хельга. — В канун Рождества нас ждут самые настоящие дары…
Без четверти шесть было страшно холодно и темно, хоть глаз выколи. Еще пару часов электричество включать не будут, поэтому они положили подарки в башмаки и с помощью фонарика Джо отыскали свои собственные. Скоро тетя Хельга спустится вниз, чтобы при свете свечи растопить кухонную плиту. Дети уселись прямо на лестницу и уткнулись носами в апельсины. На них были свитера и брюки, а сверху еще и халаты.
— Я поеду домой, — заявил Джо.
— Ты не можешь так поступить, — сказала Люси, которая даже не стала делать вид, будто не поняла. — Ты еще маленький. И должен остаться с мамой.
— Она согласится со мной. — В голосе мальчика слышалась непреклонная решимость.
— У папы на тебя планы.
— Папа может приехать в Америку, чтобы повидаться со мной. Он тоже должен был уехать с нами тогда.
— Джо, они в самом деле стараются изо всех сил… даже тетя Хельга.
— Она плохая, — твердо стоял на своем Джо, сминая апельсин. — Это жуткое место. Подумай о дяде Маркусе и том бедолаге, который свалился с крыши.
— Это война виновата. Джо, ты должен остаться здесь.
— Да этот дом не лучше, чем концлагерь.
Эта фраза рассердила и возмутила Люси.
— Ты с ума сошел! — холодно решила она. — Ты хоть представляешь себе, каково было в тех лагерях?
— Да!
Тетя Хельга заскрипела ступеньками и вскоре обнаружила в своей старой синей бархатной тапочке подарок.
— Лавандовое мыло! — вскричала она. — Сколько лет я его не видала!
Гаральд вытеснил Августа из кабинета, где он принимал теперь корреспондентов. В обычный распорядок дня пришлось внести и другие изменения, поскольку дети готовились к поступлению в немецкую школу. Даже Люси придется год отучиться в гимназии перед тем, как она попытается поступить в университет. Мама натаскивала их в математике, а Гаральд — в немецкой грамматике. Общее мнение сводилось к тому, что отлично выучить немецкую грамматику настолько сложно, что Люси и Джо, возможно, никогда не преуспеют в этом, что помешает им претендовать на ряд профессий.
Август обнаружил, что Люси читала все его романы и в подлиннике, и в переводе. Он выкроил четыре часа в неделю, чтобы заниматься с дочерью литературой. Они спорили и весьма смело излагали свои мысли. А потом оба умолкли в изумлении: Люси потому, что говоривший был мужчиной и писателем, а Август оттого, что эта резкая, энергичная американка была его дочерью. Тетя Хельга, которая приходила прервать семинар, изобрела поговорку: «Дети превращаются в людей».
Нападало довольно много снега, и все радовались, потому что не всегда в Байтбахе выдавалось снежное Рождество. Самыми холодными месяцами были те два генерала, что некогда разгромили Наполеона: январь и февраль. Люси, которая как-то раз бродила по кабинету, выглянула из окна и обмерла. Тот молодой человек стоял сейчас совсем близко, прямо в саду, и смотрел на дом с таким страданием и ужасом, что кровь стыла в жилах.
— Папа, — прошептала Люси. — В саду кто-то есть!
— В чем дело? — уточнил Август. — Кто-то пришел за дровами?
Где-то из недр дома донеслось постукивание, нарастающая череда тихих ударов, звуки стали громче, а потом все стихло. Люси была уверена в том, что стук слышат все.
— Я вижу молодого черноволосого мужчину, — быстро проговорила она. — На нем длинное черное пальто… на котором какое-то желтое пятно неправильной формы.
У Августа вырвался испуганный возглас, и он заторопился к окну. Теперь они смотрели вместе, но молодой человек исчез. Они глядели на нетронутый снег.
— Это Штейн, молодой Штейн, — сказал Август. — Он носит Звезду Давида.
— Он пришел с кладбища, — заметила Люси.
— Там он похоронен, в дальнем конце, где еврейское кладбище, обособленное от остальных могил. Похоже, что там он был похоронен последним, когда его нашли… за домом.
Август рухнул в кресло возле балконной двери и обхватил голову руками.
— Он мне снится, — рассказывал он. — В кошмарах. Я вижу его на дорожке и бегу навстречу со словами: «Зайди, войди же…», но он отворачивается, потому что мой дом проклят. Вся моя жизнь, моя работа, моя страна, все проклято…
— Ты слышишь… стук? — спросила Люси. Голос ее стал очень низким.
— Да, — подтвердил Август. — И царапанье, и будто бы кто-то что-то грызет… крысы и мыши разгулялись в подвале…
— Ох, папа! — вскричала Люси, обнимая отца. — Все снова станет хорошо. Все будет хорошо. Завтра канун Рождества!
Она снова взглянула на заснеженный сад и вдруг вскрикнула. Теперь там стоял не молодой Штейн, а ее брат Джо. Он бросил снежок, который приземлился на балконе. В следующий миг показалась тетя Хельга, которая прогнала его. Люси поняла, что ее крик доконал папу, который не выносил громких звуков. Покачивая красивой головой, он вернулся за письменный стол. На сегодня урок литературы был окончен.
Куда же поставить рождественскую елку? В комнате с синими шторами на первом этаже печатала Вики, так что Гаральд установил елку в столовой. Тетя Хельга разогнала всех и принялась за дело.
Ближе к вечеру Люси сидела с матерью в комнате с пишущей машинкой, и к ним присоединился Джо. По случаю Рождества все нарядились. С Джо явно было что-то не то. Он подрос на два дюйма, лицо стало худым, он странно сжимал зубы, когда говорил. Взрослые в присутствии Люси употребляли словосочетание «пубертатный период», что вовсе не рассеивало подозрений сестры. Может, и пубертатный период, но явно и еще что-то. Вот он сидит с ними, немного похожий на Гаральда, и листает копии отцовских писем в Америку.
Они ожидали явления младенца Христа. Заглянул Гаральд. Забрал упакованные в оберточную бумагу подарки, чтобы положить под елку. А еще заставил всех искать ключи тети Хельги, которая перевернула весь дом вверх дном в поисках связки. И спросил, готовы ли их номера: и Люси, и Джо, как младшие, должны были читать вслух во время праздника.
— Тебе нечего бояться, — сказала мама, когда ушел Гаральд. — Я уверена, что вот Люси совсем не боится.
— Это я-то боюсь? — презрительно бросил Джо. — Бояться прочесть что-то этим вот…
Но тут ему стало стыдно, и он обнял маму. Теперь заглянула тетя Хельга:
— Вики… Вики… Ты должна помочь!
И шаловливо улыбнулась детям.
— А вы подождите, когда зазвонит маленький серебряный колокольчик.
Когда они остались одни, Джо вскочил на ноги и заявил:
— Мне всегда казалось, что для девчонки ты слишком бесчувственна и способна выдержать что угодно.
